Любимая для спонсора (СИ) - Ривера Полина

– Фи-илин! Побеждай! Народ, давайте поддержим! Вста-вай! Вста-вай! Россия! Россия!

– Люба, зачем она тебе? – снова поднимается Миша. Отклоняет ленивый удар Зверева – похоже, тот уже не сомневается в победе.

– А если я скажу, что люблю тебя? – кричу я.

Плевать, что все подумают. На все плевать… На гудящую толпу, застывшего за спиной Клауса, журналистов, бросившихся ко мне, как стая голодных псов.

– Что? Люб...

– Я люблю тебя! Пожалуйста… Даже, если ты меня так и не простил, подари мне победу. Потому что я тебя простила… За Олежека, за.. все, Миш.

Глава 28.

Глава 28.

Люба.

Вспышки фотоаппаратов ослепляют. Глаза щиплет от хлынувших слез, плечи зябко дрожат… Мне одиноко в ревущей толпе… И я больше ничего не могу сказать или выкрикнуть – голос садится до шепота. Может, Миша и не услышал меня вовсе? Однако, я продолжаю стоять возле ринга и сверлить его взглядом.

Он поднимается под разочарованный стон болельщиков Зверева. На таком же фальшиво-бодром «пя-ять» арбитра. Наверняка тот хотел быстрее завершить бой, зафиксировать нокаут и свалить в туман – отмечать победу молодого, перспективного бойца.

– Бой! – кричит он, спешно стирая пот со лба.

Мне неважна его победа, но я знаю, как она нужна Мише. Я тоже спортсменка… Набираю в легкие побольше воздуха и кричу:

– Миша! Давай! Россия! Пи-итер!

Получается хрипло и жалко, но мой благородный порыв подхватывают болельщики. Они орут так, что закладывает уши.

Я могу лишь выпустить стон облегчения. И торжествующий стон – в тот момент, когда вижу, как работает на ринге Филинов. Это по-настоящему страшно… Я зажмуриваюсь, слыша звуки ударов, хруст костей, рычание…

А потом медленно, опасаясь увидеть его лежащим навзничь, открываю глаза…

– Десять, девять… – кричит арбитр.

Несломленный, истекающий кровью, едва стоящий на ногах, над рингом возвышается Миша. Зверев ползает по полу, старается подняться, но падает. Его тренер шипит какие-то лозунги, но все бесполезно. Команда Зверева пытается его умывать, приводить в чувства, всячески тормошить…

– Восемь, семь…

– Ура! Победа! – преждевременно кричат болельщики. Свистят и машут флагами.

– Шесть, пять, четыре…

– Филин – чемпион!

– Три, два, один! Чемпионом Европы становится Михаил Фили-иноффф!

Я реву. Вою, закрыв лицо ладонями. И сквозь слезы вижу, как Миша улыбается. Вытаскивает изо рта защиту и благодарит болельщиков. Коротко – потому что каждое слово дается с трудом.

Поднимает над головой чемпионский пояс и тотчас сгибается пополам. Я слышу, как зовут врача. Мишу укладывают на носилки и уносят.

– Пустите! Я… Я тренер, я имею право! Дайте пройти, – распихиваю толпу локтями.

– Погоди, Люб, – останавливает меня Кауфман – приятель Миши. – Не надо сейчас к нему в таком состоянии. Ему здорово досталось. Не думаю, что Мише будет приятно предстать перед тобой… таким.

– Победителем, Яш. Хорошо, – выдыхаю, расслабляя плечи и облегченно выдыхая. Все уже кончилось – это главное. – Где он живет? Я приеду в гостиницу.

– Вот же… настырная. Жди, я организую все.

Кауфман уходит, оставляя меня ждать в подсобке длинного коридора. Наверное, проходит не меньше часа, прежде чем он снова появляется.

– Идем. Поговорите с Мишей, а потом я его увезу отдыхать.

– Спасибо тебе, Яш. Огромное спасибо!

Он толкает дверь комнаты отдыха, впуская меня внутрь. В нос мгновенно ударяют запахи антисептиков, спирта, лекарств. Миша лежит на кушетке. В полумраке белеют бинты, укрывающие его раны.

Я на цыпочках подхожу ближе, опасаясь его разбудить. Смотрю в заплывшие от кровоподтеков глаза и кладу голову на его грудь. Плачу. Глажу его сильные, родные плечи. Вдыхаю запах… Как же я скучала…

– Люб, у меня больше нет здесь сухих футболок, – шепчет он, касаясь огромной ладонью моего затылка. – Любаша… Не плачь, пожалуйста… Я не достоин, я…

– Я так тебя люблю, чемпион, – всхлипываю, не в силах остановиться. – И не смей так говорить, слышишь? Ты самый достойный на свете… Прости меня, я…

– Хватит, любимая.

– Любимая, в смысле, ты меня по фамилии назвал или…

– Люба, мне было так больно, ты не представляешь, – шепчет он вымученно, поглаживая мое лицо шероховатыми пальцами. – С первой минуты, как увидел, мечтал, чтобы ты стала моей… У меня ничего нет, кроме денег и… небольшого положения в спортивных кругах. Я тебе не ровня, ты… У меня был один вариант – купить тебя. Но и тогда я понимал, что долго ты меня теперь не будешь, даже из-за денег…

– Перестань, пожалуйста, Миша, я…

– Пойдешь за меня, Люб? Такого, как есть?

Господи, как больно в груди. От его горьких слов, уверенности в своей неполноценности, всего этого бреда про «ровню». И так он говорит обо всем – спокойно, даже буднично.

– Мишенька…

– Только так, любимая. Потому что, если ты еще раз сбежишь, я сдохну от тоски, – шепчет Миша, касаясь моего лица. Гладит веки, лоб, волосы. – Как я скучал, Любаша. У меня… Люба, у меня никого не было после тебя.

– Пойду, – кладу голову на его грудь и довольно улыбаюсь. – У меня тоже не было, Миш… Клаус, он… Мы даже не целовались. Я просто не могла… После тебя…

– Точно?

– Да, Филинов. Точно. Опять не веришь?

– Верю, Любаш. И будет настоящая свадьба? С белым платьем и кортежем?

– А ты для чего предлагал? Наверное, это самое оригинальное предложение.

– Я хотел на ринге сделать предложение, но блять… Зверев – сильный противник, он молодец. Если бы не ты… Люба, сегодня самый счастливый день в моей жизни. И я не переставал тебя любить. Ни на секунду… Даже когда прогонял и…

– Хватит, Миш. Давай отпустим прошлое? Не хочу больше все это ворошить.

– Там чемодан с деньгами, Люб. И пояс чемпиона. Моя победа, которую ты так просила.

– Пояс повесим дома на видном месте.

– А на деньги этот самый дом купим. Люб, у меня все безумно болит, но я тебя так хочу…

– Верю, но… Сначала тебе нужно восстановиться.

Глава 29.

Глава 29.

Люба.

– Поздравляем, Любовь Викторовна! Мы все слышали, хоть и были за кулисами, – смеются девчонки, когда я возвращаюсь в гостиницу, где нас поселили.

Меня обнимают со всех сторон, шепчут слова благодарности и поздравления.

Анютка Фомина выуживает из кармана коробку с пирожным и протягивает мне:

– Это было… Как в кино, Любовь Викторовна. Так трогательно… А Михаил… Он вас тоже, он… Не отверг вас?

– Нет, мои хорошие. Он мне предложение сделал. Я скоро стану женой. Боже мой…

Мы так и стоим посередине большой гостиной, как дурехи – зареванные, счастливые, не осознавшие до конца, что на самом деле произошло?

– А теперь спать. Анютка, Нина, Оля… Где остальные?

– Так спят уже. Мы же привыкли в шесть утра вставать. Завтра можно выспаться?

– Можно. Все будем отдыхать. От приглашений отпраздновать рекомендую отказываться.

– Конечно, мы и не планировали.

– А теперь спать, крошки. А я пойду отведаю пирожное, так и быть.

Миша долго держал себя в руках, а потом, когда действие лекарств стало ослабевать, тихонько завыл от боли. Врач решил оставить его на несколько дней под наблюдением, чему Филинов пытался противиться. Какой там оставаться, если сердца рвутся от желания быть рядом?

– Любаш, ты спишь, милая?

Ну вот, снова звонит… Губы тянутся в улыбке, а в душе словно весна расцветает…

– Нет. Как тут уснуть? Мишенька, а тебе лучше бы поспать. Жаль, что врач не додумался сделать успокоительный или снотворный укол. Ты ведь…

– Любаш, я отказался от него. Всегда отказываюсь… Победа – это боль. Пульсирующая, колкая до кончиков пальцев… Ее надо чувствовать, пить жадными глотками, наслаждаться. Только потом осознаешь, приятна ли она тебе? Не зря ты лез на эту гору, рисковал здоровьем и жизнью.