Напоминание о нем - Колин Гувер
Не знаю, чего я ожидал. Все эти годы я представлял ее совсем не так. Девица, которая не жалеет о содеянном. Мать, не имеющая никакой привязанности к ребенку, которого произвела на свет.
Пять лет твердого предубеждения не так-то легко преодолеть. В моем сознании Кенна была такой и только такой. Ни о чем не жалеющей. Не любящей. Плюющей на все. Никчемной.
Та эмоциональная буря, которую она явно переживала от того, что не могла быть частью жизни Диэм, не укладывалась у меня в голове вместе с тем презрением, с каким она отнеслась к жизни Скотти.
Я уезжал, думая про миллион разных вещей, которые я должен был сказать. О миллионе вопросов, на которые у меня так и не нашлось ответов.
Почему ты не позвала на помощь?
Почему ты бросила его там?
Почему ты считаешь, что имеешь право снова врываться в жизни, которые уже разрушила?
Почему мне все равно хочется тебя обнять?
13
Кенна
Похоже, мне удалось воплотить наихудший из всех возможных сценариев. Я не только не встретилась сегодня с дочкой, но единственный человек, который мог бы привести меня к ней, стал теперь моим главным врагом.
Ненавижу его. Ненавижу, что позволила ему вчера трогать меня. Ненавижу, что за то короткое время, что провела с ним вчера, я дала ему основания считать меня лгуньей, шлюхой и алкоголичкой. Как будто мало того, что я убийца.
Конечно, он сейчас же отправится к Грейс и Патрику и только усилит их ненависть ко мне. Поможет им выстроить еще более высокую, прочную, толстую стену между мной и моей дочкой.
А на моей стороне никого. Ни единого человека.
– Привет.
Я замерла посередине лестницы. На ступеньках сидела девочка-подросток. У нее был синдром Дауна, и она радостно улыбалась мне, как будто это не худший день в моей жизни. На ней была такая же форменная рубашка, как на Эми в продуктовом магазине. Наверно, она тоже там работала. Эми говорила, что они берут на работу людей с особенностями.
Я вытерла слезы со щек, ответила «Привет!» и обошла ее. Обычно я стараюсь быть дружелюбней с соседями, особенно если мне еще и работать с этой девочкой, но у меня в горле слез было больше, чем слов.
Я открыла дверь своей квартиры, зашла, захлопнула ее за собой и упала на свой полусдувшийся матрас лицом вниз.
Я даже не могла сказать, что вернулась на тот же ход. Я чувствовала, что меня отбросило на один ход назад.
Дверь вдруг распахнулась, и я тут же села. Девочка с лестницы без приглашения зашла в мою квартиру.
– Почему ты плачешь? – Она закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, с любопытством осматривая мою квартиру. – А почему у тебя ничего нет?
Хотя она и вломилась ко мне без разрешения, у меня не было сил расстраиваться еще и из-за этого. Она не признает границ. Ну, учту.
– Я только въехала, – сказала я, объясняя отсутствие вещей.
Девочка подошла к холодильнику и открыла его. Увидала открытую пачку печенья, которую я не доела утром, и схватила ее.
– Можно мне это?
По крайней мере, она подождала разрешения, прежде чем начать есть.
– Конечно.
Она откусила печенье, но тут ее глаза расширились, и она кинула пачку на стол.
– Ой, у тебя котенок! – Она подбежала к котенку и взяла его на руки. – А мне мама не разрешила. Ты взяла его у Рут?
В любое другое время я бы ей обрадовалась. Но у меня правда совершенно не осталось сил на дружелюбие в один из самых тяжелых моментов моей жизни. Мне нужно было выплакаться, а при посторонней девочке этого не сделать.
– Пожалуйста, не могла бы ты уйти? – сказала я как можно вежливее, но все равно просить кого-то оставить тебя в покое вежливо не получится.
– Однажды, когда мне было типа пять, а сейчас мне семнадцать, но, когда мне было пять, у меня был котенок, но у него были глисты, и он умер.
– Мне очень жаль.
А холодильник она так и не закрыла.
– А как его зовут?
– Я пока его не назвала.
Она что, не слышала, что я просила ее уйти?
– А почему ты такая бедная?
– С чего ты решила, что я бедная?
– У тебя нет ни еды, ни постели, ничего.
– Я была в тюрьме.
Может, это ее напугает.
– Мой папа тоже в тюрьме. Ты его видела?
– Нет.
– Но я не сказала тебе, как его зовут.
– Я была в женской тюрьме.
– Эйбл Дарби. Это его имя, ты его знаешь?
– Нет.
– Почему ты плачешь?
Я поднялась с матраса, пошла и закрыла холодильник.
– Тебя кто-то обидел? Почему ты плачешь?
Я не могла поверить, что собираюсь ей отвечать. Мне казалось, это совсем уж убого, отвечать постороннему подростку, который зашел в мою квартиру без спроса. Но оказалось, если сказать это вслух, то становится легче.
– У меня есть дочка, а мне не разрешают ее увидеть.
– Ее у тебя похитили?
Я хотела ответить «да», потому что мне иногда так казалось.
– Нет. Пока я была в тюрьме, моя дочка жила у других людей, но теперь я вышла, а они не хотят, чтобы мы с ней виделись.
– А ты хочешь?
– Да.
Она поцеловала котенка в макушку.
– Может, ты должна радоваться. Я не люблю маленьких детей. Мой брат сует мне в туфли арахисовое масло. Как тебя зовут?
– Кенна.
– А я Леди Диана.
– Тебя правда так зовут?
– Нет, вообще-то Люси, но Леди Диана мне больше нравится.
– Ты работаешь в магазине? – спросила я, указав на ее майку.
Она кивнула.
– Я тоже с понедельника начну.
– Я работаю там уже два года. Я коплю на компьютер, но пока ничего не скопила. Я пойду обедать. – Она сунула мне котенка и пошла к двери. – У меня есть бенгальские огни. Хочешь, зажжем вместе, когда стемнеет?
Я оперлась на стол и вздохнула. Мне не хотелось отвечать отказом, но я чувствовала, что наверняка проплачу до самого утра.
– Может, в другой раз.
Леди Диана ушла. На сей раз я заперла дверь и тут же схватила свой блокнот и написала Скотти письмо. Это единственное, что могло удержать меня от отчаяния.
Дорогой Скотти.
Мне бы так хотелось рассказать тебе, как выглядит наша дочка, но я все еще этого не знаю.
Может, я сама
