Патриция Хилсбург - Изгнание из Эдема Книга 1
Стэфани оторопело смотрела на доктора взглядом, который не предвещал доктору ничего хорошего, но он уже смирился и покорно ожидал следующего выпада. Он не замедлил произойти:
— Значит, вы или дурак, или большевик.
— Я всего лишь слуга аллаха.
— Так вы еще и верующий в Бога?
— Без сомнения.
— Так вот! Вы мой домашний врач. Я очень больна, и вы не имеете права оставлять меня без врачебной помощи в этой Богом забытой дыре. Если вы мне не окажете Помощи — я умру. Это будет на вашей совести и перед Богом, и перед людьми. Вы так не считаете?
Доктор вновь решил приблизиться к Стэфани, сделал несколько маленьких шажков, остановился, потом подошел еще ближе и остановился все еще на приличном расстоянии.
— Все же я не вижу у вас никаких болезненных симптомов. Вам больно?
— Да. Ужасно!
— Где?
— На руке.
— На какой?
Стэфани опять рассердилась, но не настолько, чтобы испугать доктора:
— Не допрашивайте меня с таким видом, словно не верите мне. Я покалечила себе все суставы на руке о подбородок этого мерзавца.
— На какой руке?
— На этой, разумеется, — сказала Стэфани и протянула ему руку, как для приветствия.
Доктор деловито взял ее руку, мягко потрогал все суставы, потянул за каждый палец, перевернул, осмотрел ладонь, как бы заглядывая, нет ли там травмы, потянул за кисть и отпустил руку.
— Рука в полном порядке.
— Откуда вы знаете?
— Я вижу.
— Это моя рука, а не ваша.
— Но я врач и знаю, что вы вопили бы на весь дом, будь у вас вывихнута рука.
— Я терпелива.
— Вы притворяетесь, вы лжете.
— Не лгу.
— Для чего вы это делаете? Чтобы казаться интересной, очаровательной?
Стэфани отступилась от доктора на полшага, посмотрела на него с высоты своего недосягаемого положения, приблизилась опять на полшага и сказала так, будто ввинчивала в него каждое свое слово:
— Казаться интересной! Запомните хорошенько: я и так интересная.
Но доктору было слов не занимать, он привык к общению с людьми, больными и здоровыми:
— С медицинской стороны — нисколько. А чем интересны вы с других точек зрения, осмелюсь спросить, уважаемая?
Рассматривая доктора, как ископаемое, что появилось неожиданно в поле зрения, Стэфани опять стала объяснять доктору:
— Я — самая интересная женщина Австралии. Я — Стэфани Харпер Фархшем.
— Первый раз слышу. Вы, вероятно, австралийская аристократка, как я подозреваю?
— Он подозревает! Аристократка? Уж не за сентиментальную ли дуру вы меня принимаете?
— Я бы так не сказал.
— Хватит того, что сказали. Доложу вам, мои предки еще пятьсот лет назад ссужали деньги не только всему нашему континенту, но и Европе. А сейчас мы банкиры высшего класса. Нас знают во всем мире.
— Значит, вы еврейка?
— Почему вы так решили?
— Всемирно известные банкиры — все евреи.
— Не обязательно.
— Все так считают.
— Пусть считают. Я христианка до последней капли крови. Евреи бросают чуть не половину своих денег на благотворительность и разные фантастические затеи вроде международного сионизма. Но это их право. Но хочу вам, по секрету, сказать, что там, где дело касается денег, любой из Харперов обведет вокруг пальца самого умного еврея. Мы — единственная подлинная аристократия в мире. Денежная аристократия.
Когда дело касалось денег, а теперь Стэфани разглагольствовала на самую свою любимую тему, красноречию ее не было пределов, если ее не остановить, то она могла говорить часами увлекательно и с блеском. Но доктор прервал ее красноречие неожиданным замечанием:
— Денежная аристократия? Вернее, плутократия.
На минуточку задумавшись, Стэфани решила не возражать, не мелочиться:
— Пусть так.
— Вы согласны?
— Да. Еще скажу вам, что я — плутократка из плутократов, в нескольких степенях.
— Так вот, уважаемая, это болезнь, от которой я не лечу. Я думаю…
— Подумайте, подумайте.
— Я хочу вам сказать, что единственное лекарство от вашей болезни — это революция. Но его применение сопряжено с большой смертностью людей; кроме того, когда революция получается не такая, как надо, она только усугубляет недуг. Я ничем не могу вам помочь. Мне пора на работу. До свидания!
Стэфани не собиралась отпускать доктора. Это противоречило каким-то только ей известным планам, и она была настойчива, неукротима:
— Но это и есть ваша работа. Что вам еще делать, как не лечить меня?
Доктор защищался мягко, но настойчиво и даже немножко агрессивно:
— В жизни так много дел кроме лечения мнимо больных, я уверен.
— Я больна по-настоящему.
— Не заметил.
— Но вам за это хорошо заплатят. Деньги нужны всем, не отказывайтесь.
— Те небольшие деньги, к которым я привык и которые мне нужны, я зарабатываю трудом, который считаю более важным. Я привык уважать себя, свой труд.
Оттолкнув доктора, Стэфани пантерой промелькнула мимо него к двери, вернулась обратно, обошла вокруг стола, собираясь излить на голову этого человека волну нового гнева, закипавшего в ней, как лава в старом вулкане:
— Вы свинья, скотина и большевик!
— Кто?!
— Все что я сказала. Вы хотите бросить меня в минуту несчастья; вы поступаете отвратительно и бессердечно. Моя машина ушла. Денег у меня нет — я никогда не ношу их с собой.
— А вот мне и носить нечего. Машина ваша вернется, и вы сможете одолжить деньги у своего шофера. Больше ничем не могу вам помочь. Прощайте!
Остановившись у двери, Стэфани загородила проем двери собой и начала осыпать доктора бранными словами, многие из которых он не понимал. Он был интеллигентным иностранцем, хорошо знал язык, но к изучению слэнга еще не приступал. Когда он сосредоточился, то услышал следующее:
— Вы форменный бегемот, тюлень и пресмыкающееся. Вы башибузук. Я должна была догадаться раньше по вашей смехотворной феске. Снимите ее — вы находитесь в моем присутствии.
Приблизившись к доктору, Стэфани схватила феску и спрятала ее за спину.
Доктор прикрыл голову двумя руками, но на Стэфани не рассердился.
— Перестаньте шалить, больная.
— Кто?
— Это я профессионально выразился, у нас в больнице так обращаются к больным.
— Вы признали меня больной!
— Нет, нет, что вы!
— Ладно, но побудьте со мной, пока не вернется моя машина, пока не поднимется сюда мой шофер.
— Посмотрите в окно, ваша машина, очевидно, уже вернулась, я слышал гудок и шум мотора.
Стэфани и не подумала подойти к окну. Ей по каким-то ее планам было необходимо задержать доктора, и она старалась всеми своими средствами.
