Аликс де л'Эн - Бестолковая святая

После обеда — семейство Перес Агилар в мгновение ока умяло три кило парного мяса (Господь милосердный, как ужасно они, должно быть, голодали!) — я решила сходить в магазин, чтобы кое-что докупить, и захватила с собой Жермену. Консуэло была права: набитые губчатой резиной матрасы и складные чехлы для одежды, принесенные нами из подвала, оказались «маловати» (она произнесла «плоховато», но я-то поняла правильно). Нужно сразу предоставить гостям все необходимое. Меня совершенно не раздражали повелительные нотки в голосе беженки: она в изгнании, на ней семья, вот и приходится показывать зубы. Жизненная стойкость Консуэло делала ей честь.

В машине, на обратном пути, я спросила у Жермены, что ей известно о причинах, заставивших Пересов бежать из Колумбии.

— Ты ведь знаешь, дорогая, что я не говорю ни по-английски, ни по-испански. И вообще не считаю возможным задавать слишком много вопросов. Если изгнанники сами захотят рассказать — хорошо, но мы не дознаватели. Я полностью доверяю руководителям moi-drug-bezhenets.com, они когда-то работали в «Католическом содействии». Они лучшие из лучших. — Жермена издала довольный смешок, но тут же чуть разочарованно вздохнула. — Думаю, эту семью, как и многих других колумбийцев, преследовал ВРФК[33], ну, те крестьяне, что взялись за оружие и двадцать лет пытаются захватить власть. Берут заложников, устраивают публичные казни. От них чего угодно можно ожидать.

Меня передернуло от ужаса.

Дома меня ждало множество сюрпризов. Рамон с женой передвинули всю мебель в гостиной — чтобы спать головой в сторону родины, объяснили они по-английски, растрогав меня до слез. Куда менее трогательным выглядело отношение Консуэло к черно-белым снимкам Сэмюэла Беккета — она завесила их пестрыми платками, пояснив: «Они ужасные, дети очень пугаться». Я смолчала. А вдруг одухотворенное лицо великого человека напомнило им кого-нибудь из мучителей?

Пес Прут был обмотан скотчем — идея малыша Адольфо, во все горло хохотавшего над своей удачной шуткой. Я освободила таксу, благодаря небеса за то, что Поль задержался в колледже.

Из моего кабинета неслись странные звуки — то ли кто-то неумело дул в трубу, то ли кого-то истязали. Я в ужасе повернулась к Рамону, но он успокаивающе поднял руку и произнес одно слово:

— Саквебута.

Саквебута? Что бы это могло быть? Ритуал американских индейцев? Я подумала о шаманизме. О жертвоприношениях. О ритуальных надрезах на коже. И ринулась в кабинет.

Красавица Жозефина никак не отреагировала на мое появление. Во рту у нее был мундштук неопознанного духового инструмента из помятой латуни. На пюпитре стояли ноты.

— Это и есть саквебута, Полин, — негромко произнесла у меня за спиной Жермена. — Средневековый инструмент, род волынки. Вернее, примитивный тромбон. Я посмотрела в энциклопедии, когда впервые услышала, как девочка играет. У нее очень хорошо получается. Туго приходится, если инструмент попадает в руки к ее брату.

Не успела я перевести дух, как в дверь позвонили. Наверное, доставка из магазина, быстро они. На всякий случай я посмотрела в глазок: вооруженные до зубов бандиты могли выследить семейство Перес Агилар.

Передо мной маячило знакомое лицо.

От удивления я чуть на пол не села.

Мари-Анник Орман.

Моя мать.

День двадцать первый

Не будь слишком строг, и не выставляй себя слишком мудрым; зачем тебе губить себя?

Встречаться в бистро у собственного дома в половине восьмого утра — вовсе не наша семейная традиция, но сегодня после бессонной ночи, когда Пьер предложил мне смыться и «подбить бабки в «Бальто»», я по глухой ярости в его голосе поняла, что лучше не возражать.

Сон не нарушил мой биоритм, я пребывала в боевой готовности и была вполне живенькой, как в десять вечера. Трое помятых типов у стойки успели заказать выпивку, я подумывала о бутылке белого, но Пьер, не интересуясь моим мнением, попросил у официанта два двойных кофе со сливками. Мы сели за круглый столик. Рекламный проспект под стеклом призывал «звонить чаще благодаря 10-Телеком», но ни один из нас не испытывал желания первым брать слово и вспоминать вчерашний вечер. Я макала разбухший круассан в пиалу, прокручивая в голове давешние события.

Появление мамы.

Свалиться как снег на голову — совершенно в ее духе. Выглядела она отлично: свежая, румяная, стройная, как девочка, в стильных джинсах и «конверсах» на босу ногу. Ее шестидесяти ей никто не давал, максимум сорок. Я подозревала, что прохожие на улице принимали меня за ее старшую сестру. При этом Мари-Анник ничем не напоминала жалостных старушонок с лицами, готовыми треснуть от ботокса. Секрет ее молодости заключался в одном слове: вдовство.

После того как мой отец погиб в автомобильной аварии, возвращаясь 1 апреля на служебной машине с прощального ужина по случаю выхода на пенсию, мы с матерью полгода пребывали в полной прострации и только потом оценили последнюю шуточку папы, имевшего репутацию эксцентричного хохмача. Я вышла из депрессии, подарив Полю младшую сестричку, мама же двинулась в противоположном направлении: она выключилась из семейной жизни, как другие выключаются из общественной после тяжелого удара судьбы, чтобы потом начать все с чистого листа.

Мама испытала шок, осознав, что у нее впереди еще как минимум лет двадцать пять жизни, ведь главным для нее всегда были муж и единственная дочь… ну, и ученики, которых она с завидным упорством пыталась научить основам греческого и латыни. Я выросла, была хорошо «пристроена» и вполне могла без нее обойтись. Мама же не успела вкусить прелестей свободной жизни, поскольку вышла замуж в двадцать два и глубоко беременной. Говорят, чем счастливее люди в браке, тем скорее они вступают в новый союз, потеряв свою половину. Мари-Анник Орман повела себя совсем иначе: у нее был счастливый тридцатилетний брак, жили они с папой весело и в полном согласии, так что рисковать вслепую она не собиралась. Образцовая супруга Мари-Анник Орман решила отомстить судьбе и оттянуться по полной программе.

Мы с Пьером стали свидетелями маминого преображения. Для начала она добилась от Министерства образования права на досрочную пенсию. Похудела, стала одеваться по последнему писку моды, снова начала курить и бегать по вечеринкам с танцами для состоятельных холостяков. Она имела большой успех, но вежливо отклонила все предложения о замужестве: «Доченька, судьба отняла у меня твоего отца, но избавила от проблем, связанных с его простатой, и я не имею ни малейшего желания до конца дней менять мочеприемники едва знакомому человеку». Непринужденная, кокетливая, она порхала по жизни пять лет, а потом заявила, что ей «осточертело общество людей, которые только тем и занимаются, что играют в бридж и сравнивают размер и форму зубных протезов. Да и вообще, бридж в принципе неинтересен». Проблему решил ее обожаемый внук: он отправил бабушку в Интернет, на сайт знакомств.