Наташа Апрелева - Посторонним В.

С удивлением встретила там однокурсницу Таньку: многодетная мать, вся такая воцерковленная, в глазах ноль целых ноль десятых жизни, чуть ли не бьет поклоны беспрерывно, в стареньком скромном платочке, падал с опущенных плеч, юбке-татьянке, хлопчатобумажных колготках в рубчик плюс – мозолистые трудовые руки, полный кошмар. В легком ужасе выслушала ее рассказы о большой и дружной семье: «Я – постоянно в платье домашнем хожу, в пол, в пол… В переднике… Как-то надела брючки для утренней зарядки (ооо), так ребятишки мои испугались, плаачут, мама, мама, что с тобой?..», «Я мальчишкам на ночь читаю житие Сергия Радонежского, уже дошли до третьего тома, и, должна тебе сказать…»

На простецкие подношения (насобирала два пакета детских одежд и обувей) Танька налетела просто птицей, Сокол-Сокол, я – Ласточка; слышала от общих знакомых, что муж как-то оставлял их и сожительствовал с проводницей поезда, РЖД форевер, что ж, учитывая колготки в рубчик, это неудивительно.

Потом, правда, вернулся в лоно, блудный сын, муж и отец, был принят, следствием чего и явился пятый ребенок.

Руководительница благотворительной организации (это и я теперь благотворитель? приятно!) – Ульяна, здоровская такая, видно, что очень умная и образованная, совершенно без всяких «татьянок» и рубчиков, а в строгом костюме, на каблуках.

Похвалила мой платок (шелковый, обожаю прикосновение шелка к коже, очень эротично), но сказала: необязательно, мы же не на службе и вообще… условности. Вот так и должно происходить с человеком, а не вот что ты шугаешься от Страшных Специальных Церковных Бабок, которые вообще.

А завтра я к Вам, к Вам.

Прекрасное сегодня утро было, как по заказу: прохладное, но обещающее, с прозрачным небом, гладкой рекой и каким-то приятным ощущением общего спокойствия. Такое утро законно заявляет себя как начало.

«Иногда то, что кажется тебе концом чего-то старого, на самом деле – начало чего-то нового», – сказал ты как-то давно, мы сидели в кафе, именно в том, где круглые столики традиционно выставляют к самой воде, закатное солнце окрасило тебя немного в теплые и оранжевые тона, меня, наверное, тоже окрасило. А я сказала тебе, что художница Фрида Кало умела оранжевый Мехико рисовать синим цветом, а ты поддел мой указательный палец своим и покачал его.

30 марта

00.00

А у меня тут новейший поклонник таланта образовался, Смиренное Кладбище, владелец похоронной конторы… Милости Просим в очень даже Последний Приют. Могутную шею его увивают штук пятнадцать золотых цепей, причем все с какими-то (ну клянусь!) брелоками. Плюс на пальце перстень, закрывающий волосатую фалангу. Офигеть.

Когда-то, кстати, я впахивала в рекламном агентстве, вела одного клиента – из Бюро Ритуальных Услуг. Усердно упражнялась в шутках, что круто было бы сделать им слоган: «Вы хотите похоронить своих близких?» или «Фирма веников не вяжет, фирма делает гробы». Но гробы они как раз и не делали. Продавали только.

Так вот, новейший поклонник сегодня утром в контору заехал. И в ходе маловразумительного разговора я для приличия (все-таки человек пришел, шоколадку принес Золотую Марку, интересуется здоровьем) бегло пожаловалась, что вот ни-фига не знаю, о чем писать на сайте Фединькиной компании, а надо обновить материалы.

Гробокопатель оживился, как-то даже взбудоражился немного и произнес короткую, взволнованную речь:

– А напиши про нас, простых владельцев похоронных контор, я тебе столько понарассказать могу – замучаешься слушать. Вот на прошлой неделе хоронили одного клиента, так его вдова беременная была, и каааак блеванет в гроб, прям внутрь, ну что делать, пришлось покойника изымать, снова обмывать и обивку освежать, ну не ебтвоюмать? я спрашиваю? а платить они – жееесть, да? – отказались, я так считаю – ты блеванула, товар попортила, ты и расплачивайся…

Я абсолютная тундра, кстати, в выражении соболезнований, ладно еще написать: скорблю вместе с вами, невыносимая утрата, это, безусловно, смогу, а вот сказать? В смысле, произнести, траляляля, по-русски, вслух, собственным ртом, с помощью губ и языка, чередуя глухие/звонкие согласные и собственно гласные? Нет, это вы меня увольте, это – без меня как-нибудь. Вот за рубежом существует хорошая, добрая традиция – Книга Траура, и там каждый волен понаписать, что хочет, хоть реквием Моцарта нотными значками, хоть «На смерть поэта», хоть «Колобок» (а что, в стилистически безупречном тексте этой сказки тоже присутствует смерть), а особо способные – «Песнь о Соколе», пролетарского писателя Горького.

Еще меня очень греет обычай включать (согласно письменным указаниям усопшего) его любимейшие музыки и песнопения, вот я бы заказала, безусловно, – Безобразную Эльзу, Королеву Флирта, так, Вера, сейчас рановато еще, успокойся.

00.30

Обожаю всякие специальные словечки, профессиональный сленг, все такое. Моя мама в детстве называла меня «чумичка», а каких-нибудь непонятных, навороченных девиц: «фефела», я сейчас тоже так говорю: фефела. В школе мы с подругой Алькой ругались словами «щелочь» и «подсумок», а собственные шапки из искусственного меха (верх изыска) обзывали – «крошка биг-ги», уж даже не помню, почему.

Недавно вот для обозначения мужа появилось новое словосочетание, теперь я его спрашиваю смс-кой «ты сегодня «парень с авто?»», имея в виду узнать, взял он утром машину либо нет.

Как-то Работница-Крестьянка ныла в смс-ках, что нетути у нее «парня с авто», и все приходится самой, все самой, все вот этими грабками, ах ты моя курочка… цитирую, я подглядела в Олафовском мобильнике, нету нелюбопытных женщин.

С В. мы насочиняли кучу всяких слов и выражений, вот, например, секс как таковой называли: «слияние двух лун», в честь дико идиотского фильма про эротику клоунов, а ежели секс имел место в докторском кабинете – это уже «пятиминутка» или «профессорский обход». Про оральную составляющую процесса говорилось «прекрасно владеть языком», а когда я маршруткой выезжала на свидание, то непременно телеграфировала: «письмо позвало в дорогу».

Если встречались на дежурстве (называлось: «дежурный по станции»), он дожидался меня на ступеньках, тех самых, мраморных, и мы тащились к нему, пешком чуть ли не на сто первый этаж, на ходу он уже начинал разорять мою одежду, расстегивая, например, на каждой ступеньке по пуговице (на шубе) или по два сантиметра молнии (на пуховике), на лестничных площадках мы останавливались для приветственных целований, В. усаживал меня на подоконник, я попирала затылком неизменно прохладное стекло.

Надо было прислушиваться, чтоб ненароком кто не прошел, больные или еще веселее – суровые коллеги В., но по лестнице там мотались редко – пациенты (согласно специфике клиники) часто и передвигались с трудом, а коллеги – банально ленились, пользовались лифтом, впрочем, вечерами вообще было довольно пустынно, вот и чудно.