Небо над океаном (СИ) - Марина Владимирова-Бойко

Марина Владимирова-Бойко

Небо над океаном

Пролог

— Какая ночь, а? — сказал он.

Легкий ветер играл моими волосами, я сильнее прижалась к его сильному плечу и посмотрела в темно-синее небо. Он снял джинсовку, накинул мне на плечи, сильнее обнял.

— Столько звезд… Их же можно зачерпнуть ладонью и высыпать, как золотую пыльцу.

— Ты бы классно выглядела, осыпанная звездами.

А потом между нами повисло молчание. Долгое, тягостное. Как начать разговор? Как подобрать нужные слова? Не знаю… Но он должен об этом знать, хоть об этом так сложно говорить.

— Ты грустишь?

— Нет.

— Тогда что случилось?

— Я уезжаю, — наконец решилась сказать.

— Надолго? — легко спросил он.

— Навсегда.

Он слегка отстранился. Затем сжал мою ладонь в своей.

— Я поеду с тобой.

Посмотрела в его удивительные глаза и не могла сказать также.

— Хочешь, сбежим?

— Куда?

— С тобой хоть на край света.

— Это невозможно, — отрицательно закачала головой. — Ты же знаешь почему.

— Нет ничего невозможного.

— Есть.

Он молчал. Отпустил мою руку, посмотрел на меня так… До дрожи в коленях. И словно все звезды, которые сияли над нами еще мгновение назад, погасли. И уже не засияют, как прежде, для нас.

— Значит, это — наш последний вечер, — его голос вдруг показался жестким.

Я вглядывалась в его глаза, в груди нарастала боль, сердце колотилось, как бешенное. Больше всего на свете я не хотела с ним расставаться. Больше всего на свете…

— Да, — прозвучал мой тихий ответ.

Он отвернулся, сделал шаг в сторону, а потом также жестко произнес:

— Тогда уезжай. Я все забуду. Словно и не было тебя в моей жизни.

***

— У нас новенькая…

Я шла по длинному коридору и слышала, как шептались светловолосые девушки. Они стояли возле кабинета биологии, поголовно одетые в белые блузки и черные юбки, едва прикрывающие их колени. Провожали меня оценивающим взглядом, а я все больше смущалась. Мои щеки в один миг вспыхнули огнем. Мне захотелось спрятаться, убежать, как можно дальше.

В основном, я старалась быть незаметной. Большую часть времени проводила в библиотеке. Отец часто шутил на этот счет, говорил, что скоро мне придется носить сразу двое очков с самыми толстыми линзами, так как я этими книжками зрение испортила окончательно. Но он просто ничего не понимает. Однажды я у него спросила, какие книги он прочел в своей жизни? Он с легкой усмешкой ответил, что единственная книга, которая была в его арсенале — это справочник танкиста. Да, все же у нас совсем разные взгляды на жизнь, и это мягко сказано…

Я прибавила шаг, опустила голову и почти бежала, чтобы как можно скорее скрыться от этих пристальных взглядов. Врезалась во что-то твердое, книги выпали из рук. Пыталась понять, во что именно, точнее с кем именно, я так хорошо столкнулась, что чуть не расшибла лоб и не разбила очки, когда услышала голос:

— Эй ты, аккуратней! Смотри, куда идешь.

Поправив очки, увидела, что передо мной стоял высокий парень. Грудь вперед, плечи расправлены. Стильная прическа, красивые глаза. Голубые, как океан. И голос у него приятный, такой… Когда играет самая популярная песня в чарте.

Он равнодушно смотрел на меня.

— Извини, я не специально, — склонившись над книгами, почему-то разглядывала его модные кроссовки и бесконечные ноги, обтянутые светлыми, слегка потертыми джинсами.

— Еще бы ты специально… — подтвердил он своим бархатным голосом, а потом наступил на открытую книгу, оставив там грязный след от своего модного кроссовка.

— Ты все испачкал, — наверное слишком тихо сказала, потому что он ничего не ответил, а уверенной походкой, заправив руки в карманы джинс, пошел дальше по коридору.

Я оглянулась ему вслед. Подошел к тем девушкам, что толпились у кабинета биологии. Они были так рады ему, столько восторга на их кукольных личиках, столько радости. Вот-вот и выпрыгнут из своих плиссированных юбок. Смотреть противно.

Когда собрала все книги в аккуратную стопку и остановилась у окна, он вернулся ко мне обратно.

Я совсем не ожидала этого и когда голубоглазый, в модных кроссовках, парень подошел ко мне так близко, почти в плотную, и посмотрел прямо в глаза, я растерялась. А он так ненавязчиво сказал:

— Я тебя не простил. Теперь ты мне должна.

Мой отец в таких случаях обычно говорил, что всем, кому он должен, уже давно простил. Я как-то не решилась повторить фразу при этом самоуверенном, слишком наглом парне. Мои щеки продолжали гореть, почти плавиться, как сливочное масло на раскаленной сковородке. Казалось, я не выдерживала этот зрительный контакт, этот безумный взгляд. Еще немного и расплачусь. Хорошо, если мои очки запотеют, не будет видно заплаканных глаз.

Я крепче прижимала книги к груди. У меня словно отнялся дар речи, я ничего не могла ответить, лишь постоянно поправляла очки.

Нервничала… Первый день, первый час в новой школе и тут такое. И так страх за душу берет. «Я тебя не простил». Он сказал эту фразу так, словно обрубил все концы. Перерезал главный кабель, питающий электроэнергией весь город.

К нему подошли еще двое парней. Они смотрели на меня и смеялись. Неудержимо, раскатисто. Не понимала, что они такого смешного нашли. А потом этот, со стильной прической, с красивыми глазами, снова обратился ко мне:

— Ты откуда вылезла такая?

— Переехала, — вырвалось у меня. После встречи с этим голубоглазым блондином мне стало казаться, что я разучилась говорить и придется учиться заново.

Снова их заливистый смех. Как же им весело, в отличие от меня. Во-первых, я так приличного стукнулась об этого широкоплечего. Во-вторых, мне хотелось реветь навзрыд. Неудивительно, что я казалась им смешной.

А ведь сегодня мой первый день в школе. Терпи, Женя! Терпи! Их насмешки не должны на меня действовать, совершенно. Как говорил мой папа: все по барабану…

Они все вместе ушли, наверное, все потому, что прозвенел звонок. Мне тоже нужно было идти в класс. Что у нас первым? Алгебра? Я как раз решила пару-тройку уравнений.

***

Мы с отцом не так часто переезжали несмотря на то, что он военный. За свои семнадцать лет я сменила всего одну школу. Детских садов было больше — пять. Но я почти в них не ходила, со мной сидела бабуля, так как я часто болела ангиной и различными респираторными заболеваниями. А теперь, когда ее не стало… Стало совсем плохо. Потому что она была единственной, кто меня понимал.

С отцом