Заложница. Теперь ты моя - Филиппа Фелье
Машина глотает километры, как хищный зверь свою добычу. Каждый километр — это гвоздь в крышку грома моих надежд и мечтаний. Я чувствую, как они уходят, рассеиваясь в пыли дорог, как призрак, вместе с Итаном. Вместе с моей жизнью, вместе с тем, что делало меня мной.
«Итан» — мысленно произношу его имя, шепчу его ветру, надеясь, что он почувствует, что я думаю о нем каждую секунду.
Смит хмурится. Я вижу это краем глаза. Он считает меня слабой, сломленной. Он думает, что спас меня. Не понимает, что для меня спасение — это быть рядом с Итаном, даже если это означает борьбу.
Закрываю глаза, пытаюсь удержать в памяти образ: его улыбку, его добрые глаза, его мягкий голос. Каждый миг, проведенный с ним — драгоценность, которую я буду хранить в своем сердце до последнего вздоха. И никто не сможет отнять у меня эти воспоминания. Они — моя крепость, моя защита, моя истинная реальность.
Открываю глаза и вижу заходящее солнце. Оно окрашивает небо в баргяные и фиолетовые тона, словно пытаясь заглушить серые оттенки моей души. Но даже эта красота не может утешить меня. Я еду дальше. В никуда. В мир, где нет и не будет Итана, и где я, кажется, уже не существую.
— Ты встретишь хорошего парня, Эми и будешь вспоминать свое нынешнее поведение, как самый глупый поступок. — Пытается успокоить меня дядя, но только делает больнее. — Все будет хорошо. Все наладится, милая.
«Наладится». — шепчу одними губами, обращаясь скорее к себе, чем к нему. Как может что-то наладиться, когда сердце вырвано из груди и выброшено на обочину? Как может наладиться мир, потерявший свои краски и звуки? Как может наладиться жизнь, лишенная смысла?
Неотрывно смотрю на умирающее солнце и кажется, что вместе с ним умираю я сама.
Слезы высохли, оставив лишь соленый след на щеках и жгучую пустоту внутри. Я смотрю в окно, на проносящиеся мимо поля и леса, и вижу лишь отражение пустых глаз, которые раньше принадлежали мне. Кажется, я растворяюсь в этой бесконечной дороге, становлюсь призраком, тенью самой себя.
Дядя Смит молчит, видимо, решив, что лучше оставить меня в покое. Он, наверное, думает, что тишина исцеляет. Но он ошибается. Тишина убивает медленнее, но вернее.
В мыслях лишь одно — Итан уехал. Наверняка не без угроз Смита — это я понимаю. Не могу перестать повторять его имя. Итан. Итан, Итан! Может быть, если я буду думать о нем достаточно сильно, он услышит меня? Вернется? Глупая надежда, знаю. Но я цепляюсь за нее, как утопающий за соломинку. Ведь если я потеряю эту надежду, то мне больше не за что будет держаться. Тогда все, что я пережила будет напрасно.
Солнце окончательно скрылось за горизонтом, погружая мир в темноту. В машине стало зябко. Я поежилась и отвернулась от окна. Яркий свет фар разрезал тьму как нож мягкое масло. Вдоль дороги заплясали тени. Тени моего прошлого, настоящего и будущего. Тени, в которых больше нет Итана. Тени, которые будут преследовать меня и от которых я никогда не смогу убежать.
Внезапно меня замутило.
— Стой, — мой голос слабый и хриплый, дядя не сразу понял, что я обращаюсь к нему, — остановись, меня сейчас вырвет!
Мы съезжаем на обочину, я вылетаю из машины и выдаю содержимое желудка за ближайшим заснеженным кустом. За сегодняшний день меня стошнило уже дважды. Это нервное или я чем-то отравилась? Никогда не страдала расстройством желудка. Мерзкое ощущение.
«Стоп! А когда у меня были месячные?» — по коже под курткой проходит озноб.
— Ты в порядке? — дядя обеспокоенно смотрит на меня.
— Да. Наверное, перенервничала или съела что-то не то. — Отмахиваюсь и возвращаюсь в теплый салон автомобиля. Я не скажу ему. Никому не скажу. Никому.
Глава 29
Итан
Четыре стены с невзрачными серыми обоями, кровать и стол — все, что окружает меня последние несколько дней. Серый цвет полностью соответствует моему настроению и состоянию. Я почти не ем, много сплю и беспробудно пью, в попытке заглушить давящую боль в груди, но это не помогает.
Тоска теперь мой вечный верный спутник. На протяжении недели лишь она составляет мне компанию одинокими днями и ночами.
Мне страшно выйти за дверь арендованной на подставное имя квартиры. Безусловно, я не хочу быть арестован, но дело не в этом. Больше всего я боюсь, что первым моим поступком будет найти ее, встретиться. Увидеть Эми хотя бы издали. Знать, что у нее все хорошо.
Мой родной город кажется чужим, чуждым и холодным. Хотя я почти не выглядываю в окно, я прекрасно знаю, что там происходит: жизнь идет своим чередом. Люди ходят на работу, гуляют с собаками, покупают продукты, радуются последним выходным праздничным дням, любят.
Любят. Дарят и получают любовь. Делают то, чего я лишился. То, чего я не заслуживаю.
Тоска сжимает грудь, но я не жалею себя. Нет.
Я мечтаю о ней. Но нельзя поддаваться самообману. После того, что я сделал с Эми, после насилия и боли, что я ей причинил, как я посмею взглянуть в милое лицо? Как могу надеяться на любовь?
Тряхнул головой, отгоняя мысли, которые никак не желали покидать мой дурной мозг, и прошлепал босыми ногами в ванную.
Из зеркала на меня смотрел внезапно постаревший, лохматый и заросший мужчина. Я сам на себя не похож. А на кого я похож? На чудовище. Монстра, который изнасиловал ни в чем невиновную девушку, подставил друга и теперь вынужден скрываться от властей.
Болезненный смех искривляет губы в зверином оскале. Я ненавижу себя.
Не уверен, что Смит подаст на меня заявление. Если он захочет, его люди найдут меня и привезут к нему. Всю неделю я живу в ожидании этого. Ожидание — злейший враг, жестокий и беспощадный, вытягивающий душу. Хотя, моя душа осталась там, в доме посреди полей, рядом с Эми. Там, где казалось, что, между нами, что-то есть. Где казалось, что мы можем быть счастливы.
Вот, снова думаю о ней.
Пожалуй, пора покинуть город. Забрать свою тьму с собой и убраться подальше. Не знаю куда. Может на Аляску. К холоду. Такому же, как в моей душе.
Но перед этим стоит проведать Рэда.
Я знаю, что он приходит в себя в больнице и сегодня день его выписки. Травмы, которые он получил, оказались не серьезными. Они никак
