Елена Лобанова - Из жизни читательницы
Этот самый хронотоп меня доконал. Да и стояли мы уже у самого подъезда.
— Ну ладно… счастливо! — Превозмогая звон в голове, я героически попыталась растянуть губы в улыбке.
— До завтра! До юбилея! — бодро откликнулась Антонина, но вместо того чтобы наконец освободить меня, деловито осведомилась: — А ты на каком этаже живешь?
— На четвертом… Только извини, я спешу. Масса дел. Родители через два дня приезжают из санатория, так что, сама понимаешь…
Она кивнула с некоторым удивлением. И, подождав еще чего-то, наконец прощально взмахнула своими кисточками.
Существует точка, равноудаленная от всех вершин треугольника. Это точка пересечения его медиан. (Или точка пересечения его биссектрис? Нет, все-таки скорее медиан. «Медиана» звучит гораздо гармоничнее.)
И в дружбе троих также существует точно такая же точка. Такое пространство, в котором царит абсолютная гармония, каждый доверяет другому — а точнее, двум другим! — и, как говорится, один за всех и все за одного.
Беда только, что в этом пространстве как-то тесновато. Все-таки точка — она и есть точка. Встретишься с ОДНИМ из ДВОИХ — и ни тебе посплетничать вволю, ни косточки перемыть. Ну, максимум честное товарищеское осуждение с последующим честным доведением до сведения.
Поэтому и не обходится без ссор. Просто душевные мышцы устают от постоянного нравственного напряжения: «хорошо — плохо», «можно — нельзя». Все-таки не детский сад, а как-никак взрослые люди!
А отсюда периодические легкие размолвки и объединения ДВОИХ. В сторонке от ОДНОГО. И уж тогда-то — откровенные беседы на пространстве куда более просторном. (Поскольку точек, равноудаленных от ДВУХ исходных точек, может быть, собственно говоря, бесчисленное множество — стоит только провести перпендикуляр через середину исходного отрезка!) И тогда-то является новая (камерная и почти таинственная) интонация, а также совершенно новый (почти что интимный) уровень общения. В то время как с другой стороны, то есть со стороны ТРЕТЬЕГО, — благородное страдание и не то чтобы очень уж горькое одиночество с гордым сознанием «Меня не понимают!» — одним словом, тоже какие-никакие свежие впечатления. К тому же сегодня А и В разошлись во мнениях с С, а завтра, глядишь, на пару дней объединились С и В.
Тяжелее, когда размолвки затягиваются. Особенно если затягиваются в одном и том же составе. Такая вот возникает константа: А и В против С…
Нет, Римка с Людасиком не стали моими врагами — просто отошли и заняли позицию чуть в стороне. Чтобы удобнее было наблюдать за мной и обмениваться впечатлениями.
Они даже не прекратили общаться со мной — заходили, как и раньше, в библиотеку за книгами или просто поболтать о том о сем. Только теперь реже и почему-то всегда вдвоем. И вот что забавно: когда одна из них меня о чем-нибудь спрашивала — о приезде родителей, к примеру, или планах на зимние каникулы — другая вопрос не слушала, а смотрела на меня! То есть похоже было, что все темы бесед со мной у них заранее обговорены. Как билеты к устным экзаменам — с прилагающимися ответами. А я соответственно чувствовала себя как экзаменуемый перед комиссией. Приятное ощущение!
Первое время я будто бы ничего не замечала. Они как будто тоже. И все шло вроде бы по-прежнему. Только иногда я перехватывала их взгляды… Взгляды не сообщников, нет. Просто разведчиков на чужой территории.
Что ж, я тоже пересмотрела некоторые свои представления. В свете реализма. На каком, в частности, основании я причислила их к потенциальным читателям? Меж тем как существует на свете немалое число учителей, чья стихия души — отнюдь не художественная литература, а, допустим, «Вестник образования», в особенности номер четвертый, экзаменационный материал. А также сборники приказов и инструкций.
Но уж эти-то, извините, не читатели. Это — зачитанные . Хотя, конечно, слова одного корня.
К тому же кипятильник мой перегорел. И здесь очень уместно прозвучало слово «кстати». Я как-то невзначай и обмолвилась им обеим — кстати , мол, кипятильник-то перегорел… так что кофе варить не на чем…
А в ответ на эти слова никто, кстати , не предложил принести свой.
И, однако, без кофейных перерывов моя жизнь вдруг опустела! И выяснилось вдруг, что все эти несбыточные диеты, и рецепты фантастических салатов красоты, и анекдоты, и даже сплетни — столь же необходимые условия моего существования, как еда, питье и перебирание книг в букинистическом отделе! И оказалось, что начатый и недорассказанный Людкой случай о встрече с бывшим двоечником, а ныне юристом, застрял в голове, как кость в горле.
Пожалуй, это даже немного смахивало на ТУ историю — на единственное в моей жизни увлечение, заслуживавшее названия романа. То же ощущение, что и после разрыва, — унизительная зависимость с малодушными рассуждениями: «А может, не стоило… И зачем я тогда…» — и с рабским поглядыванием на дверь!
Само собой, я держала себя в руках. Я радушно улыбалась вошедшей Софген и терпеливо кивала в такт ее политическим монологам. Я мужественно переступила порог завуческого кабинета и, доложив о провале почетного поручения с привлечением писателей к воспитательному процессу, стоически выслушала обличительную речь (хотя, надо признать, в какой-то момент была подавлена чувством вины буквально до слез). Стремясь упрочить свою пошатнувшуюся было репутацию твердой троечницы, я даже добровольно взялась за оформление стенда к литературной неделе.
Тем временем домашняя жизнь незаметно входила в привычную колею. Приближающееся возвращение родителей словно бы упорядочивало ее. Правда, после трехдневной генеральной уборки я чуть не задыхалась в невообразимой стерильной чистоте. Шутка ли — перемыть сотни три стеклянных подвесок на люстре, да еще стащить и постирать шесть пудовых штор с длиннющей витой бахромой!
Зато от хозяйственных подвигов с непривычки ломило спину, и засыпала я страниц после трех-четырех, практически безразлично чьих, не успев даже толком ощутить авторскую интонацию.
Их поезд прибывал в пятницу в девять пятнадцать.
Время возвращения жизни на круги своя.
В четверг я прошлась по комнатам. Вещи стояли на местах, как солдаты на параде. В ванной — три пачки порошка: обычный, с биодобавками и специальный для цветного белья. В стенке у родителей, в хрустальной ладье на верхней полочке — оплаченные квитанции за квартиру. На столе — бутылка папиного любимого кагора и вафельный торт с ромом и изюмом.
Я присела к столу, чувствуя себя маленькой девочкой, за которой вот-вот должны прийти в садик. Мне уже почти послышался мамин голос! И когда внезапно затренькал звонок, я почти не удивилась. Ясно — решили сделать мне сюрприз!
