Еще одна чашка кофе (СИ) - Лунина Алиса

Теона вытащила чемодан, раскрыла его, постояла в задумчивости. Все-таки что-то ее останавливало. У нее было странное чувство недосказанности, ощущение того, что эта ее петербургская история не завершена. Словно она не сделала еще нечто важное. И потом она вдруг осознала, как тяжело ей будет прощаться с Мананой, с кофейней, и даже с несносным Белкиным. Теона вздохнула: «Ладно, как говорится, утро вечера мудренее, я подумаю об этом завтра и тогда уже все решу».

Она проснулась от солнечного света, заглянувшего в окно. Луч скользнул по ее лицу, и ей вдруг вспомнился солнечный заяц, которого Белкин запускал в то июльское утро в Павловске. Теона потянулась, соскочила с кровати. Утро и впрямь оказалось мудрее вечера — решение пришло само. «Останусь до Нового года, в конце концов, Белкин столько рассказывал о том, как здорово в «Экипаже» в новогодние праздники! А там посмотрим…»

Она прошла из спальни в гостиную и вдруг замерла. Распахнутые половинки чемодана, оставленного ею вчера посреди комнаты, теперь были аккуратно сложены. Чемодан был закрыт. С минуту она смотрела на него как загипнотизированная, а потом уговорила себя поверить в то, что она или просто забыла, как вчера сама захлопнула саквояж, или же ей таким странным образом был дан знак, что она поступает правильно, решив остаться. Теона усмехнулась: м-да, останусь до Нового года, если, конечно, раньше здесь не чокнусь! Самое удивительное, что среди прочих странностей, связанных с этой квартирой, едва ли не самой главной была та, что у Теоны ни разу не возникла мысль поменять эту квартиру на какую-то другую.

Она убрала чемодан в шкаф, обошла свою квартиру-пещеру и заметила, что за время ее пребывания в Павловске квартира еще больше обветшала — на потолке обозначились паутинки трещинок, а обои на стене в спальне кое-где отклеивались. «Пора сделать хоть мало-мальский ремонт!» — решила Теона.

В этот же день она купила все, что могло понадобиться для ремонта (краски, краски заверните побольше, я буду красить стены!) и взялась за работу.

Настроение у Леши было паршивым. Сегодня ему опять названивали те предприимчивые деятели с предложением продать кофейню. Он нервничал, злился, посылал их куда подальше, но враги, похоже, и не думали отступать.

Но самым главным, что его сегодня раздосадовало — оказалось поведение Теоны.

В обед, когда они вместе пили кофе, Тея сказала, что, скорее всего, она останется в Петербурге только до Нового года, а потом вернется в Тбилиси. И вот странное дело — ее слова расстроили его. Весь оставшийся день Леша никак не мог успокоиться. «А действительно, что с нее станется — напялит свою красную шапку и махнет домой, только ее и видели! А он останется. Они ведь все уезжают — Ника во Францию, Тея в свою обожаемую Грузию!» Леша яростно громыхнул подносом и вдруг — такого с ним раньше никогда не случалось! — разбил чашки.

На звон стекла из подсобки выбежали Манана с Теоной.

— Ты что, Белкин? — улыбнулась Теона.

— Все нормально, — отрезал Леша.

Теона помогла Леше убрать осколки. Он, конечно, не сказал ей, из-за чего переживает, еще чего — пусть не воображает о себе лишнего!

К вечеру зарядил дождь, подул сильный ветер. Леша сворачивал столики и кресла на террасе и заносил их в кофейню — сегодня за ними вряд ли кто-то захочет сидеть. Не без печали Леша подумал, что скоро наступит осень и летнюю террасу придется сворачивать. Красивые девушки попрячутся в шубы и шапки, и до весны надо будет прожить целую жизнь.

И в этот миг рядом с ним прошла та странная девушка, облюбовавшая столик Ники. Леша так и застыл с креслом в руках. Незнакомка тихо проскользнула в кофейню. «Двигается, как ниндзя, — неодобрительно подумал Леша, — словно бы не хочет привлекать внимание, а бледная как мел. Зачем она опять заявилась?!» Он оставил кресло и пошел за ней. Ну что — сценарий повторялся один в один. Девушка села за столик и уставилась в окно — как часовой на посту.

Леша встретился глазами с Теоной и прошептал:

— Видела? Я уже надеялся, что мы от нее избавились. Нет, опять пришла!

— Надо позвонить Даниле, — напомнила Теона, — сказать ему, что она появилась.

— Человек в Калининграде, в отпуске! — вспыхнул Леша. — Зачем я буду его беспокоить?!

— Позвони! — настаивала Теона. — Мы ему обещали.

Леша вздохнул и набрал номер Данилы.

… — Ну, что он сказал? — спросила Теона, когда Леша закончил разговор.

— Сказал, что завтра приедет! — проворчал Леша. Интуитивно он чувствовал, что Даниле, может, и не следовало бы приезжать.

Они смотрели на девушку, которая, кажется, никого вокруг не замечала.

— Знаешь, а мне почему-то ее жалко, — вдруг сказала Теона. — Вид у нее такой, словно она вообще потерялась.

Теона положила на тарелку самое красивое пирожное и направилась к незнакомке. Она поставила тарелку перед посетительницей и зажгла на лице свою самую доброжелательную улыбку.

— Это что? — с непонятной досадой спросила девушка. — Я не просила.

— Это комплимент от заведения, лавандовое пирожное, — растерялась Теона. — Для вас как для нашей постоянной посетительницы!

Девушка отвернулась от Теоны, и та поплелась обратно к стойке.

— Ну что, довольна? — усмехнулся Леша.

Через пару часов, в начале одиннадцатого вечера, Леша вежливо, но твердо объявил посетителям, что кофейня закрывается. Стайка студентов, примостившихся в глубине зала, устремилась наружу. Странная девушка тоже встала и торопливо проскользнула к выходу. Лавандовое пирожное так и осталось лежать на тарелке.

Леша с Теоной вышли из «Экипажа» и пошли по набережной.

— Меня удивляет наш фотограф! Зачем ему сдалась эта девица? — на ходу рассуждал Леша.

— В ней есть какая-то тайна, — улыбнулась Теона, — возможно, он хочет ее разгадать?!

На углу оживленного проспекта они простились. Леша пошел к себе в Коломну, а Теона поспешила в свою квартиру она хотела сегодня еще подготовить стены к покраске.

…Леша спал, когда посреди ночи его телефон вдруг зазвонил. Взглянув на экран, он с изумлением увидел высветившийся номер Теоны.

— С ума сошла? — пробурчал Леша. — Ночь на дворе!

— Ты можешь приехать ко мне прямо сейчас? — выпалила Теона.

У нее был очень взволнованный голос.

— А что случилось? — мгновенно проснулся Леша.

— Я нашла тайник! В стене, в моей комнате! Там что-то есть!

Леша быстро оделся и поехал к Теоне.

КНИГА 1. ЧАСТЬ 2. ГЛАВА 8

ЧАСТЬ 2

ОСЬ КАТАСТРОФ

ГЛАВА 8

ОХ, ЗАНАЧИНАЛОСЬ!

Отчасти это было похоже на некую игру — под снятым слоем обоев обнаруживался новый, при этом сколько их всего, оставалось только гадать. Получался этакий многослойный пирог из обоев. Теону, конечно, удивляло, что никому до нее не пришла в голову идея очистить стены от прежних слоев, подготовить их. Впрочем, Леша говорил ей, что в Петербурге большинство горожан вообще не заботится такими пустяками, как капитальный ремонт или замена окон. Якобы у петербуржцев есть некое странное противопоставление духовной жизни и быта; ремонт, да и жилищный комфорт в принципе, в их понимании относится к вещественной категории, не заслуживающей большого внимания. У Леши была даже целая теория на этот счет. Он считал, что всякий настоящий петербуржец — по определению стоик, разделяющий мнение Марка Аврелия относительно того, что всюду, где можно жить, можно жить хорошо, даже если ремонта там не было со времен полтавской битвы. Но то ли Теона не была таким высокодуховным человеком, то ли она пока не успела стать стоиком, но ей хотелось привнести в суровое пространство квартиры, ставшей ее временным домом, хоть каплю тепла и уюта. А посему, получив от снимавшей квартиру Мананы разрешение на ремонт, девушка рьяно взялась за работу.

По рисункам и фактуре обоев можно было определить примерное время, когда их наклеивали, и получить представление о вкусах хозяев квартиры. Вот эти яркие обои с геометрической расцветкой, вероятно, клеили на излете девяностых годов, этот «пестренький ситчик», очевидно, относился к позднесоветской эпохе; а те скромные обои, в полоску, использовали в пятидесятых — шестидесятых годах прошлого века. Некоторые слои люди наклеивали на газеты, и ушедшие эпохи можно было угадывать по датам и заголовкам газетных полос. Так же как возраст дерева определяют по числу колец на его стволе, историю этой квартиры можно было читать по проступающим на стенах временным срезам. Теона даже отчасти чувствовала себя археологом — вот и придется тебе как археологу раскапывать один слой за другим, все ближе подбираясь к началу начал. Когда девушка впервые так ясно осознала, сколько историй, житейских судеб и драм, трагедий, праздников, рождений и смертей, повидали эти стены, ей стало не по себе. Вся эта большая сумрачная квартира словно бы вдруг наполнилась вздохами, перешептываниями, а потом и голосами, и каждый когда-либо живший здесь человек спешил напомнить о себе. «Мы тоже были живыми, любили, смеялись, радовались, плакали, надеялись на что-то, а потом умерли. Вы, пожалуйста, помните нас!»