Селянин - Altupi
Банкирша промолчала. Она была уязвлена. Наверно, с удовольствием бы огрела соперника шваброй. Любовная драма не лучшим образом сказалась на её ужасном характере, и сегодня, скорее всего, подушка промокнет от слёз, и заснуть удастся только к утру. Кирилл надеялся только, что в ней победит ответственная взрослая баба, а не малолетняя мокрощелка, которой она себя ведёт.
Так и не дождавшись от банкирши ни звука — в принципе, и не дожидаясь, — он ушёл.
Вместо радости на Кирилла накатила тоска. Легла на плечи, словно мешок с антрацитовым углем. Придавила к земле. Налила ноги свинцом, согнула спину. Всё потому, что согласие Лариски означало: отъезд Егора — реальность в самой ближайшей перспективе. Неизбежность. Уговаривать других, что это всего лишь несколько месяцев по тридцать дней, оглянуться не успеешь, как пролетят, было парой пустяков, другое же дело — применить эти месяцы к себе. Расставание придётся на осень, начало зимы, а эта отвратительная унылая пора всегда тянется долго и вызывает ещё больше тоски, даже когда целыми днями глушишь водку, танцуешь в клубах и согреваешь холодные простыни смазливыми доступными тёлочками.
— Кир! — раздалось в тёмной дали. Спустя минуту, за которую Калякин дошёл до загнанного к воротам «Пассата», на него, гремя спицами на кочках, выскочила двухколёсная махина с седоком. Покрышки заскребли по пыли, и велосипед остановился. Андрей часто дышал, будто не ехал, а бежал и толкал велосипед перед собой.
— Кир! Здорово покатался! Фару бы и вообще всю ночь!.. Завтра прям с утра!.. В школу можно ездить!.. А в приют разрешат?.. Клёвый велик!
— Про приют не знаю, — признался Кирилл. — А к Лариске жить пойдёшь? Она обещала тебя взять, если захочешь.
— К тёте Ларисе? — Широкая улыбка на губах Андрея потухла, он впервые назвал её тётей, обычно говорил попросту, только по имени. — Ты про неё говорил?
— Да. Не к бабке нафталиновой же тебя определять. Поживешь в коттедже, сможешь домой ходить.
— И корову смогу доить?
Кирилла поразило, что мальчик прежде всего подумал о деле, о треклятой корове, которую получится сохранить для семьи, как главное сокровище.
— Ну, — почесал он затылок, — про корову — это не ко мне. Мне про себя скажи. Останешься у Лариски или она тебе не нравится?
— Останусь, — с готовностью сообщил Андрей, он ломался меньше банкирши. — Она нормальная, и у них с Егором… ну, было кое-что… до тебя.
— Я в курсе, — улыбнулся Кирилл. — Всё, марш мыться, ужинать и спать. А я Егору позвоню.
Андрей не стал просить покататься ещё: несмотря на всё счастье от подарка, он, конечно, измотался за день. Его детский организм имел свой предел физической активности и, как все, нуждался в отдыхе и сне. Он завёз велосипед во двор, через несколько минут в окнах загорелся свет.
Кирилл сел в машину, а то комары одолели, искусали всего. Тоска маленько отпустила, в нагретом салоне под желтоватой тусклой лампочкой среди окружающей темноты с быстро плывущими по чёрному звездному небу облаками, качающимися ветками, меняющими форму тенями, гулкими будоражащими звуками было уютно, словно во время ночевки в палатке в лесу. Время замерло, личное пространство очертилось и стало комфортным, мягким, словно вокруг накидали пуховых подушек.
Время пришло только для них двоих.
Кир откинулся на подголовник, потрогал зеркало заднего вида.
— Привет, Егор! Не спишь?
— Нет ещё. Ложился. — Родной уставший голос. Без пафоса, понтов, лицемерия, лжи.
— Я бы лёг с тобой, обнял, — проворковал Кирилл, приподнял уголки губ и вновь опустил их. — Ты скоро уезжаешь? Четырнадцатого? Вот, а ты боялся, что очередь!
— Да, повезло. Надо очень много документов собрать, визы… — Голос был перенасыщен волнением.
— Ты всё успеешь, — поспешил подбодрить Калякин. — Чем смогу, помогу. Кстати, я вот что звоню… Егор… прости… я тебе наобещал, что Андрея возьму к себе, а мои предки блядские… — Он куснул губу, поправил солнцезащитный козырёк. — Короче, они пригрозили… Короче, я с Лариской договорился, Андрей у неё поживёт.
— Я знаю: она звонила.
— Ты не против? Андрюха согласен.
— Не против, — ответил Рахманов, и у Кирилла отлегло от сердца. — Что он сейчас делает? Спит? Пора привыкать к школьному режиму, ложиться в десять.
Калякин глянул на часы — двадцать два сорок.
— Да, он сейчас идёт спать, — растягивая слова, приврал он. — На велосипеде накатался — быстро заснёт.
— На велосипеде? — с подозрением уточнил Егор. Где-то за сто пятьдесят километров от деревни его брови сползли к переносице.
— Да нет, нет…
— Кирилл! На каком велосипеде?!
— Ни на каком, — заюлил Калякин, засмеялся, — это я так, пошутил. Всё, пока! Люблю тебя! Люблю! Люблю! — Он оборвал связь, хотя Егор пытался ещё что-то сказать, спросить. Он догадался, конечно, откуда у велосипеда ноги растут, и начал бы сокрушаться, укорять за трату денег. А так будет просто благодарен за внимание к своей семье. Возможно, это сделает его жизнь чуточку светлее. Кирилл любил Егора всей душой.
На губах его ещё сияла сладостная улыбка.
84
Андрей надевал обложки на тетради и учебники, разложив всё это на диване. Рядом на полу стоял рюкзак, с которым ходил в школу в прошлом году. Вещь хорошо сохранилась, за исключением нескольких потёртостей на переднем и боковых клапанах. В принципе, новыми были только тетради, а книги купили с рук, типографской краской от них давно не пахло, углы страниц обтрепались, и кое-где карандашом предыдущие владельцы накарябали ответы.
— Не хочу в школу, — запихивая мягкие листы в тонкий целлофан, пробубнил Андрей. — Что за дураки придумали школу?
— А мне казалось, что ты любишь учиться, — поднял бровь Кирилл. Помогая, он сидел у письменного стола и запихивал в пенал-тубу карандаши и ручки. Рубашки-майки-брюки они уже перегладили, повесили в шкаф. Приготовили на завтра парадную одежду.
— Люблю… но дома лучше.
— Кто ж спорит? Мне вон тоже в универ переться не хочется, а заставляют.
— Егору только везёт: он захотел институт бросить и бросил, ему слова никто не сказал. А мне он пару дней всего даёт пропустить в морозы да когда грязь ещё или дождь сильный льёт.
— Хорош бухтеть, — попросил Кирилл, — я сам ненавижу учёбу. — Он закрыл пенал и кинул его в пустой рюкзак, тот гулко шлёпнулся на дно.
— Ты уже взрослый.
— А толку-то? Не ссы, с друзьями встретишься, а то одичал дома один.
— Это один плюс, — рассудил Андрей. — Есть у меня парочка друзей, нормальные пацаны. Остальные не очень. И ты тоже со своими друзьями встретишься. Вот они у тебя полный отстой. Те, что ночью нам стекло разбили.
— В этом ты прав, — согласился Калякин и от нечего делать тоже взялся упаковывать учебники
