Снова хочу быть твоей (СИ) - Маша Малиновская
Я бегу к двери и замираю, когда вижу Севу на пороге. На секунду, где-то очень-очень глубоко в душе я думаю, что всё будет хорошо. Что он вернулся, чтобы простить меня, чтобы дать нам ещё один шанс.
Но его лицо остается жёстким. Он оглядывает чемодан, который я уже успел собрать.
— Разбери его, — говорит он сухо. — Ты остаешься.
Я не понимаю. Стою, как вкопанная, смотрю на него, не в состоянии что-то сказать.
— Я?.. — Шепчу, не верю своим ушам.
— Ты. И мой сын, — в его голосе столько стали, что режет больно. — Я уезжаю. На неделю. С Ангелиной. Когда вернусь, решим, как быть.
Слова ударяют, как молот. Наотмашь пощёчинами лупят.
Ангелина.
Конечно.
А я остаюсь. Одна.
Но кому, кроме как себе самой я могу предъявить эту претензию?
— Нет… — я начинаю, но он уже проходит мимо меня, собирая свои вещи в чемодан. Он делает это быстро, безразлично, словно каждый его жест отсекает меня от его жизни. Я пытаюсь что-то сказать, что-то сделать, но ничего не выходит. Он уже всё решил.
— Сева, не уезжай… Пожалуйста… — прошу я тихо, чувствуя, как душа разрывается от боли. Ещё мгновение, ещё секунда — и я расколюсь, развалюсь на кусочки.
Но он не останавливается. Словно не слышит меня. Будто слова мои, словно горошины, отбиваются о глухую стену.
— Сева, — в отчаянии хватаю его за запястье, но тут же отдёргиваю руку, словно обжёгшись. — Я прошу, давай поговорим. Просто сядем и поговорим. Я знаю, что ты не хочешь слышать меня, но прошу…
— Лиза, хватит, — Он останавливается и поднимает на меня тяжёлый взгляд. Его голос звучит устало. — Мне нужно время подумать, как быть дальше. У нас общий сын, и я не собираюсь исчезать из его жизни. Но сейчас мне надо остыть.
Рядом с Ангелиной…
Он закрывает чемодан, бросает на меня последний взгляд — тяжёлый, полный горечи и разочарования. И уходит.
А я стою в пустой комнате, смотрю на закрытую дверь и не могу сдвинуться с места. Ноги к полу прирастают, от отчаяния сил уже нет даже просто пошевелиться.
Не знаю, сколько так стою. Ноги немеют уже, стоять больно, но я продолжаю наказывать себя.
Пусть будет больно. Пусть.
Поделом мне, лгунье… Поделом.
Ночь наступает, как будто вдавливая меня в тишину. Я плачу. Не сплю. Считаю часы, хотя знаю, что это не поможет.
Он ушёл к другой и чётко дал мне это понять.
26
Несколько недель спустя…
Сева возвращается домой вечером, когда Рома уже бегает по квартире, как заведённый, переполненный энергией после короткого дневного сна. Сегодня суббота, и у него в саду выходной. У меня тоже сегодня приёма нет, поэтому мы вместе с самого утра.
Весь день я стараюсь не думать о Севе, не мучить себя вопросами о том, где он был и что делал. Был ли с Ангелиной, или может у него уже другая женщина.
Но его появление всё обрушивает на меня с новой силой. Всё это время мы едва общаемся, словно живём в параллельных мирах, но его присутствие — это как тень, нависающая надо мной. Мне дышать становится нечем, когда он дома, а когда его нет — ещё хуже.
— Папа приехал! — кричит Рома, бросаясь к нему с сияющими глазами.
Сева улыбается сыну, подхватывает его на руки и кружит, как ни в чём не бывало. Для Ромы ничего не изменилось. Он счастлив, он смеётся, он в безопасности — и это главное. Сева предложил ему звать его папой, если тому захочется, и Ромка с удовольствием эту идею подхватил.
Я наблюдаю за ними, стоя в дверном проёме, чувствуя, как внутри всё ноет от обиды и разочарования, но, по крайней мере, Рома не чувствует этой напряжённости между нами. Для него всё так же хорошо, как и было раньше.
— Как дела, боец? — спрашивает Сева, глядя на Рому с такой нежностью, которая режет меня до самого сердца. Он бросает на меня мимолётный взгляд, в котором нет ни холодности, ни ярости — просто пустота. Как будто между нами больше ничего нет. Вообще ничего. Даже боли.
— Хорошо! Мы сегодня с мамой рисовали! — говорит Рома, хватая Севу за шею, будто боится отпустить. — Хочешь посмотреть?
— Конечно, покажи, что ты нарисовал.
Они садятся на ковёр, и Рома разворачивает перед ним листы бумаги с детскими каракулями. Я чувствую, как меня медленно выдавливают из этого момента, как будто я здесь лишняя. Они смеются, обсуждают рисунки, а я просто стою, не в силах даже присоединиться. Сева отдаёт всё своё внимание сыну, и я знаю, что он делает это осознанно, чтобы не касаться меня, не открывать старые раны.
И вот тут раздаётся звонок в дверь. Я замираю и смотрю на Севу.
Кто это может быть?
Он сводит брови и поднимается.
— Открою, — бросает по пути к двери.
За дверью оказывается… мать Севы.
— Так, ну от вас не дождёшься визита, дорогие мои, — сетует женщина, входя в квартиру.
Я удивлена. Она редко приезжает без предупреждения, и я не знаю, как мне сейчас вести себя с ней, зная, что между мной и Севой — пропасть, которую невозможно скрыть.
Мать у него вообще необыкновенная женщина. Добрая, интеллигентная. Сева, по сути, сказал ей правду. Что у нас отношений нет, что сын — его. Я боялась её реакции, но удивилась, как тепло она приняла и меня и Ромку, когда приехала в первый раз. Тогда Сева как раз уехал.
Мы не обсуждали ничего: ни то, как так всё вышло, ни почему я не говорила её сыну о ребёнке. Она просто приехала с подарками для Ромы, познакомилась с ним, мы выпили с ней чаю, а, уезжая, она тепло обняла меня.
Ни упрёков, ни претензий, ни долгих осуждающий взглядов.
Она будто дала мне понять, что я не одна. И внуку очень обрадовалась.
Но всё же её присутствие заставляет нас обоих изображать нормальность. Сева поднимается с пола и тепло обнимает мать.
— Лиза, как ты? — спрашивает она, поднимая на меня глаза, полные заботы.
— Всё хорошо, — отвечаю я, выдавливая из себя улыбку, которая ощущается, как маска. — Просто на работе загружена, немного устала.
Сева молча наблюдает за мной, но я не могу поймать его взгляд. Мы с ним словно на разных полюсах. Его мать не должна знать о том, что происходит на самом деле. Что между нами с Севой такая пропасть.
