Разрушенные - Кристи Бромберг
И сопротивление бесполезно.
Так всегда бывает, когда дело касается моей силы воли и Колтона.
Наклоняюсь, делая то, чего мне отчаянно хотелось сделать. Поддаваясь потребности почувствовать эту связь с ним — напитать свою единственную зависимость — и прикоснуться губами к его губам. Знаю, это смешно, что я нервничаю из-за того, что причиню ему боль. Что каким-то образом похотливые мысли за нашим невинным прикосновением губ причинят боль его исцеляющейся голове.
Но в ту минуту, когда наши губы соприкасаются — в ту минуту, когда мягкий вздох покидает его рот и прокладывает себе путь в мою душу — мне трудно мыслить ясно. Вкушаю лишь часть, убеждаясь, что он в порядке, когда все, чего мне хочется — это целиком съесть яблоко, соблазняющее меня.
Но мне этого и не нужно делать, потому что Колтон вручает его мне на серебряном блюде, когда подносит свою левую руку к моему затылку и снова притягивает меня к своему рту. Губы раздвигаются, языки сливаются, и признание возобновляется, мы погружаемся друг в друга в благоговейном поцелуе. Мы не спешим, не делаем ничего, кроме как наслаждаемся нашей неопровержимой связью. Раздражающий звуковой сигнал мониторов сменяется тихими вздохами и удовлетворенным шепотом, сигнализирующим о нашей любви.
Я так теряюсь в нем — когда я боялась, что никогда не попробую его снова — что все, о чем я могу сейчас думать, это будет ли когда-нибудь мне его достаточно?
Чувствую, как его губы сжимаются, когда он морщится от боли и меня пронзает чувство вины. Я давлю на него слишком сильно, слишком быстро, успокаивая свою эгоистичную потребность в уверенности. Пытаюсь отстраниться, но его рука крепко держит мою голову, он прижимается лбом к моему лбу, мы соприкасаемся носами, овеваем дыханием губы друг друга.
— Дай мне секунду, — бормочет он у моих губ. Я просто слегка киваю ему головой, потому что отдам ему жизнь, если он попросит.
— Эти головные боли возникают так быстро, что кажется, будто меня бьют кувалдой, — говорит он через мгновение.
Беспокойство мгновенно гасит пламя вожделения.
— Давай я позову доктора.
— Нет, — говорит он, хлопая левой рукой по кровати, отчего она дрожит. — Это место возвращает меня к тому времени, когда мне было восемь лет. — И возражение, собирающееся было сорваться с языка, замирает. — Все смотрят на меня обеспокоенными глазами и никто не отвечает на вопросы… за исключением того, что на этот раз это я не могу ответить.
Он тихо смеется и я чувствую, как его тело снова напрягается от боли.
— Колтон…
— Нет… Еще нет, — упрямо повторяет он, водя большим пальцем взад и вперед по моему затылку и шее, пытаясь успокоить меня, когда все должно быть наоборот. — Я помню свое интервью с ESPN. Съел свой «Сникерс». — У него довольно странное выражение лица, и он на мгновение отводит глаза. — Поцеловал тебя на пит-роу, а потом ничего, — говорит он, пытаясь отвлечь меня от желания позвать доктора.
— Собрание водителей. — Заполняю я пробелы. — Бэкс был тогда с тобой.
— Почему я должен помнить, что ел шоколадку, но не собрание?
И в своей голове я провожу связь с недостающей информацией, которую дал мне Энди. Потому что традиционный шоколадный батончик «Сникерс» на удачу связан с его прошлым — первой в его жизни случайной встречей с надеждой.
— Я не знаю. Уверена, все это вернется к тебе. Не думаю, что…
— Ты была рядом со мной во время гимна. Песня закончилась… — его голос затихает, он пытается вспомнить следующие события, в то время как у меня перехватывает горло. — Наблюдал, как Дэвис помогал тебе перебраться через стену, желая убедиться, что ты в безопасности, в то время как Бэкс начал последние проверки… и я помню, что ощущал самое странное чувство покоя, когда находился на старте/финише, но не уверен, почему… а затем пустота, пока я не очнулся.
И затянувшаяся тревога, ступающая на цыпочках, которую я чувствовала раньше, превращается в полнейший панический топот.
Мое сердце падает. У меня перехватывает дыхание. Он не помнит. Он не помнит, как сказал мне фразу, которая склеила вместе сломанные части меня. Мне нужна каждая капля сил, чтобы не дать неожиданной пощечине моей душе проявиться в застывшей позе моего тела.
Я не понимала, как мне нужно было услышать эти слова снова — особенно после того, как думала, что потеряла его. Зная, что он помнит тот решающий момент между нами, он заполнит последние трещины в моем исцеляющемся сердце.
— А ты? — его голос прорывается сквозь мои рассеянные мысли, он целует кончик моего носа, прежде чем приподнять мою голову, чтобы он мог заглянуть мне в глаза.
Пытаюсь скрыть эмоции, которые, я уверена, там есть.
— Что я? — спрашиваю я, пытаясь проглотить ложь, вставшую комком в горле.
Он наклоняет голову, смотрит на меня, и мне интересно, знает ли он, что я что-то скрываю.
— Знаешь, почему я был так счастлив на старте гонки?
Облизываю губы и мысленно напоминаю себе не терзать зубами нижнюю губу, иначе он поймет, что я лгу.
— Э-э-э, — выдавливаю я, мое сердце застывает. Просто не могу ему это сказать. Не могу заставить его чувствовать слова, которые он не помнит, или заставить его чувствовать себя обязанным повторять слова, заставляющие его вспоминать об ужасах детства.
…То, что ты сказала мне — эти три слова — они превращают меня в того, кем я не позволю себе больше быть снова. Они вызывает вещи — воспоминания, демонов, столько всего, черт возьми…
Его слова царапают мой разум и оставляют след, который сможет исцелить только он. И я знаю, как бы сильно мне не хотелось, как бы больно мне не было утаивать свою потребность услышать их, я не могу сказать ему.
Заставляю себя улыбнуться и смотрю ему в глаза.
— Уверена, ты просто был в восторге от начала сезона и думал, что если бы твои тренировочные заезды служили хоть каким-либо показателем, ты собирался претендовать на клетчатый флаг. — Ложь сходит с моего языка, и на минуту я волнуюсь, что он не поверит. Спустя мгновение уголок его губ поднимается, и я понимаю, что он ничего не заметил.
— Уверен, было более одного клетчатого флага, на котором я был сосредоточен.
Качаю головой, улыбка на моих губах начинает дрожать.
Лицо Колтона мгновенно меняется от веселого к обеспокоенному из-за неожиданной перемены в моем поведении.
— Что такое? — спрашивает он, поднимая руку и прижимая ее к моему лицу. Я пока не могу
