Будет больно, моя девочка (СИ) - Мария Николаевна Высоцкая
Хаос лишь разрастается.
Смотрю на свои руки. Ладони вспотели. Сжимаю пальцы в кулаки и откидываюсь затылком на подголовник. Через два светофора будет перекресток. Там водитель свернет налево и въедет на территорию частной клиники.
Если бы я был обычным посетителем, в такое время внутрь меня никто бы уже не запустил.
Вылезаю из тачки. Поднимаюсь по ступенькам и попадаю в просторный холл. Администратор знает меня в лицо. И меня, и Марата. Мы бываем здесь как минимум раз в неделю. Но обычно чаще.
Киваю Дарье и захожу в лифт. Третий этаж. Длинный коридор. Белая, как и все здесь, дверь. Толкаю, переступаю порог.
В палате горит ночник. Писк аппаратов звучит уже обыденно. Последние два года точно. Поначалу я приходил сюда и постоянно ждал, когда Олька очнется. Искренне в это верил, несмотря на то, что врачи с самого начала поставили неутешительный диагноз.
Сейчас я уже ни во что не верю.
Придвигаю кресло ближе к больничной койке.
— Привет, — сжимаю Олькины пальцы, а потом откидываюсь на спинку кресла.
Четыре года прошло после той аварии. Столько же с момента, когда врачи сообщили, что Оля впала в кому. Ее мозг жив, но вероятность того, что она когда-нибудь придет в себя, ничтожно мала. Ее почти нет.
Сейчас процессы ее жизнедеятельности обеспечивают аппараты. Она с ног до головы утыкана трубочками. Кислород подается через маску, еда — через капельницы.
— Прости, что опоздал. Знаю-знаю, обещал приехать в девять. Облажался, — ухмыляюсь. — Ты уже привыкла, так что не дуйся. Марат тебе передавал привет. Прикинь, у него девушка появилась. Правда, я за эту девушку сегодня в табло получил, — растираю нижнюю губу. Кровь уже запеклась и образовала плотную корочку.
Бросаю взгляд на столик у окна. Там всегда стоит ваза с цветами. Мы приносим их в каждый свой визит. Меняем увядающий букет на свежий, но сегодня у меня даже это из башки выпало. А все из-за Панкратовой с ее пластырем и туфлями.
— Новая школа такой же отстой, как и предыдущие, ну, я тебе уже говорил, — отвлекаю себя же от своих же собственных мыслей про Панкратову. За последние дни ее стало слишком много. — Хотя Маратик, походу, уже нашел себе подружку. Блюстительница морали, блин.
Впиваюсь пальцами в ручки кресла, а потом резко поднимаюсь на ноги.
Прохожусь из угла в угол.
— Мать, кстати, закончила съемки очередного мыла для быдла и свалила на Мальдивы отдыхать. Перетрудилась, — сую руки в карманы. — Теперь я понимаю, почему ты раньше так на нее злилась. Почему скандалила… Ты просто хотела быть им нужной, — сажусь на подоконник. — Только правда в том, что ни ей, ни отцу никто не нужен. Только бабки. Абсолютная любовь.
Дверь в палату резко открывается. Стекаю с подоконника и сразу упираюсь в него кулаком.
Марат проходит вглубь палата, плотно закрыв перед этим дверь.
У него в руках букет, который он тут же ставит в вазу, а старый выбрасывает в ведро, спрятанное в шкаф. На меня не смотрит.
В палате повисает могильная тишина, которую нарушает разве что писк Олькиных аппаратов.
Маратик поправляет Ольге подушку, гладит по голове и присаживается на край кровати. Сжимает ее ладонь.
Чувствую себя здесь лишним. Устраивать разборки в этом месте даже я себе позволить не могу, поэтому мысленно прощаюсь с сестрой и ухожу.
На первый этаж спускаюсь по лестнице. Интересно, когда родители были здесь последний раз? Месяц назад, два, три?
После аварии отец подчистил абсолютно все, что мог, о случившемся. На первый взгляд, никакой аварии и не было. Как и нашей сестры в коме. Для всех, кто не живет внутри нашей семьи, Оля просто влюбилась и эмигрировала в Австралию. Тысячи километров. Другой континент.
Предкам так проще. Не нужно ни перед кем оправдываться. Не нужно копаться в причинах того, почему Оля связалась с плохой компанией. Не нужно думать, почему все закончилось именно так.
Отец через неделю после вердикта врачей улетел по работе почти на месяц. Мама ни на день не остановила съемки. Нам с Маратом было по тринадцать. Мы все понимали. Было мерзко. Одиноко. Тотальная беспомощность.
Никто не хотел говорить о произошедшем. И не говорит до сих пор.
Нет, между собой с братом мы все это миллион раз обсуждали, потому что никого родней просто не осталось. Да и не было.
А теперь у него появились секреты и своя жизнь, в которой для меня, походу, места с каждой секундой становится все меньше.
На улице сразу напарываюсь взглядом на нашу тачку. За рулем сидит Влад. Шаркая подошвами кроссовок по асфальту, иду туда. Открываю дверь и падаю в салон.
Влад сразу поворачивает голову, зажигает свет.
— Что за кошка между вами пробежала? Рассказывай.
— Все норм, — закрываю глаза, прижимаясь башкой к подголовнику.
— За что тебе прилетело сегодня?
— За дело, — бормочу, накрывая рукой глаза. — Разберемся.
Наверное. Наверное, разберемся…
* * *
Марат возвращается минут через двадцать.
Садится спереди. Молчание напрягает, как и вся атмосфера этого гребаного дня.
Влад пытается разрядить обстановку, пару раз шутит, но, въехав, что сегодня его оптимизм не сработает, замолкает.
Когда заезжаем в гараж, на телефон падает сообщение от Пономаревой.
Не читаю. Просто блокирую экран. Мельком, конечно, заметил, что она спрашивала о вечеринке, но намеренно игнорю. С каждым днем эта прилипчивая девка раздражает все больше. Ее больное стремление вечно быть на связи дико бесит. Как можно быть настолько тупой, чтобы не понимать очевидных вещей?
Мне на нее плевать, на эту долбаную школу плевать, и на всех, кто там есть, тоже, естественно. Она с чего-то решила, что мне интересны ее идеи, сплетни, она сама…
Влад глушит движок, и Маратик выпрыгивает из тачки, будто у него подгорает. Выхожу следом. Сталкиваемся почти лицом к лицу.
Убираю руки в карманы, наблюдая за тем, как быстро меняются эмоции на лице брата. А потом и вовсе смотрю ему в спину.
Марат отворачивается и чешет в дом. Иду туда же. Нам вроде как по пути.
Судя по шуму телевизора в гостиной, Реня смотрит очередную документалку.
— Привет, — присаживаюсь на ручку дивана, упираясь локтем в спинку.
Марат же, махнув Рене рукой, проходит гостиную насквозь не останавливаясь.
— Арсений, — Регина улыбается, — привет.
Пятнадцать лет назад мать наняла Реню к нам в качестве няни, но с нашим взрослением ее обязанности кардинально изменились. Теперь она кто-то вроде управляющей в доме. Это место, вообще, функционирует исключительно потому, что Регина
