Тереза Маммерт - Этот прекрасный сон

Я потянул за шнурок, свисающий с ветки, и из картонной коробки через отверстия в днище посыпались искусственные снежные хлопья. В Интернете я прочитал, что в этом качестве можно использовать полиакрилат натрия – наполнитель подгузников. Видя, как Эйвери изумлена, я испытал огромное удовольствие. Снег получился не идеальным – он падал комками, – но она, похоже, оценила мой жест.

– Джош… – Услышав свое имя из ее уст, я почувствовал, как по спине пробежали мурашки. – Это невероятно!

– Чуть не забыл!

Я достал телефон, нашел в нем нужную песню и сунул один наушник себе в ухо, а другой протянул Эйвери. Она взяла его, и ее глаза заблестели: зазвучала мелодия «White Christmas». Широко улыбаясь, она опять вложила свою руку в мою, склонила голову мне на плечо и прошептала:

– Рождество – это, оказывается, не так уж плохо.

Краем глаза я увидел отсветы елочных лампочек в ее сияющих зрачках.

Эйвери подняла голову, и наши взгляды встретились.

– А почему нет омелы?

Меня потянуло к ней как магнитом. Единственное, чего я сейчас хотел, – это обнять ее и прикоснуться губами к ее губам.

Даже с закрытыми глазами я видел наше будущее. В тот момент я испытал все, что слышал о влюбленности и первых поцелуях. Фейерверки, электрические разряды, музыка, беспричинное счастье, даже колокольный звон – все это обрушилось на меня. Эйвери разомкнула губы, и кончик моего языка скользнул внутрь. Она сжала мою руку, чуть не лишив меня самообладания. Отслонившись, я поглядел на наши ноги, утопающие в искусственном снеге, и выдохнул:

– Ух ты!

Эйвери выбрала «снежинки» из волос и огляделась по сторонам. С каждой секундой она казалась мне все более красивой и счастливой.

– Еще мне не нравится, что, когда я улыбаюсь, у меня над верхней губой появляется маленькая складочка. – Она указала пальцем. – Ты и это можешь изменить?

Я покачал головой:

– В тебе я ничего менять не собираюсь. Какой следующий пункт в твоем списке антипатий?

– Дальние поездки.

Я чуть отстранился и вопросительно на нее посмотрел:

– Серьезно?

– Терпеть не могу колесить. Но с этим, наверное, ничего не поделаешь.

– Что идет по списку далее?

Притворяться крутым, надменным и труднодоступным было ни к чему. Эйвери не хотела играть в игры, а я, вне всякого сомнения, хотел, чтобы Эйвери стала моей. Я был готов на все и надеялся, что она со мной искренна, ведь иначе мои собственные попытки быть откровенным ни к чему бы не привели.

– Глобальное потепление, запах кокоса, сигаретный дым, белые мужские майки в рубчик… Не люблю привлекать к себе внимание, не люблю переспелые бананы, пауков, бейсбол, кричащих детей, бекон, слюни, рвоту, слизь, крошки, телешоу Говарда Стерна и плохие стрижки. Не люблю, когда одежда электризуется, когда в «Костко» заканчиваются крендели, а еще не люблю слово «локоть».

– Это все? – спросил я невозмутимо.

Эйвери усмехнулась:

– А что произойдет, когда мой список закончится?

Мне многое пришло в голову, но я не хотел все разрушить, озвучив хотя бы одну из своих идей. У меня до сих пор звенело в ушах после нашего поцелуя. Думать в таком состоянии было невозможно.

– Что-нибудь придумаем.

Я взял Эйвери за руку и повел к расчищенному участку леса.

– Уже уходим? – спросила она, слегка выпятив нижнюю губу.

Я рассмеялся:

– Я пытаюсь быть джентльменом, Эйвери, а джентльмен не спланирует вечер так, чтобы даме потом пришлось вытаскивать из мягкого места сосновые иголки.

Я подмигнул ей, она ответила широкой понимающей улыбкой:

– Пожалуй, мы могли бы выпить горячего шоколада у меня дома.

Мой взгляд притянулся к ее мягким губам, она подняла брови. Я хотел быть хорошим парнем, таким, как нужно, но это становилось во многих отношениях все труднее и труднее.

Эйвери тихо охнула, когда я повернул ее на триста шестьдесят градусов и прижал к машине. Дверца защелкнулась, Эйвери вздрогнула, мы оба засмеялись. Потом я наклонился и снова поцеловал ее сладкие губы.

Неохотно отстранившись, я задал себе вопрос: «Неужели так бывает со всеми?» Чем дольше мы были вместе, тем прекраснее она становилась. Я прижался лбом к ее лбу, и мне не хотелось просыпаться от этого сна. Но тут с неба посыпались тяжелые капли и разрушили волшебство момента. Улыбнувшись, Эйвери посмотрела вверх. Мы принялись торопливо собирать елочные украшения миссис Чиприани, и с каждой снятой игрушкой наш смех становился все громче.

– Держи. – Я передал Эйвери ящик, а потом стал отцеплять и осторожно перекидывать ей стеклянные шары.

Она ловила их, радостно улыбаясь. Когда все было снято, я забрал коробку и поцеловал Эйвери в лоб.

– Горячий шоколад сейчас был бы не лишним, – прошептала она.

Из-за дождя воздух остыл, ее платье и волосы промокли и прилипли к телу.

Я убрал влажную золотистую прядь, упавшую ей на глаза:

– Поехали.

Когда мы подъехали к дому Эйвери, у меня свело живот. Всю обратную дорогу она молчала: видимо, сомневалась, что поступила правильно, пригласив меня к себе. Такой парень, как я, должен вести себя аккуратно с такими девушками, как она, не рисковать.

Припарковавшись у тротуара, я быстро вышел из машины и открыл Эйвери дверь. Вставая, она застенчиво улыбнулась и одернула платье.

Видя, как она нервничает, я взял ее руку в свои и нежно сжал. Мы поднялись по лестнице. Подведя меня к своей квартире, Эйвери неловко повернула ключ в замке и чуть не упала, когда тяжелая металлическая дверь наконец качнулась вперед.

– Заедает, – пробормотала она.

– Я починю, – пообещал я, закрывая за собой задвижку.

Эйвери покраснела:

– Ты не должен этого делать.

– Но мне хочется.

Я подошел к ней и, проведя пальцами по ее теплым щекам, притянул ее к себе. Она напряглась, но, как только наши губы соприкоснулись, это ушло. Эйвери скользнула теплыми ладонями по моей груди, разгладив по ней мокрую ткань, и я судорожно втянул воздух. Мне захотелось прижать это хрупкое тело к своему и проследить за каждым его изгибом.

Я стянул рубашку и бросил на пол. Окинув взглядом мой торс, Эйвери пробежала пальцами по татуировкам на моих ребрах и нахмурилась. С ее губ готов был сорваться вопрос, но в тот момент мне не хотелось вопросов. Наговориться мы могли позже. Я хотел, не отвлекаясь, наслаждаться каждой секундой ее оцепенения, пока она не пришла в себя и не поняла, что достойна кого-то получше, чем я.

Моя рука потянулась к лямкам, завязанным у нее на спине. Я медленно распустил узел и коснулся пальцами позвонков. Меня пробрала дрожь. Губы Эйвери застыли, она отпрянула и, вскинув руки, придержала платье на груди. Я подался к ней: