Всего лишь измена (СИ) - Соль Мари
— Ты прикинь, Кулик объявился? — зажигает она сигарету.
— Да что ты? Куликов? — повторяю фамилию бывшего мужа. Это что? Возвращение бывших? Сезонное, что ли? Или, как в фильмах про зомби?
— На море зовёт, — произносит подруга.
— Так съезди, — смотрю на неё.
— С какого перепуга? — я так и знала, что Мила так скажет.
Мне кажется, бывший её хоть немного любил. Раз не хотел отпускать! А вот Мила пошла за него ради денег и статуса.
— Может, он помириться хочет?
— Ага! Разбежалась! — нервно курит подруга, — Сколько лет с этой курицей жил. А теперь надоело?
— Ну, ты тоже времени зря не теряла, — напоминаю я ей, — Сколько у тебя после развода мужчин было?
— Эт не его ума дело! — взрывается Милка.
Её темперамент, как в юности, бьёт через край. Наверное, я не такая? Уж если влюбляюсь, надолго. Уж если люблю, то люблю.
Проезжую часть занимает фургон. «Красота по заказу», — возглашает нарядная надпись. Покинув его, одетый в спецовку курьер, направляется к нам, с огромным букетом. Коробка, размером с ведро! А в ней ассорти из цветов. Как будто даритель не знал, что понравится, и заказал сразу всё.
— Мне нужна Майя Шумилова, — говорит молодой человек.
— Я за неё! — улыбаюсь, беру из его рук коробку. Тяжёлая! — Мил, черкни! — говорю я подруге.
Та ставит подпись, мужчина уходит.
— От кого эта роскошь, как думаешь? — хмыкаю я.
Милка в ответ пожимает плечами:
— Так девочка взрослая, может, какой кавалер?
— Не из бедных, наверное, — я изучаю глазами букет.
— Эй, мамаша, тебе что ли завидно? — подруга в своём духе.
— Скажешь тоже! — кошусь на неё. И среди разноцветья вижу кончик открытки.
Милка тоже его замечает. Схватив, открывает. Ещё раньше, чем я успеваю что-либо сказать.
— «Ты прекрасна! Б.Н.», — говорит она вслух, — Это всё.
Я, качнувшись, едва не роняю коробку.
— Ты чего, Вит? — беспокойно лепечет подруга.
— Да что-то голова закружилась, — отдаю ей цветы.
В голове эти буквы Б.Н. обретают иное значение. Он не отступит! Он будет идти до конца. И этот его «щедрый жест» служит явным тому подтверждением.
— Наверное, от дыма табачного? Ну, ты и дохлячка! — Мила с тревогой глядит на меня, — Всех кормишь, а сама-то хоть ела? Ничего, щас торта навернёшь! Полегчает. Идём!
Открываю ей дверь, и мы входим в кафе «ВитаМила». А мне, как и в те разы, кажется, будто чьи-то глаза наблюдают за мной.
Обернувшись назад, вижу улицу. Майский вечер, вокруг тишина.
«Ну, спасибо тебе, Богачёв», — рассерженно думаю я. Даже этот особенный день умудрился испортить! Сначала хочу написать ему что-нибудь гневное. А после решаю: «Нет, много чести! Пусть думает, мне всё равно».
Глава 18
По настоянию Костика, окончив наш ВУЗ, я решила учиться и дальше. Он пошёл в аспиранты осознанно. Я — вслед за ним. Вероятно, ему не хотелось со мной расставаться? Он готов был и дальше тащить меня следом на трудном пути освоения точных наук. А мне… было всё равно! Я любила Никиту. И денег хватало. Он всегда их давал. И уезжая, оставил. С лихвой, про запас. Часть я истратила. А из оставшихся вынула сумму, которой должно было хватить на аборт в платной клинике.
Токсикоз донимал, меня жутко тошнило. И скрыть этот факт было трудно от той, кто меня родила.
— Какой месяц? — огорошила мама вопросом.
Я не стала юлить, честно ответила:
— Третий.
Последовал вздох, она не спешила давать наставлений. Мама была не из тех, кто бравирует фразами, вроде «А я же тебе говорила!». Ну, говорила! И что? Что теперь-то?
Я, покачав головой, посмотрела в окно.
— Не волнуйся, ребёнка не будет, — сказала как в фильме.
— С чего бы? — мать вскинула брови, — Пойдёшь на аборт?
— Да, я уже записалась, — кивнула, почти равнодушно.
Размышляла ли я о ребёнке, который, возможно, будет очень похож на отца? Представляла ли, кто это будет? Девчонка, пацан. Всё равно! Я хотела избавить себя от мучений. Изгнать эту боль изнутри. А как? Только методом чистки. Раз уж он умудрился меня «заклеймить». Быть одинокой мамашей, обречь себя вечно его вспоминать. Ну, уж нет! Лучше смерть, чем такое…
— Ну, конечно, — мама снова вздохнула, — Ты ведь уже всё решила? Ты никогда не советуешься со мной. Тебе безразлично, что я думаю, правда?
— Ой, мам! — я скривилась, — Только не начинай, ладно? Умоляю тебя, не сейчас.
— Да нет, мне-то что? Ради Бога! Жизнь твоя, и поступки твои, — заявила она, — Делай что хочешь.
Помню, как я удивилась. Взглянула на маму:
— Серьёзно? — даже стало немного обидно, — Это всё?
— Ну, а что ты хотела услышать? — спросила она, — Я работаю! И не смогу содержать нас троих. А ребёнок — это большая ответственность. И растить без отца, это хуже, чем вовсе остаться бездетной.
Во мне взыграла жажда противоречия. И я даже в какой-то момент передумала. Так захотелось ей доказать, что я на что-то способна! Но эта жажда быстро прошла, стоило телу опять подшутить надо мной. Я зажала ладонями рот. И только что выпитый чай попросился обратно.
Спустя несколько дней, во время которых мама ни словом единым не попрекнула меня. Лишь наблюдала в степенном молчании пытки, которые мне приходилось терпеть. От которых я собиралась избавить себя. Ведь дата аборта была так близка…
К нам нагрянул Шумилов. Он явился без приглашения. Впрочем, так часто бывало. Но в последнее время я избегала общения с ним. Я избегала общения в целом! Проводила дни дома, иногда выползала гулять. Убеждала себя, что всё это скоро закончится, и я опять заживу нормальной жизнью. И забуду всё это, как страшный сон.
В тот раз у Костика было такое лицо… Как будто он собирался сказать что-то важное.
— Ну, я вас оставлю, — многозначительно бросила мама, и торопливо ушла «в магазин».
Мы остались вдвоём. Я пожала плечами:
— Чай будешь?
Костик разулся, прошёл. Он выглядел очень неплохо. Чего нельзя было сказать обо мне.
— Ты хотя бы сказал, что придёшь, — бросила хмуро, — Я бы хоть голову помыла.
На голове у меня «чёрт копейку искал». Рыжие пряди, как змеи, укрощённые лентой, торчали хрен знает, куда. Футболка до самых колен, с парой видимых пятен. Я в ней ходила по дому, спала. В целом, мне было плевать в тот период, как я выгляжу! Перед кем красоваться?
— Да я…, - он помедлил, присел, — Шёл мимо, решил заскочить.
— Молодец, — отозвалась, совсем равнодушно.
— Вит, ты как? — его голос, такой озабоченный, вызвал желание плакать от жалости. Жалость к себе тяготила меня. Было больно повсюду! В груди, в животе, в голове.
— Я нормально, — мой односложный ответ прозвучал слишком резко.
Шумилов поник. Я налила ему чай и поставила рядом корзиночку с сушками.
— Извини, ничего больше нет. Мать, как всегда, на диете. А я…, - я запнулась.
— Так я же принёс тебе трюфельный торт, твой любимый! Сейчас, — спохватился он.
— Кость! — попыталась препятствовать этому бегству.
Но он уже смылся в прихожую. И вернулся оттуда с пакетом. Маленький трюфельный торт, извлечённым им, выглядел так вызывающе вкусно. Но я понимала, что съев, заработаю новый желудочный спазм.
— Я попозже, окей? — улыбнулась ему через силу, — А ты налегай! Тебе можно.
— Да я…, - он вздохнул, — Не хочу.
Мы помолчали. Какая-то тяжесть висела над старым кухонным столом. Словно туча. Из которой того и гляди ливанёт!
Костик шумно сглотнул. Произнёс:
— Вит, я хотел…
— А? — подняла я усталые веки. Ночами почти не спала! Одиночество болью струилось по венам. Лишь только закрою глаза, вижу сны.
Он сунул руку в пакет, что лежал у него на коленях. В котором был торт. Но кроме торта, оказалось, там было ещё кое-что.
— Выходи за меня? — протянул мне коробочку.
Я не стала брать. Он приоткрыл и поставил на стол. Изнутри на меня посмотрел милый перстень. Отточенный глаз уловил яркий всполох.