Одна на Троих (СИ) - Ласка Уля

Проще всего будет с Ильёй, он сам умеет держать дистанцию, но. . . настолько хорош, что порой очень трудно отказать себе в том, чтобы не помечтать о нем на досуге.

Алексей. Можешь не рассказывать, я больше чем уверена, что он и так уже предпринял попытку наступления. С ним, как с младшим братом, несмотря на то, что он старше, – лёгкий смешок.

С Никитой будет сложнее всего! У него своя не такая уж приятная история становления характера, узнав которую ты точно со мной согласишься.

А далее мне приходится отбивать пальцами по экрану планшета с такой скоростью, чтобы не упустить ни детали из всей полезной информации, которой щедро делится со мной эта святая женщина.

– На первый раз достаточно, – завершает свою речь Марго.

А мне точно требуется время, чтобы все переварить, но я решаюсь на контрольный вопрос:

– Маргарита Александровна, а вся эта история с невес. . .

– Всё, наговорились? – быстрым шагом заходит в кабинет Соболев. – Извини, Марго, работа не ждёт! – выхватывает у меня из руки он свой телефон:

– Спасибо за ликбез для помощницы. Отличного дня! – искренне благодарит её Никита Владимирович и просто жмёт отбой.

– Я хотела бы попрощаться, – запоздало выказываю своё недовольство.

– В следующий раз, а сейчас, цветочек, у нас с тобой завтрак.

Вот ведь настырный!

Глава 22

Мария

– Но вы же слышали, что через час у меня встреча с Ильёй Константиновичем. Мне не хотелось бы опаздывать, – взываю я к здоровому смыслу Соболева.

– Маша, открою тебе один секрет, если ты не будешь варить ему кофе, то количество дел, которые он хочет проработать именно с тобой резко сократится.

– Мне несложно, тем более у нас частная договоренность.

– Да? А о чём с тобой могу договориться я? Я тоже не против частной договоренности.

Соболев ещё ниже опускает подбородок, из–за чего взгляд из–под сведенных к переносице бровей становится ещё пронзительней и ярче.

– Не думаю, что вам лично требуется моя помощь, а по работе мы же с вами только что договорились о совместных трапезах, чтобы не терять время зря и ещё глубже погрузиться в работу.

– Но можно ведь и не в работу? В частной–то договоренности, – продолжает Соболев в своей уникальной манере.

– Никита Владимирович, теперь я понимаю, почему Маргарита Александровна, сказала, что с вами будет трудно.

– Не преувеличивай, цветочек! – моментально начинает оправдываться он. – Она сказала, что слегка сложнее, чем с другими.

– Она не говорила "слегка". Вы подслушивали?! ! – доходит до меня, и я в ужасе начинаю вспоминать наш с Марго разговор и не сболтнула ли я опять что–то лишнее.

– Цветочек, это мой телефон, моя компания и ты моя помощница, поэтому твои обвинения беспочвенны.

– Да, будет очень тяжело. . .

– "Но ты справишься", – выдает он фразу, сказанную чуть раньше мне Марго.

Киваю в ответ, поднимаясь из кресла.

– Что предпочитаешь на, – Соболев бросает взгляд на часы, – обед?

– На ваше усмотрение, – подчиняюсь я.

– Что тебе было непонятно в рекомендации Марго – "любит прямые и точные ответы". Это про меня, если ты уже забыла.

– Я помню, Никита Владимирович, – начинаю потихоньку закипать я.

– Отлично, и?

– "Токио", – называю я свой любимый суши–бар.

– Что это?

– Мой выбор.

– А–а–а. . . – уже точно издеваясь, принимает он мой ответ.

– Вот видишь, Маша, все очень и очень прилично, и совсем без несанкционированных погружений, – сыто ухмыляется Соболев, завершая наш обед в дорогущем ресторане японской кухни.

– Я на секундочку, – поднимаюсь из–за стола, намереваясь посетить дамскую комнату перед отъездом.

– Куда? – без какого–либо стыда спрашивает мой, так и напрашивающийся на скандал, босс.

– В туалет. Можно?

– Конечно. Но не задерживайся!

– Это как получится, – бормочу я себе под нос.

Туалет поражает своей красотой! Ничуть не хуже музея современного искусства.

И когда я, уже помыв руки, намереваюсь выйти, меня хватают за плечи и впечатывают в стену с такой силой, что я не успеваю даже сообразить, что происходит.

Но я успеваю повернуть шею, чтобы не столкнуться со стеной носом. Прохожусь им по касательной, не ощущая особого удара.

А потом меня цепляют за пиджак со спины и разворачивают вполоборота.

Вспышка камеры телефона.

Да, освещение здесь так себе, – отстранённо отмечаю я.

– Ой, извини, – щебечет тонкий, женский голосок. – Я обозналась! Но со спины ты нереально похожа на девку, которая увела моего парня.

Фокусирую, мой, все ещё не желающий собираться воедино, взгляд.

Девчонка моего роста, с рваной, короткой, темной стрижкой и примерно моей же комплекции. Откуда в ней столько силы?

Она как ни в чем не бывало бросает телефон в сумку, продолжая пристально пялиться на меня.

– Держи! – для чего–то сует мне под нос пару салфеток, выдернутых из держателя.

И сразу же я замечаю, как на белоснежную поверхность одной из них приземляется капля крови.

Блин!

– Я, правда, не хотела! Ну все, пока! – делает она уверенный разворот и, без всяких сомнений, и угрызений совести, выходит из уборной.

Что.

Это.

Было?

Подхожу к зеркалу, осматривая свое отражение – небольшая краснота, с правой стороны. Касаюсь пальцем, ещё раз проверяя нос на повреждения. Нет, не болит. Все нормально.

Беру ещё несколько салфеток, смачивая их в ледяной воде и прикладывая к переносице.

Вот так вот и ходи по приличным местам, чтобы получить элитных тумаков не за что.

В сумке вздрагивает телефон. Соболев. Принимаю вызов.

– Никита Владимирович, простите, через минуту буду.

– Цветочек, точно все нормально? Или мне пора уже связываться с санэпидемстанцией?

– Не–е–ет! – повышаю голос я, а то с него ведь станется.

– Тогда поторапливайся! Жду тебя на парковке.

Вот так вот и не знаешь, где и откуда может прилететь, – продолжаю размышлять я, забираясь в уже знакомого черного монстра.

Соболев окидывает меня беглым взглядом, умело выруливает с парковочного места и строго интересуется:

– Что с носом?

И это при том, что пострадавшая сторона находится с другой от него стороны.

– Все нормально, – увиливаю от прямого ответа я, сильнее отворачивая голову и с преувеличенным интересом глядя в окно.

– Алова, а помнишь, что сказала тебе Марго про меня и про враньё?

Оборачиваюсь, успевая заметить, как в один миг его лицо становится каменным.

– Я. . . , – предпринимаю попытку оправдаться.

– Ты. . .

Он резко жмёт на тормоз, меня дергает вперёд, а на приборную панель улетает и впечатывается живописной кляксой ещё одна моя капля крови.

Чёрт!

Мгновенно выхватываю салфетку из сумки, стирая следы своего преступления, а Соболев стискивает мое лицо с обеих сторон своими руками, не позволяя избавиться от улик под носом.

– Маша, это что за хрень?! !

– Ударилась. Случайно, – смотрю и не верю своим глазам, наблюдая за просто зашкаливающим беспокойством на его лице.

– Где? – отпускает он меня, но тут же, забрав у меня салфетку, начинает подтирать мне нос, как маленькой.

– В туалете, об дверь кабины.

– Алова, мне не нравится твой способ хождения в туалет, неважно какое бы удовольствие ты от него ни получала. Смени его! – все так же жёстко, но с какими–то новыми, ранее не слышанными мной нотками в голосе произносит он.

Это что, сочувствие и жалость?. .

– Больно? – невесомо касается носа, скользя пальцем по боковой его части.

– Нет, – пытаюсь отстраниться я, потому что он уже точно вторгся в мою зону комфорта.

– Да не дергайся ты, – как– то устало вздыхает он, перегибается куда–то назад, доставая полиэтиленовый пакетик со льдом и тут же оборачивая его платком , извлечённым из внутреннего кармана куртки. – Приложи. Не хватало ещё, чтобы на работу ты вернулась с опухшим носом, – заводит он вновь машину. – Цветочек, ты просто какой–то вызов для моей нервной системы, – недовольно бубнит он, выезжая на дорогу.