Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина
— Дом? — переспрашиваю, с трудом вникая в суть того, что она сейчас сказала. — Чей?
— Ты выиграл, Велихов. Я признаю поражение. Еще вопросы?
Чего-чего? По-моему, слишком просто и очень быстро. Я не готов к победе. Ни тебе банкета, ни торжественного вручения красного диплома по случаю отличного окончания кулинарных курсов, ни любезных поздравлений умиляющихся победой сЫночки родителей, ни злобных перешептываний оставленных позади себя завидующих конкурентов — короче, ни хрена! Так что:
— Не помню, чтобы был заключительный турнир, например, или чемпионат, или хотя бы выпускной экзамен. Всего лишь месяц с небольшим прошел, а ты шустро присуждаешь мне победу? Тузик, ты не заболела? Или «чего-чего»? Еще доходчивее мысль преподнести свою? Это значит, что я громко протестую и желаю посмотреть на выставленные в твои журналы свои текущие оценки. Я, кажется, по взбиванию сливок практику не сдал, а на бисквитах я вообще на вынужденных заседаниях гулял…
— Все честно, Велихов, не ищи тайный смысл там, где его нет. Ты настроился на выигрыш, ты получил медаль, а я…
— Напомни, кто в большем выигрыше от того, что первое место мне сейчас любезно присуждено. Ты подтасовала результат, хитромудрая Смирнова?
— Увы, а это коллективное решение. Вот, — сует под нос мне альбомный лист с какими-то таблицами, цифрами и фразами, написанными на каком-то странном языке, — протокол, а там внизу три подписи. Моя…
— Это я сразу узнал, могла бы и не уточнять. Та-а-ак! — вглядываюсь и вчитываюсь, с трудом разбирая женские закорючки, выступающие автографами трех баб, с которыми я давно, в силу родственной составляющей и близких связей папочки, знаком. — Твоя сестра отметилась и подсуетилась — все ясно и понятно и… Морозова? Я думал, что у Шнурка давным-давно фамилия другая. Что так?
— Она разведена, — отвечает.
Ну, ты подумай! Никому, похоже, в этой жизни не везет.
— И все же…
— Ты принят, Велихов. Но…
Итить… Опять, похоже, начинается!
— Внимательно! — откидываю бумагу на стол и выставляю руки себя на пояс.
— Санитарная книжка и заслуженное официальное трудоустройство. Мне не нужны проблемы с государством, которое потом пришьет почти бесплатную работу непрофессионального батрака. Я не…
Твою мать! Медицинское освидетельствование?
«Какой удар! Под дых и в пах?» — я мог подумать про себя, если бы заранее не предусмотрел естественное развитие событий.
— Все есть, Смирнова. Об этом не переживай!
И да! Я вот точно кое-что подтасовал.
— Ты просил выходные и пятничный вечер? — задумчиво отмечает для себя.
— Все так, — киваю, не сводя с ее опущенной макушки глаз. — Поздравить не желаешь? Кислятина и скука. Такое впечатление, что моя победа не принесла тебе услады? Я прав?
— Хочу посмотреть комнату, в которой буду жить. М?
— Предлагаю иной вариант, — сажусь на рядом стоящий с Тонькой стул.
— Финансово не потяну, — тут же отрезает.
— Мы не будем жить в одной квартире, — понижаю голос до угрожающего и предупреждающего собеседника о том, что кому-то следует в претензиях шустро отвернуть и отойти назад. — Что за странные желания и любезные предложения, которые я не принимаю? Подачки от девицы, которая меня совсем не интересует? И вообще…
В памяти всплывает четко и довольно быстро университетская общага и поочередное спаньё на полуторной кроватке со скрипящей проржавевшей в отдельных кольцах пружинной сеткой, на которой прикольно было трахать неуспевающих студенток, предоставляющих себя лишь по доброте душевной, а не корысти ради в виде списанного реферата или подготовки к семинару по Римскому праву. Она мне предлагает ту же лабуду? Это как-то…
«Аморально!» — это сейчас мой всхлипывающий воспаленный разум прошептал?
— Мы обговорили это раньше. Ты не возражал…
— Я передумал — имею право. Нет!
Смирнова поднимает голову и плотоядно улыбается.
— Хорошо. Значит, ты проиграл…
— Ни хрена не значит! Победа есть победа. Ваши как будто детские корявые подписи все точно подтверждают. Подними бумажку, Тузик, которую ты состряпала, я так полагаю, часа два назад.
— Боишься, что с членом, — кивает вниз, но, твою мать, в том самом направлении точно, нисколечко не ошибаясь, попадает, — не совладаешь?
«Ты жив, малыш-завоеватель непокорных теток?» — ментальным образом общаюсь с ним. — «У-и-и-и-и… Отлично. Зайду попозже. Спи и не возникай! Не тот клиент, а я не в форме… До новых встреч! Спокойной ночи!».
— Нет.
— Комната с замком?
— Нет.
— Придется врезать, — дебильным тоном, почти задроченно волшебным тоном, продолжает.
По-моему, я ее могу сейчас прибить?
— Нет, — щелкаю перед ее носом пальцами. — Не слышно, Ния?
— Нет.
Узнаю разлюбезную козявку, присевшую на своего любимого коня. Лихая гусар-девица младшая Смирнова, с которой разговор короткий, как высушенным горохом да о глухую стену — все без толку. Вот же…
— Что скажет твой отец, когда будет твои вещи ко мне таскать, например?
— Я совершеннолетняя, Петруччио. Мне одобрение отца или матери уже как десять лет не нужно. Ты или забыл, или просчитался, или тупо перепутал… Силенки, бедненький, не рассчитал?
— Я не один.
— С женщиной встречаешься?
— Обижаешь, Ния! — немного отстраняюсь от нее и еложу задницей по клеенчатой обивке стула.
— Все-таки один! Значит, лжешь про статус?
— Теперь вот грубо оскорбляешь! — парирую и издеваюсь.
Она не залезет в дом ко мне. Никогда! По крайней мере, при моем здоровье и долгой, безоблачной, счастливой жизни, мелкая нога Смирновой не переступит порог святая святых. Там однозначно все мое! Таким, надеюсь, и останется и после моей кончины. И что за глупые желания и дебильные условия? У нее проблемы с личной жизнью, решила за мой счет бесплатно разрулить, не прикладывая особых усилий? Ей нужен парень? Пусть выйдет в поле, гаркнет, взвизгнет, кинет клич, сиськи проезжающим покажет, так, глядишь, подходящую кандидатуру для себя найдет. С такой игривой внешностью и пусть небольшим, но все же капиталом, отбоя от желающих ее холопов у мелюзги точняком не будет. Готов забиться и… Ей вынужденное пари, что ли, предложить?
— Мы взрослые разнополые люди…
