Ирина Волчок - Будешь моей мамой
— Вот и хорошо, — тут же весело заявил Игорь Дмитриевич. — Значит, нет причин для тоски на свете. Ольга, вы мне поможете в гостиной уют создать, ладно? Тетя Марина весь день с Анной будет. Она там еще двух своих привела, они сегодня и готовят, и убирают.
— И я помогу! — Анна, по обыкновению, размахивала руками, и Ольга едва успела подхватить падающую чашку. — Мы вместе с Оленькой будем уют создавать. Мы умеем уют создавать. Да, Оленька?
— Конечно. — Ольга вытерла салфеткой лужу молока с клеенки. — Что другое — это еще можно поспорить, а уж уют-то ты всегда сумеешь создать.
Игорь Дмитриевич засмеялся, следя за ней веселыми и немножко хитрыми глазами, и Ольге почему-то опять стало тревожно от этого взгляда. Наверняка он что-то замышляет. Хозяйка приема! Зачем ему? Нужна хозяйка — не надо было с женой разводиться.
Настроение у Ольги совсем испортилось.
И она совсем упала духом, когда отыскала наконец в одном из ящиков шкафа то «серебряное платье», о котором вспомнила Анна, — хламиду, которую Галка чуть не со скандалом всучила ей перед отъездом в деревню. Тогда Ольга даже не вынула платье из пакета — носить-то все равно не собиралась. Да и не любила она всю эту гуманитарную помощь…
Платье оказалось совершенно новым и очень красивым… само по себе, если не иметь в виду, что его надевать надо. Ольга сроду такие вещи не носила. Даже не представляла, куда в таком платье можно пойти. И совсем не была уверена, что это можно считать вечерним туалетом, — слишком глубокий вырез «маечкой», слишком широкий клеш прямо от выреза, да и коротковато — даже колени не закрывает.
— Класс! — Игорь Дмитриевич окинул ее откровенно восхищенным и опять каким-то хитрым взглядом. — А туфли-то! Прямо как специально для этого платья сделаны. Я так и думал… — Он запнулся.
— Что вы думали? — подозрительно поинтересовалась Ольга.
— Что вам абсолютно все идет, — быстро нашелся он. — А украшения вы не носите?
— Ношу. — Она напялила черные очки. — Вот мое любимое украшение. Подходит к случаю?
Он задумчиво смотрел на нее, улыбаясь, щурил хитрые глаза, а потом выдал:
— Пожалуй, подходит. Пожалуй, это будет еще лучше, чем я думал…
— Что вы думали? — совсем затревожилась Ольга. — Игорь Дмитриевич, если вы что-то планируете с моим участием, то, может, мне лучше об этом заранее знать?
Он опять заулыбался и пожал плечами:
— Вечер. Вечер отдыха — и все.
…Как же, вечер отдыха. Может, для кого-то это безобразие и в самом деле отдых… Вон как они ржут, наверняка в доме слышно. Пойти, что ли, посмотреть, как там Чижик?
Ольга потихоньку отошла от столов, двинулась от дерева к дереву, машинально улыбаясь встречным-поперечным и отвечая «нет, спасибо» на все предложения, даже не вникая в их суть. Да какая разница, в самом деле… Наверное, все то же самое: не хочет ли она шампанского, не желает ли потанцевать и снять черные очки… Черт, кажется, этот белобрысый спросил, нравится ли ей нынешнее общество. А она, кажется, ответила: «Нет, спасибо»…
Белобрысый смеялся, сверкая очень белыми на загорелом лице зубами, заглядывая ей в лицо веселыми светло-серыми глазами. Где-то она его видела. Жаль, так и не научилась лица запоминать. Ну, пусть еще что-нибудь скажет.
— Вы меня не помните? — Белобрысый опять засмеялся.
И она тут же вспомнила. Это тот самый Саша Большой, которого она приняла за Серебряного в свой первый визит. Серая Личность. Нет, сейчас эта личность вполне загорелая, да и одет вовсе не в серое, а в довольно яркие бежевые, почти рыжие, брюки и коричневую рубаху с короткими рукавами. Все здесь одеты довольно ярко и не слишком официально. Это она одна сегодня серая личность.
— Ольга, у вас потрясающее платье, — весело продолжал Саша Большой. — То есть я в этом, конечно, ничего не понимаю… Я думаю, это платье потрясающее потому, что безумно вам идет. Вы опять очки не снимаете… А солнце, между прочим, уже садится. Куда это вы от гостей сбегаете?
— Я не сбегаю, — скрывая недовольство, буркнула Ольга. — Я на минутку. Чижик там одна. Вернее, с Мариной Владимировной, но… Я просто посмотреть хотела, как там что.
— Там все хорошо, — уверенно произнес Большой. — Ольга, что вы все время убегаете? Четвертый раз за три часа… О вас все спрашивают. Народ умирает от любопытства.
Это она и сама заметила. Если бы народ так откровенно не умирал от любопытства, она, возможно, и не пыталась бы смыться в четвертый раз за три часа. Неужели только три часа прошло? Ей казалось, что этот шабаш продолжается минимум сутки. Сначала вся толпа в гостиной роилась, потом утомительно долго все сидели за столами, накрытыми в саду за домом, а теперь расползлись группками по всему саду и делают что кому нравится — в карты играют, анекдоты травят, танцуют на пятачке возле бассейна… И ужасно шумят. В доме, наверное, все слышно.
— Вы со мной не потанцуете? — спросил Большой и взял ее за руку. — Вы сегодня королева бала, а ни разу не танцевали.
— Нет, спасибо. — Ольга отступила на шаг. — Я совершенно не умею танцевать. И я не королева бала. Король бала — Игорь Дмитриевич.
— Это верно. — Большой оглянулся на толпу, окружавшую хозяина дома. Толпа ржала, что-то восторженно галдела и заглядывала хозяину в глаза. — Игорь Дмитриевич всегда король бала. Душа общества. Вы не представляете, Ольга, до чего хорошо это у некоторых получается — всегда быть в центре внимания. У него просто талант.
— Представляю. — Она холодно разглядывала это, с позволения сказать, общество с этой его душой. — Вы, Александр, не представляете, до чего хорошо я это представляю… Я все-таки к Чижику зайду. Мало ли что…
Ольга отвернулась и торопливо пошла, пока он не успел ее остановить. Душа общества! Что ж тут не представлять… Григорий был такой же душой любого общества. Король бала. Правда, она ни разу не бывала ни в его обществе, ни на его балах. Зачем она здесь?
Ольга свернула на тропинку, которая, петляя между деревьями, огибала открытое пространство заднего двора, сбросила туфли и, неся их в руке, почти побежала к дому. Хорошо бы ее никто не заметил. Устала она. И пятьсот баксов — не такие уж сумасшедшие деньги за такую поганую работу…
Ольга наступила босой ступней на какой-то острый сучок, чертыхнулась про себя и остановилась, пытаясь рассмотреть, поранила пятку или нет. И тут музыка вдруг смолкла, гомон толпы вокруг короля бала сюда почти не доносился, и Ольга совершенно отчетливо услышала негромкие голоса, доносящиеся из увитой хмелем беседки.
— Вон она идет. — Женский голос был полон недоброжелательности. — За деревьями прячется. В дом опять бежит. Что она все время в дом бегает?
