Два солнца в моей реке - Наталия Михайловна Терентьева
Я сбоку взглянула на Эварса. Ведь я на самом деле совсем ничего про него не знаю. Руководствуюсь ощущениями и тем, что он сам рассказывает о себе. А разве не так происходит в большинстве случаев, если люди знакомятся случайно? Остается надеяться на свой разум и подсознание.
«Через шестьсот метров – резкий поворот налево», – предупредила меня навигатор, и мне послышалась скрытая насмешка. Да-да! Искусственный интеллект чувствует мою слабость и подсмеивается надо мной. Я ведь еду с неким иностранцем, с которым я по легкомыслию и безрассудству сблизилась, еду по городам и весям, показывать ему наше убожество и неубиваемую красоту нашей природы и древней архитектуры. А впрочем, я не знаю, что именно он хочет смотреть, о чем спрашивать – или выспрашивать. Он же пишет книгу – о нас. Говорит, что его тема – дериваты, а сам рвался поселиться в русскую семью. А я, глупая и не видящая дальше своего носа, хочу забыть Сашу и иду самым-самым-самым глупым путем, от которого всегда предостерегаю своих клиентов/пациентов/посетителей, особенно женского рода. Я ведь просто сапожница без сапог. Шью-шью другим людям обувку, перешиваю, чиню, подгоняю под размер, да вот только себе никак ничего толкового не сошью. Хожу босиком, спотыкаюсь голыми ногами, обдираю кожу, раню ноги, донашиваю старьё… Верю в то, что однажды придет прекрасная фея и подарит мне хрустальные башмачки.
– Осторожно! – Эварс крутанул мой руль, и сделал это ловко и вовремя, а иначе я бы врезалась в синюю машину без фар, которая ехала перед нами.
– Уф… Я давно не ездила ночью. – Я изо всех сил погудела машине, а ее водитель ответил мне тем же. Он не знает, что у него не включены фары, или не хочет их включать, и никакие мои замечания ему не нужны.
– Ты не виновата, Олга. Это особая манера вождения. Я читал, что в России водители не любят правила. Это обычно есть в Азия, Ближний Восток.
– Ну да… – Я с трудом перевела дух. – Мы же между Европой и Азией. И ни то, ни то. Хотим быть Европой, а по сути – азиаты. Ничего плохого в этом нет, просто признаться себе трудно.
– Прекрасно! – Эварс широко улыбнулся. – Это то, что я хотел!
– Что ты имеешь в виду? – слегка нахмурилась я.
– Разговаривать с русскими! Вы очень…сейчас… про-ти-во-ре-чив-ные.
– Противоречивые. Противоречие.
– Ммм… Против… речи?
– Да, корень «речь». Сначала говоришь, то есть «речёшь», а потом тут же говоришь совсем другое, то есть против, наоборот.
– Живое! Это очень живое! Ты такая живая! Настоящая русская!
– Не знаю, комплимент это или нет…
– Да, конечно!
«Вы приехали!» – обиженно заявила навигатор. Смешно. Искусственный интеллект развивается так быстро, мы совсем его не боимся – мы, обычные люди, не подозревающие о скорости его развития – вот я, к примеру, думаю, что ирония, обида, высокомерия навигатора – мои собственные выдумки. А я даже не знаю, каков алгоритм его самообучения, способен ли он слушать нашу речь, анализировать ее, менять свои интонации в соответствии с ситуацией? Почему запаниковали сотни специалистов, причастных к созданию искусственного интеллекта, и подписали петицию в отчаянной попытке остановить камень, катящийся с горы и могущий раздавить нас всех, написали, что в скором времени не мы будем контролировать развитие искусственного разума, а он будет решать, как нам жить? Может быть, ничего плохого в этом нет? Он не будет брать взятки, откаты, не будет подличать, издеваться, искать личную выгоду? Хотя это зависит от алгоритмов, заложенных в него человеком, бесконечно субъективным, слабым, зависимым от здоровья, личной жизни, наследственности, даже погоды.
– Какая неожиданная гостиница… – Я с сомнением смотрела на небольшое двухэтажное здание, наверное, бывший детский сад или ЖЭК, еле-еле освещенное двумя покосившимися тусклыми фонарями. – Ты уверен, что мы здесь остановимся?
– Я прочитал, что это самое… – Эварс быстро ткнул слово в словаре, – впе-чат-ляю-щее место в городе. Атмосферное!
Когда мы вошли в гостиницу, я поняла, почему Эварсу так понравилось ее описание.
– Нет, я здесь не остановлюсь.
– Но почему?
– Нет.
– Хорошо. Минуту, я сделаю несколько фото.
– Сто пятьдесят рублей фотография, серия – со скидкой, – подскочил к нам молодой, но уже очень сильно потрепанный жизнью менеджер, когда Эварс хотел сфотографироваться на фоне настенной живописи, топорно изображающей «ужасы» предыдущей исторической эпохи. Ужасы в стиле Босха, сдобренные площадным юмором и матерными надписями. Свальный грех в кабинете начальника под портретом одного вождя, изуверские пытки в натуральную величину, голые жирные девушки, повернувшиеся к нам татуированными соответствующей политической символикой задами, страстные поцелуи с престарелыми мужчинами еще одного советского вождя, некоторые из этих мужчин забыли одеться…
Эварс протянул бойкому менеджеру тысячную купюру, но не дал в руки, а попросил:
– Покажите… сколко…
Я видела, что мой друг забыл слово.
– Покажите прейскурант, – подсказала я.
– Ага! Щас! – Менеджер хмыкнул. – Все цены на сайте, сайт на профилактике. Платить будете?
Я поняла, что мы не впечатлили администратора, он решил, что мы просто хотим бесплатно сфотографироваться и уйти. На вид – небогатые, одеты неброско, не задиры, сдачи не дадим в случае чего, в ответ не пнем. Он ведь не такой хороший психолог, как я. Сходу не понял, не услышал акцент, не привык к иностранцам, не знает, что они выглядят по-разному. Просто хочет человек заработать пятьсот рублей. Или хотя бы сто пятьдесят. Вряд ли сегодня, в дождливый поздний вечер, сюда кто-то еще заглянет.
– Пойдем отсюда! – потянула я Эварса за рукав.
– Вот это всё очень плохая идея, – я обернулась к менеджеру. – Оскорбление исторической памяти.
– А так? – Он подошел к стене и ловко опустил большой тканевый баннер, на нем была девушка с косой, в сарафане, с умильной улыбкой и надписью «Моя Россия».
– Я сделал фото, – подмигнул мне Эварс. – Не волнуйся. – Он взял меня под руку, и мы вышли из этого душного, неправильного, странного места. – Я понимаю, это ваша история. Можно найти другой хотэл.
Отчего-то мне стало так тепло, хорошо, что-то пронеслось в воздухе – он понял то, чего я не сказала, услышал каким-то другим, внутренним слухом.
…Так никогда еще не было. Я такого о себе не помню. Я спокойная, порядочная женщина, я не страдаю нимфоманией, я не мечтаю с утра до вечера об интиме, я живу чувствами, не чисто платоническими, но у меня всё всегда идет от души. Почему тогда я соглашаюсь на такие юношеские безумства? Почему мне так хорошо с этим человеком, которого я почти не знаю? Почему я вдруг такая смелая, такая свободная, почему я ничего не стесняюсь? Почему мне не стыдно обниматься с ним в машине? Почему я разрешаю ему то, что с трудом разрешала Саше? Разве это нормально? Разве Мариша бы одобрила это? А что я знаю про свою сестру? Есть вещи, которые мы не должны знать друг о друге, но Мариша всегда всё спрашивает, даже то, о чем я совсем не хотела бы говорить. Она объясняет, что меня очень легко обмануть, даром что я психолог. Что во мне живет какой-то другой человек, возможно, наша тройняшка, которая ничего не понимает о самой себе и о тех, кто подходит ко мне слишком близко. Я понимаю, что Мариша видит во мне своего не рожденного пока ребенка и отдает мне всю нереализованную материнскую любовь.
Зачем я сейчас думаю о Марише? Понимаю – что-то не так, происходит что-то, чего не должно быть? А почему, собственно, не должно? Помогла мне моя правильность? С чем помогла? С кем? С мужем, который дождался возвращения первой жены и выставил мои вещи за дверь и никогда – никогда после этого! – не поинтересовался, как я живу? Я правильно выбрала этого мужа? С Сашей, мучающим себя и меня, не отпускающим меня и не принимающим никакого решения?
– Не надо думать… Иди ко мне…
Теплые, сильные руки Эварса притянули меня к себе, и я перестала думать о Саше, о Марише, о том, права ли я, или это все зря. Даже если я делаю сейчас ошибку, это моя ошибка. И мне кажется, что я не настолько глупа, чтобы не отличить настоящее от поддельного.
Гостиница, которую мы быстро нашли в Интернете, вторая из трех в этом городе, и в которой мы в результате
