Руки прочь, профессор - Джина Шэй
Вдох. Выдох. Вдох…
Ритм уже торопливый, Ройх смотрит на часы и кривится.
– Придется нам ускориться, девочка, – шепчет и действительно ускоряется.
На самом деле – это хорошо. Мне кажется – он до дна меня опустошил. Уже почти. И с каждой секундой сил во мне остается все меньше. Долго я не выдержу. Долго – было позади. Сейчас – хочу финал. И получаю желаемое.
Выдох, выдох, выдох…
Перед глазами звездочки, в голове – кровавый туман, в ушах – только жадное дыхание Ройха, который никак не может остановиться. Срывается. И толкается, толкается, толкается раскаленным своим членом в меня.
А потом замирает все… И агония моя заканчивается. И уже абсолютная, терпкая тишина окутывает нас с головой. А потом – я слышу звонок к началу пары. Каким-то краем затуманенного сознания.
Собирайся, Катя. Вставай, поднимайся, шагай, вот это все! Пора! Всем плевать на твою в кровь размазанную гордость. В конце концов, ты ведь это решение сама принимала.
Я осознаю, что прячу лицо в сгибе шеи Ройха. Вдох за вдохом пробую на вкус солоноватый пряный запах его кожи. И его плоть во мне пульсирует и медленно слабеет. Его руки прижимают меня к мужскому телу, так тесно, что вдох сделать сложно. Будто решив меня допечь – мои руки цепляются в плечи Ройха, как в спасительный островок надежности.
Вот что делает с тобой настоящая агония. Испытывая её, можно не одно дно пробить.
Когда я шевелюсь – клещи ройховских рук смыкаются вокруг меня сильнее. Он будто требует от меня оставаться на месте. Без слов. Я вообще ничего от него не слышала с того самого момента, как он кончил. Только отрывистое дыхание человека только что пробежавшего не один десяток километров на предельной скорости.
– Звонок был, – тихо замечаю я, – если Марина Анатольевна вспомнит про меня, она придет напомнить про пару. Мне нужно успеть одеться.
Хриплый недовольный вздох обжигает мое ухо. И все же голос ройховского рассудка соглашается с моим. Он ослабевает хватку. И его член покидает мое тело.
В этот момент я поневоле замираю, даже дыхание перехватывает. Но это затмение не длится долго. Я соскальзываю с подоконника, ощущая ноющую, болезненную пустоту там, где еще несколько минут назад был мужчина.
Ничего. Вытерплю. Главное – джинсы побыстрей надеть. Вот этими вот трясущимися руками.
Я нарочно не смотрю на Ройха. Яснее некуда, что сейчас он меня уважать будет еще меньше, чем до этого. Или наоборот? Будет сильнее неуважать?
Да, пожалуй, так вернее.
Я застегиваю джинсы, поправляю блузку, замечаю размазанную кровь на подоконнике. Роюсь в рюкзаке, чтобы найти салфетки.
А он все стоит за моей спиной и молчит, молчит, молчит…
И чего ему надо? Все, гештальт закрыл, задорого причем, мог бы уже давно валить на все четыре стороны, приглядывать себе новую смазливую первокурсницу.
Движения, которыми я уничтожаю останки своей почившей девственности, становятся рваными и раздраженными.
Держи себя в руках, Катя! Ты ведь и сама понимаешь, что вот это вот – бессмысленное и вообще самое отвратительное, что ты можешь почувствовать.
Долго ждала, пока за спиной моей раздадутся шаги, только когда дожидаюсь – никакой радости не испытываю. Ройх не спешит уходить, хотя ведь лекция сейчас у него тоже есть. У моего курса.
А ему – будто плевать. Он снова оказывается прямо за моей спиной. Опускает тяжелые ладони на мою талию. К себе прижимает.
– Какого хрена ты молчишь? Говори со мной, холера! – требует уже в голос.
Что я должна сказать, по его мнению? Расплакаться? Деньги ему вернуть?
– Оставьте отзыв о полученной услуге на сайте нашей компании, – едко откликаюсь, запихивая использованные салфетки в боковой карман рюкзака. Надеюсь, библиотекарша не заметит. Надо просто этим боком к ней не поворачиваться.
– Почему ты не сказала? – такой требовательный тон, будто я и вправду его обманула. Что, так задело отсутствие моего оргазма? Да не, навряд ли. Свое удовольствие он получил. Какое ему дело до моего вообще?
– Мы в расчете, – разворачиваюсь к нему лицом. Смотрю в глаза. В моей ситуации, наверное, так странно что-то из себя строить, но растекаться унылой лужей я почему-то не могу даже сейчас, – вы получили то, что хотели, я получила деньги. Все остальные мелочи – не важны по своей сути.
– Мы не в расчете, – рычит Ройх понижая голос, надвигаясь на меня. Бог ты мой, да неужели он еще хочет?
– Что ж, – улыбаюсь криво, – возможно, если вы хотели от меня больше, чем один раз – вам стоило говорить об этом сразу? Тогда и моя цена была бы другой.
Сама не знаю, откуда во мне силы глядеть ему в лицо после всего произошедшего? Я ведь ненавижу его еще сильнее, чем раньше. Просто за то, кто он есть. Озабоченный мудак, охочий до молоденьких студенточек. Поправочка: Ройх – красивый озабоченный мудак.
Мы могли бы вечно играть в эти гляделки, источая глубокую взаимную неприязнь друг к другу, но именно в эту минуту издалека доносится таки тяжелая поступь нашей Марины Анатольевны.
– Катя, Катя, – зовет она издалека, – ты что, звонок не слышала?
Ройх вздрагивает, разворачивается в ту сторону, и я использую этот момент, чтобы проскочить уже наконец мимо него и пулей броситься вон из библиотеки. От него подальше.
– Ты ничего не нашла? – удивляется моим пустым рукам Марина Анатольевна, когда я пролетаю рядом с ней. Черт! Надо было хоть какой справочник взять, для убедительности.
– Не успела. Придется зайти в понедельник.
Наверное, стоит сразу лететь в аудиторию, чтобы оказаться там раньше Ройха, чтобы никто из одногруппников даже не подумал, что опоздала на пару из-за того, что он трахал меня в библиотечном закутке, но…
Нет.
Все-таки нет.
Даже не соображая ничего, я влетаю в женский туалет, оказавшийся так близко, и только тут, заперевшись на все шпингалеты, позволяю себе бессильно сползти на корточки. Не плачу – нет сил.
Ну что, Катя, допрыгалась? Допрыгалась!
Но откуда же я знала, что он вот так запросто возьмет и переведет мне деньги? Я же нарочно загнула такую сумму, чтобы он просто охуел от моей наглости. А он…
Ну, теперь-то он точно будет считать меня шлюхой. Шлюхой, которая девственность за двести косарей продала.
Что ж…
Зато мой враг не предполагает, что на самом-то деле мне просто крышу снесло от его напора. От его горьковато-пьянящего мужского запаха. От… От него всего.
Я его хочу. Вот что я осознала, глядя в глаза Ройха, когда он зажимал меня у