Разлучница между нами (СИ) - Барских Оксана
Он никогда детей не бил даже в детстве, но Адель впервые идет против отца. Мне неприятно, что защищает она какого-то парня, которому она даже не нужна, в то время как меня предала, лишь бы не ссориться с отцом, который мог помочь ей деньгами. У меня будто глаза снова открываются на дочь. Я вижу ее меркантильные натуру во всей красе.
– А о твоей беременности мы еще поговорим! – рычит Антон, стискивая кулаки. – Совсем мать тебя распустила, бездельница!
Я едва не задыхаюсь от возмущения, услышав обвинения бывшего мужа, но вмешаться в скандал не успеваю.
– Как раз-таки Марк и виноват, поэтому если кому и сидеть в тюрьме, то это ему, а не моему Семену! Не неси чепухи – огрызается Фаина и толкает Адель к стене.
Я усаживаю Свету на скамейку, а сама встаю, собираюсь заступиться за дочь. Во мне что-то умирает, я уже не чувствую той любви к ней, так как вижу ее недостатки и отсутствие любви к себе, но не могу позволить Фаине ее обижать. Это уже дело принципа, чтобы она не думала, что может издеваться над моими детьми.
– Еще раз поднимешь на нее руку, я тебе ее сломаю, – спокойно и тихо произношу я, подходя к Фаине и глядя ей прямо в глаза.
Я никого из них не боюсь, и она видит в моем взгляде настоящую угрозу, так что делает шаг назад, снова хватаясь за Антона.
– Ты слышал, она мне угрожает? Немедленно зови следователя, я напишу на нее заявление. Тебя посадят, так и знай, даже связи твоего брата не помогут!
– Неужели? – выпаливаю я насмешливо, затем складываю руки на груди. – А разве не для этого вы меня сюда позвали? Не для того, чтобы с помощью связей моего брата вызволить своего сына из спецприемника? Что-то ты слишком груба с той, от кого ждешь помощи.
Фаине не нравится моя тирада, так что она стискивает челюсти, отчего ее скулы становятся еще более впалыми, и хмурится, но в ее глазах я вижу растерянность. Она не ожидала, что я прекрасно знаю, что именно она сообщила Адель о том, что случилось с ее сыном и племянником.
– Я тебя не звала, – все-таки отвечает она, но я уже успела увидеть ее первую реакцию.
Ей неприятно, что я нахожусь здесь. Она хотела бы скрыть нелицеприятные подробности ареста, но при этом она и правда надеется на то, что я, как и прежде, по родственному заступлюсь за ее семью.
– Да неужели? Не ты ли сегодня утром спрашивала у Адель, не может ли она попросить своего дядю поднять свои связи? Как видишь, правильная поговорка была у наших предков. Не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Да и потом, если встанет выбор между твоим сыном и твоим племянником, Адель выберет Марка, а Семена с удовольствием отправит в тюрьму. Неприятно, когда от тебя ничего не зависит, верно? Когда семья против тебя?
Антон, на удивление, в этот раз не вступается за Фаину, а просто молча наблюдает за нашим разговором. В этот момент дверь кабинета следователя открывается, оттуда выходят люди, и Антон входит внутрь, оставляя нас коридоре. Фаина же чувствует растерянность, ведь впервые Антон оставил ее одну разбираться с проблемами.
Никакого желания помогать ни Марку, ни Семену у меня нет, так что Кешу ни о чем я просить не буду, но из отделения при этом не ухожу, не желая оставлять Адель здесь одну.
– Хочешь, я отдам тебе обратно Антона? – вдруг шепчет мне на ухо Фаина, а я отшатываюсь и смотрю на нее с удивлением и презрением.
Я не думала, что она может меня чем-то удивить, но ее предложение оказывается настолько неожиданным и отталкивающим, что я не сразу реагирую. А затем начинаю хохотать, вызывая у нее недоумение.
Фаина смотрит на меня непонимающе и хмурится, а вот Адель подходит ближе и пытается меня тормошить, чтобы я прекратила смеяться.
– Что с тобой, мама? Здесь не место веселью, Марк может в тюрьму сесть! – шипит она.
В ее глазах беспокойство, но не за меня, а за своего парня, который ни в грош ее не ставит. Вот тебе и родная дочь, которую ты бережешь, ночи не спишь, когда она болеет, переживаешь и во всем поддерживаешь, а когда на горизонте появляется объект влюбленности, ты уже становишься не нужна.
Когда мое смех утихает, я отталкиваю от себя Адель, физически не в силах терпеть ее прикосновения, и сажусь обратно на скамью в ожидании, когда придет Кеша. Разговаривать ни с Фаиной, ни с дочерью у меня нет ни сил, ни желания.
– Всё хорошо, солнышко, что ты такая расстроенная?
Я прижимаю к себе Свету, которая стоит у стены, прижав кулачки к груди, и смотрит на меня снизу вверх со страхом. Глаза на мокром месте от испуга, ведь она маленькая и не понимает, что происходит, а я для нее сейчас, как единственный якорь в этой непонятной ситуации.
– Ты не плачешь, мама? – тихо спрашивает она и утыкается мне в грудь, когда я усаживаю ее себе на колени.
– Нет, конечно, Светуль, всё нормально. Мы сейчас дождемся дядю Кешу с тетей Машей, а потом поедем домой.
– Ладно.
– Дать тебе телефон? – спрашиваю я у дочки, и она кивает, перебираясь с моих колен на скамейку. На старшую сестру и тетю не смотрит, кидает лишь опасливый взгляд исподлобья, а затем утыкается в телефон, когда я включаю ей мультики.
Воцаряется долгожданное молчание, которое я не собираюсь нарушать.
На стенах коридора нет часов, но мне всё равно слышится равномерное тиканье, которое так часто звучало в квартире бабушки с дедушкой. В детстве меня этот тик успокаивал, вот и сейчас помог рефлекторно привести эмоции в норму.
– Мама? – с подозрением в голосе окликает меня Адель, и я поднимаю на нее пустой взгляд, который отражает всё то, что творится сейчас в моей душе. Буря там улеглась, а на место пришло разочарование и равнодушие.
– Ждем Кешу, – отвечаю я, когда она продолжает требовательно смотреть на меня.
Учинять скандал в полицейском участке у меня нет ни малейшего желания, так что я говорю ей то, что она хочет услышать. От меня сейчас всё равно ничего не зависит, а своего старшего брата я знаю слишком хорошо. Он не станет поднимать свои связи даже ради родственника из-за такой статьи. Вот если бы парней кто-то подставил, он бы приложил усилия, чтобы спасти даже не кровных родичей, но что-то мне подсказывает, что никакой подставы здесь нет. А Семен и Марк – достаточно взрослые и совершеннолетние, чтобы отвечать за свои поступки и отдавать отчет своим неправомерным действиям.
Поняв, что я не собираюсь успокаивать ее, Адель мигом забывает о том, что Фаина готова кинуть племянника в мясорубку полицейской системы ради спасения сына, и ищет у нее утешения и убеждений в том, что всё обойдется, и вскоре парней отпустят.
– Дина, ты как тут? – слышу я спустя минут десять встревоженный голос Маши.
Я встаю, радуясь ее приходу, так как родной человек рядом, который еще и на твоей стороне, придает сил.
– Всё хорошо, Маш, мы пока ждем. Антон у следователя.
Маша замечает Адель, но отношений у них теплых не сложилось, так что и близости душевной нет. Жена брата сразу же спешит ко мне и прижимает к себе Свету.
– Давай сходим в буфет, солнышко, пока дядя Кеша поговорит с мамой и дядей-полицейским, хорошо?
Маша знает больше, чем я, и быстро уводит дочку, не обращая внимания на Адель и Фаину, которые не решаются что-то ей сказать. Если меня они привыкли тормошить и говорить всё, что им вздумается, то вот Маша не считает нужным терпеть ни оскорбления, ни подколки, так что всегда отвечала той же Фаине колкостями на завуалированные оскорбления.
Кеша в это время говорит с кем-то в конце коридора, улыбается и попутно здоровается с мимо проходящими сотрудниками.
– Что он так долго? Не время сейчас лясы точить! – шипит тихо Фаина. Хоть и недовольно следит за действиями Кеши, но слишком громко не решается возмущаться. Однако я всё равно слышу ее слова, так как стою рядом.
– Поражаюсь, насколько можно быть такими наглыми, – хмыкаю я громко, ведь мне скрываться не от чего. – Просить помощи, еще и возмущаться, что человек не торопится ее оказывать.
Я испытываю небывалое удовольствие, позволяя себе, наконец, говорить вслух то, что раньше было для меня табу. Я отчего-то старалась не конфликтовать и копить недовольство в себе годами, чем отвечать людям так, как они позволяют себе общаться со мной.
