Елена Лагутина - Солнце ближе
Через полчаса на кухне был полный порядок. Обжигающий свежестью ветер влетел в форточку, обследовал каждый уголок и снова умчался, не захотев оставаться в неволе, а заодно прихватив с собой на свободу и табачный смог, так раздражающий Вику. Вика в последний раз протерла стол и водрузила по самому центру конфетницу. Громко и победоносно тикающие кухонные часы в виде мерзкого розового сердечка (ох уж эта старческая сентиментальность!) — папин подарок маме на двадцатилетие совместной жизни — показывали без пяти восемь. Вика снова покосилась на них недружелюбно. Эти часы ее ужасно раздражали: сердечко было явно не оригинальным — его просто содрали с вкладыша жевательной резинки «Лав из». Мама, собирая дорожные сумки, все порывалась взять эти часы с собой — ее они трогали до глубины души, но отец хоть и умилился подобному проявлению чувств, часы брать с собой запретил. Вика же поклялась снять их со стены в ту же минуту, когда захлопнется дверь… но почему-то до сих пор этого не сделала.
Нерешительно взобравшись на табуретку, Вика смотрела на часы, ожидая с минуты на минуту, как привычная волна ненависти к этому выпуклому куску металла, покрытому розовой краской и тикающему, как взрывной механизм, окончательно захлестнет ее с головой, поглотит все остальные чувства. Состояние ее было похоже на медитацию — и вот она, достигнув наконец нирваны, сдернула часы со стены. В этот момент дверь слегка скрипнула, Вика обернулась и увидела в дверном проеме Кирилла.
Некоторое время они молчали, разглядывая друг друга. Вернее, это Вика разглядывала Кирилла, а он производил впечатление человека настолько заспанного, что не был способен на чем-то сосредоточиться. Он щурил глаза от света, пытаясь прийти в себя. Вид Вики, стоящей возле стены на табуретке и сжимающей в руках что-то розовое и тикающее, вызвал у него недоумение. По крайней мере Вике так показалось, и она поспешила оправдаться:
— Вот, решила снять эти дурацкие часы. Уже давно собиралась это сделать…
Он ничего не ответил, и Вика, неловко придерживая короткую, едва прикрывающую бедра футболку, спустилась вниз. На лице застыла глупая улыбка. Кирилл продолжал смотреть перед собой, не проявляя никаких признаков жизни. Вика открыла было рот, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, но в этот момент он вдруг решительно повернулся к раковине, до отказа открыл кран, нагнулся и принялся жадно и шумно глотать воду. Вика усмехнулась, вспомнив свое пробуждение.
— Ничего нет слаще воды. — Он наконец оторвался от крана, с шумом выдохнул, вытер тыльной стороной ладони влажные губы — впрочем, Вика успела отметить, что полоска влаги только размазалась по лицу, а с подбородка скатилась вниз и побежала по шее маленькая прозрачная капля. Она отвела глаза и улыбнулась:
— Полностью с тобой согласна. Слаще воды нет ничего.
— Лера спит, — он тяжело опустился на табуретку, — а ты почему не спишь?
Вика пожала плечами:
— Не знаю. Я проснулась, а тут — утро. Знаешь, я люблю утро, и мне жалко тратить его на сон.
— Часы, — он покосился на механизм, который Вика все еще продолжала сжимать в руках, — на самом деле дурацкие. Глупые какие-то.
— Глупые часы, — повторила Вика, — нужно вынуть батарейки, иначе они не заткнутся.
Вика открыла маленькую дверцу в задней части розового корпуса и без усилий извлекла батарейки.
— Операция на сердце произведена успешно, — серьезно произнес Кирилл, — пациент мертв.
Они улыбнулись друг другу, и Вика наконец почувствовала, что легкое напряжение, возникшее в первые минуты, спало.
— А я не люблю утро. — Он придвинул табуретку ближе к столу и устроился поудобнее.
— Чай будешь? Кофе?
Кирилл утвердительно кивнул. Вика снова зажгла газ под чайником, достала из шкафа две чашки и присела напротив.
— А почему ты не любишь утро?
Он улыбнулся своей беззащитной улыбкой, которая, как подметила Вика, делала его похожим на ребенка, и сказал:
— Потому что я — сова. А совы, как известно, утром предпочитают спать. Я всегда просыпаюсь с большим трудом и не люблю поэтому утро. Не знаю, я, наверное, непонятно объяснил…
— Да нет, почему же, все понятно. Вы с Лерой в этом похожи — она тоже очень любит спать.
Чайник закипел. Вика, не вставая, протянула руку к плите, выключила газ. Некоторое время она не двигалась, дожидаясь, пока чайник немного успокоится — чтобы не плевался, а потом поднялась и наполнила чашки. Щедро плеснув в свою чашку сгущенного молока, она пододвинула банку Кириллу. Тот от сгущенного молока отказался.
— А почему сегодня так рано проснулся? — Вика продолжила начатый разговор, достаточно бессмысленный, но, впрочем, вполне подходящий для утренней словесной разминки двух малознакомых людей.
— Я еще не проснулся, — возразил Кирилл, — вернее, не собирался просыпаться, я просто хотел попить воды, а тут — ты с этими розовыми часами. На табуретке… А вот теперь — кофе. Сегодня воскресенье, мы с Лерой собирались на дачу. Поедешь с нами?
— На дачу? — Вика удивленно подняла брови. — Тебе не кажется, что в это время года…
— Ерунда, — он перебил ее, не дав возможности сказать все то, что было известно наперед, — у нас там печка, и камин, и вода течет прямо из крана. Поедешь?
— Печка, камин, и вода течет прямо из крана… — машинально повторила Вика и подумала про себя: что еще может быть нужно человеку в воскресенье? Обычный день, и все-таки — воскресенье, изначально стоящее особняком в череде остальных дней недели и всегда так мечтающее превратиться в настоящий праздник.
— Это дача твоих родителей?
Он кивнул:
— Собственной еще не обзавелся. Так ты решила?
Ее немного удивила его настойчивость.
— Если Лера не будет против.
— Лера? Лера — против?! — Он снова улыбнулся, и Вика в сотый раз подумала о том, как изменяется его лицо, когда он улыбается. — Вика, ну что ты говоришь? Лера шагу без тебя ступить не может, ей просто кислорода не хватает, когда тебя нет рядом! Она мне про тебя все уши прожужжала — какая ты замечательная… Я уж, честно говоря, стал сомневаться в реальности твоего существования…
— Почему? — Вика улыбнулась в ответ.
— Неужели ты и впрямь такая идеальная? — Он смотрел пристально и серьезно.
— Стараюсь, — ответила Вика.
— А зачем? — Кирилл продолжал оставаться серьезным, по крайней мере внешне, и это ее немного покоробило.
— Знаешь, мне кажется, что мы с тобой настроены на разную эмоциональную волну, — ответила она, не глядя.
— А меня неотступно преследует другое ощущение.
— Какое? — Она наконец подняла глаза, потому что его молчание уже начинало давить.
