Не рычите, маэстро, или счастье для Льва (СИ) - Тур Тереза
- И где оказался рояль, - проговорила она наконец.
- За сценой. Стол же не помещался. Убрали то, что мешало.
- И как?
- А мне синтезатор вытащили. Поставили на стол. На бархатную скатерть. Гордо так. Мы несколько минут ничего поделать не могли. Я пытался понять, как на нем играть, там клавиш было меньше, чем полагается. И звук странный. И как-то его надо было включить! А эти клоуны… сначала хохотали, как подорванные. А с ними – весь зал. Потом мы плюнули – и пошли петь а капелла. Я тоже рукой махнул – и к ним присоединился. Начали с «Катюши», кстати.
- А, вот это уже выложили. Я посмотрела. Там такое количество просмотров, с ума сойти. А почему с трибун?
- Так и их не вынесли. Они там по краям и стояли. У них дебаты, как ты помнишь. Артур первый полез. Не вынес.
- А дурной пример – заразителен.
- Вот-вот. Но хуже всего было во втором отделении.
- Что там еще с вами произошло?
- Зрителям сказали, что мы попали в аварию, остались голодными. И к тому моменту, как мы вышли работать второе отделение – было решение нас накормить. Напоить. Самогоном, как потом выяснилось. И, кстати, угостить местным медом. Мы выходим. Уже осторожно. Помним про стол. И… запах. Запах еды – он просто сносит. А мы с утра ничего с этими приключениями не ели.
Ирина уже не могла смеяться.
- Скажи, что есть запись ваших переговоров с залом! Лева, что угодно, за эту запись! – простонала она.
- Вот прямо что угодно? – промурлыкал он.
- Обещаешь быть неприличным? - тут же ответила Ирина.
Тяжкий вздох был ей ответом. Она вздохнула в ответ. Эти семь дней тяжко дались и ей. Стоило закрыть глаза, как она погружалась в зимнюю, яркую и обжигающую ночь. И мысли о том, что он где-то далеко, но к нему можно приехать, его можно коснуться… Они просто сводили с ума. Лев же просто охрип. Как-то все слова испарились. Сорваться. Успевать с самолета на самолет, чтобы выгадать хоть полчаса и побыть вместе. Ворваться. В нее. В ее жизнь. И…
- Ты мне фото с гостеприимными зрителями. Я тебе – фото с роялем. – Она пришла в себя первая.
- Ира, - простонал он, ожидая подвох.
- На счет. Раз. Два. Три.
Лев отправил видео от организаторов. Жадно открыл фотографию. И…
- Ираааааааа.
- Да-да? – невозмутимо отозвалась она. – Рояль, право слово, не пострадал. Может, чуть смутился.
- Это…
- Восхитительно. Я знаю.
Он смотрел на фотографию. Женщина его мечты сидит у рояля. Белые льняные волосы. Строгий невозмутимый вид. Черной кружевное белье. Черные чулки. И черный длинный официальный пиджак. Застегнутый всего не одну пуговичку. И черные как ночь туфли на умопомрачительных шпильках.
Лева зарычал. Это было просто… просто…
- Ты идешь?
К нему заглянули остальные. Уже в неформальной одежде. Потому как ужин. И продолжение изумительного местного гостеприимства.
- Ждут только тебя, - добавил Сергей.
- Иди, - в голосе Ирины было что-то странное.
- Не хочу, - честно ответил он.
…
- Вы там что – по оргиям вдарили что ли?
Лева зажмурился, решив сначала, что ему такое почудилось. Нет, с Олесей они общались по-разному, бывало и… на повышенных. Мягко говоря. Но вот такой злобы в голосе, обращенной к нему, такого разочарования – еще не было. Это болью резануло по сердцу, потому что даже когда она после приснопамятного концерта выступила с речью, где нецензурными были даже предлоги – он, как дурак, улыбнулся. Чем добесил еще сильнее. Но поделать с собой ничего не мог. Он был нужен, он был важен. За него переживали. И не за солиста, из-за которого мог сорваться концерт. За человека, который мог попасть в беду – пусть и по своей дурости. А тут? Что это все вообще значит?
Он посмотрел на трубку телефона, как на таракана. Подумал, вслушиваясь в молчание на другом конце страны. И по дыханию, сдавленному и неровному, понял, что…
- Олеся. Что случилось? Почему ты плачешь?
- От бешенства, - прямо ответила она.
- Что?
- Я понимаю, у вас после выступления адреналин кипит. Я понимаю – то, что было на гастролях, не считается, но… У тебя же вроде бы… Я так радовалась, что у вас с Ириной… И теперь… Как же так? Хотя ты прав – это не мое дело.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Он только головой мотал, ощущая себя попавшим в сумасшедший дом. Что за бред? О чем это Олеся вообще?!
С трудом удержавшись, чтобы не закричать на нее – явно и искренне переживает, значит, что-то случилось. И потом – когда он в последний раз отвязался на руководителя проекта, ему было стыдно, а она насчет Саши оказалась права. Поэтому он подышал, старательно, как будто готовился распеваться. И:
- Слушай, я еще сам не знаю – в чем я прав, в чем нет. И в какое дело ты лезешь. Объясни спокойно.
- Но выкладывать видео на ютуб с вашими похождениями! Сейчас!!! – закричала Олеся. – Да черт, что с тобой, а. Ты думал чем?!
- Слушай, - он просто мотал головой, дурак дураком. – Мы напились – да. Потом спали. Долго и с удовольствием. Даже если кто-то и заснял это – то там кроме помятых нефотогиничных морд ничего не было. Потому как мы просто растения. И если у нас и была оргия, то с бутылками минералки. Страстная вполне - потому как сушняк дикий. Потом нас везли куда-то. Потом работали концерт – уже чисто на волевых. Вроде получилось. Сейчас вот я сплю. Спал…
Он оглядел номер. Никакой оргии не было. И вообще – он сегодня летит в Питер – ему билеты на самолет перезаказали. Чтоб пусть с пересадкой, но хоть как-то побыстрее. И в цветочном магазине его будет ждать роскошнейший из букетов – он озаботился… И… Как он мечтал об этом дне. Пусть завтрашнем, потому что ему лететь и лететь. Но…
- Видео смотри, - буркнула Олеся.
Интернет работал отвратно. Видео грузилось долго, да и на ютуб не зайти.
А вот когда он увидел, что набрало до черта просмотров и, кстати, антилайков, то… замолчал. Потому что слов не было. И понял – это крах. Если Олеся отреагировала так, если зрители… Там просто шквал поганых коммов, то… Ира…
Лева только качал головой, глядя на видео. Чувствуя, как разрастается пустота, как она захватывает его. Да так, что руки и ноги холодеют, а затылок становится невозможно горячим.
- Олеся, это запись не вчерашняя. И не прошлого года даже. Я понять не могу, где она сделана. И какого времени.
- То есть… - в голосе руководителя квартета появились интонации закипающего чайника.
Несмотря ни на что, он улыбнулся голосу Олеси. Потому что из него исчезло разочарование и отвращение что ли. Не хотел он слышать эти ноты в голосе близкого человека. И то, что она поверила ему – вот так сразу…
- Лева, - с тревогой спросила Олеся.
- А ведь Ира не поверит. Тем более после нашей с ней истории…
Он все просматривал и просматривал видео с какой-то вечеринки, где остальные трое, где ж они так поддали-то? - танцевали с какими-то весьма отвязными барышнями, а он сам…
Его замечательно было видно в проеме окна. Девица сидит на подоконнике, он – около нее. Пикантно. Вполне. Они целуются. Ее руки – под его рубашкой, как обычно – белой. Ее нога ползет по его бедру. Вот он подхватывает ее на руки, не разрывая поцелуя. Она запрокидывает голову, смеется. Они удаляются.
Твою ж…
В левом углу мигает вчерашнее число. Нынешний год. Как будто время сошло с ума и решило снова тыкнуть его мордой в то, как он бездарно провел эти пять лет.
Занавес.
- Лева. Я попрошу службу безопасности выяснить. И когда была сделана запись. И кто нам ее выложил, перебив даты.
- Она не поверит.
Говорит – и понимает, что из голоса исчезли звуки.
- И что ты будешь делать?
Он ловит себя на том, что уже мечется по номеру, скидывая все в чемодан. Замирает, понимая, что просто бросит все тут, чтобы не возиться с багажом – выгадает хоть сколько-нибудь времени. Вдруг Ира не видела, вдруг хоть это все пройдет мимо них!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})- Прости, Олесь, я выскакивать буду. Как-то же можно отсюда быстро в Питер добраться.
- Давай.