Небо над океаном (СИ) - Марина Владимирова-Бойко
Но вещи становились очевидными. Она, дом, Джексон. Нет, это еще не все, есть еще его отец к которому она ушла, бросив нас. Голова шла кругом, комната вращалась вокруг меня, я не знала, как остановить эту карусель.
— Ты чего застыла? Бледная стала, будто привидение увидела. — Джексон появился в гостиной с двумя кружками от которых исходила тонкая ароматная дымка. Чай с лимоном, медом и корицей. Моя мама любит чай с корицей…
«Хуже. Я увидела в твоем доме свою родную мать. Теперь она жила с твоим отцом, а я играла в твоей группе. Получается какая-то замкнутая окружность», — подумала об этом, услышав его вопрос.
— Пожалуй, я пойду. Знаешь, у меня появились очень срочные дела.
— Я тебе сейчас пойду! Помнишь, ты мне должна? — он протянул мне чашку с ароматным чаем. — Так что гоу хоум. Моя комната на втором этаже.
Не знала, как мне сбежать из этого дома, из этой красивой гостиной, где так пахнет корицей. Я же мечтала с ней поговорить, увидеться снова. А увидев ее — слова рассыпались на мелкие осколки.
Поднимаясь вверх по ступенькам думала о том, что теперь она его мама. Его! Эта мысль, как острая спица, которой тыкали меня в бок. Мои глаза наполнялись слезами. Это так больно. Больнее, чем ангина, чем острый бронхит.
Джексон, я должна тебя ненавидеть, должна презирать тебя, а я ничего не испытывала, мне до сих пор хотелось подпевать твою песню. Про лето, про джинсы, про длинные ночи под луной.
Главное не расплакаться, главное не разреветься, Джексон не должен видеть моих слез. Пытаться улыбнуться в такой ситуации бессмысленно, от этой мысли становилось даже как-то смешно.
Его большая, как две моих комната напоминала Парус. Только вместо удобного дивана была большая кровать, на которую он скинул свою кожанку. Окна плотно зашторены, небольшой аквариум, в котором наверное никогда не было рыбок, а если были то очень давно. На письменном столе фото в рамке с отцом. У его отца в руках клюшка, на голове шлем, такие носят хоккеисты, а еще белоснежная, широкая улыбка. Я подумала о том, что у него ни одного выбитого зуба, ведь он же хоккеист и снова словила себя на мысли, что не о том думала.
При других обстоятельствах я бы уже плавала в розовых облаках и чувствовала себя, как пломбир на раскаленном солнце. Все потому что находилась в комнате самого популярного парня в нашей школе. Такая честь не выпадала даже самой Лебедевой. Продолжала бы таять, от того, что Джексон пригласил к себе, от того, что его рука была в моей руке и я не хотела, чтобы он ее отпускал.
Меня бросало в дрожь, старалась не смотреть в его сторону, потому что было не по себе от происходящего.
Он поставил чай на стол, а сам подошел к окну. Отодвинул плотную штору.
— Наконец-то уехала истеричка.
— Не нужно ее так называть.
— Ты просто не знаешь, какая она, — он отошел от окна, сделал шаг навстречу мне.
Я хотела сказать, что знала! Знала, какая она, но осеклась. Добрая, ласковая и самая родная.
— Сейчас попьем чай и пойдем репетировать. Хочешь послушать, какой кусь я придумал?
Я кивнула, сделала несколько глотков чая, а перед глазами все равно стояла мама. Интересно, она заходила к нему в комнату, желала доброй ночи перед сном? Она готовила ему свои фирменные бутерброды с сырно-огуречной намазкой и помидорами. Она делала с ним уроки, ходила ли в парк?
Голова шла кругом, я не могла думать о музыке. Я не могла думать ни о чем.
— Вкусный чай, — я сделала еще несколько глотков.
Джексон подошел еще ближе. Шаг за шагом. Он подошел так близко, что его губы почти соприкасались с моими. Его сильные руки легли мне на плечи.
— Ты чего дрожишь волчонок?
— Я?
— Кроме нас тут больше никого нет. Были еще рыбки, но они давно сдохли.
— Просто что-то не хорошо себя чувствую.
Джексон обнял меня. Сильно прижал к себе. Я слышала, как бьется его сердце и мне стало немного спокойней. Нерешительно дотронулась ладонью до его руки.
— Не дрейфь волчонок. Мы обязательно сыграем в Альбионе по высшему разряду. А еще ты обязательно выиграешь конкурс. Зуб даю…
***
Наверное, я бы могла простоять так целую вечность, слушая, как бьется его сердце. Наверное, мне нужно было бежать от него, из этого дома как можно дальше, чтобы сверкали пятки, но казалось, что это невозможно. Меня тянуло к Джексону с невероятной силой. Если честно я не думала, что так не бывает. Почему я хочу, чтобы он был рядом, когда я должна его ненавидеть. Сколько раз я повторяла себе эту фразу. Все бесполезно, все равно что плюнуть против ветра.
Я быстро отстранилась. Уперлась спиной о дверной косяк и боялась взглянуть на него.
— Лан, погнали репетировать. Что-то ты перепуганная какая-то.
А дальше мы репетировали, будто ничего не произошло. Я слушала его затаив дыхание. Когда он рядом — это лучшее, что происходило со мной. Я подперла голову рукой и с воодушевлением слушала, как оглушительные басы разрывают его огромную гостиную.
Бабуля говорила, что у меня этих женихов будет вагон и маленькая тележка. Но когда я встречу своего единственного — сразу пойму. Вагона не было и маленькой тележки тоже. Была всегда учеба, музыка до остального как-то руки не доходили. А теперь я не понимала, что происходило. Только сердце билось сильнее, когда я видела его. Когда он улыбался своей удивительной улыбкой, когда смотрела в его голубые глаза.
Джексон отвез меня домой, когда на часах было половина десятого. В ушах звенело от сильного ветра, в мыслях было совсем что-то непонятное. Наверное, я слишком устала, сил осталось лишь на то, чтобы лечь в кровать и накрыться теплым одеялом.
— На завтра какие планы? — просил, когда мы остановились.
Джексон снял шлем и перевел взгляд на меня.
Я засунула руки поглубже в карманы и пожала плечами.
— Камон на каток. Завтра обещают собачий холод. Так что все равно, где мерзнуть.
Я кивнула и забежала во двор. Лишь когда переступила порог своего дома почувствовала, как напряжение спало с плеч. Я не знала, как
