Трогать запрещено - Алекс Коваль
Я уже открываю рот, чтобы ответить.
Но меня опережает Титов, замечая:
— Во взрослой жизни ради любимого дела иногда приходится чем-то жертвовать, Илона. Временем, здоровьем, отношениями. Но откуда тебе это знать, правда? Все, чем бы ты не начинала заниматься — слишком быстро тебе надоедало.
Я давлюсь воздухом. Вот это он ее прищучил…
Судя по взгляду любовницы Титова, не только я в легком шоке. Она тоже такого выпада мужчины не ожидала. Богдан же, как ни в чем не бывало, переводит взгляд с Илоны на меня, интересуясь:
— Какой курс, Юль?
— Второй.
— Молодец. Правда, так держать. Немногие имеют такую силу воли и характер, чтобы добиться своего, несмотря ни на какие лишения. В оконцовке — они все того стоят, — салютует мне бокалом и улыбается.
Я не могу сдержать ответной улыбки. По телу теплом разливается гордость за себя. В глазах Титова я уже, как минимум, целеустремленный человек. Это не может не радовать. Пусть это крохотный, но уже шаг в нужном мне направлении.
— Весной практику будут проходить в Мариинке, — гордо говорит папа. — Потрясающий театр, доводилось пару раз побывать на премьерах. Вы там были?
— Пару лет назад летом прилетали по рабочему вопросу, но так и не дошли.
— Зря, артисты там — поистине профессионалы своего дела.
— Илона не большой любитель ходить по музеям и театрам. У меня на них, как правило, тоже нет времени.
— А просто погулять по городу? — пожимаю плечами. — Особенно по зимнему. Холодно, да, но красота невероятная. Чего один Невский стоит! Он светится весь. От витрин до фонарей. А еще вечерами на улицу выходит много артистов. Кто-то поет, кто-то играет. Атмосферно очень.
Титов ухмыляется. Грустно как-то. Взгляд его, устремленный в мою сторону, неожиданно тускнеет, когда мужчина говорит:
— Если бы я помнил, когда вообще последний раз гулял, Юль.
— У вас просто не было подходящей компании, — выпаливаю, не успев прикусить язык.
— Вероятней всего, да, — даже не думает отнекиваться мужчина.
— Вообще-то, — откашлявшись, замечает Илона. — Я все еще здесь. И если бы ты, Титов, хоть раз изъявил желание, как ты говоришь, «прогуляться», вряд ли бы тебе отказали.
— И далеко бы мы на твоих каблуках ушли? До ближайшего ресторана?
Илона фыркает.
— Зато в следующий раз, когда буду в Питере, я, как минимум, знаю, кому звонить. Устроишь экскурсию, Юля?
— Разумеется. С радостью.
Сердечный ритм снова сбоит. И до конца вечера уже не желает приходить в норму. Все потому, что нет-нет, да я ловлю на себе взгляд Богдана. Не знаю, что он значит. Я не сильно искусна в подобных вопросах. Но кажется, что я вижу в его глазах интерес. Ко мне. Теперь уже не просто, как к дочери друга. Как к девушке. Женщине.
В начале одиннадцатого мы выходим из ресторана. Богдан открывает машину и галантно придерживает для Илоны дверь, а потом идет провожать нас с папой. Так получилось, что мы свой Mercedes припарковали на другой стороне небольшой парковки. Жалкие пять метров, но лишние пять минут рядом с мужчиной. Я готова ловить каждую!
На улице снова идет снег. Мелкие хлопья, медленно кружась, заметают город. Ночь сегодня теплая. Идеальная — по моим меркам зимы.
— Ладно, — говорит па, когда мы останавливаемся у машины, — спасибо за компанию, дружище. Не теряйся, звони.
— Взаимно, Степ. Еще раз с твоим днем!
Мужчины пожимают друг другу руки, прощаясь. Папа, зря не теряя времени, идет к водительскому сидению. Я улыбаюсь и киваю Титову, не сомневаясь, что сейчас он тоже уйдет. Вернется к своей Илоне. Разворачиваюсь, делаю шаг, собираясь юркнуть в теплый прогретый салон авто, тяну руку к ручке, но…
Меня опережают. Богдан перехватывает мою ладонь. Всего милисекунды, когда его горячие пальцы касаются моих, и я тут же пугливо отдергиваю руку. Ее словно прошивает током. Мощнейший разряд до самой макушки, растворяющийся окончательно где-то в районе сердца.
Я резко оборачиваюсь. Богдан с легким щелчком замка открывает дверь, придерживая ее для меня. Поднимаю взгляд — ого, оказывается, Титов очень и очень близко! Так, что в носу щекочет от аромата его парфюма. И я ощущаю жар, исходящий от его мощной фигуры, заступившей мне дорогу.
У меня дыхание спирает. Краем уха слышу, как папа сел в машину. Мне бы тоже следовало сказать «спасибо» и «исчезнуть» с глаз Титова, но я не могу. Ни вздохнуть, ни улыбнуться, ни-че-го. Только глупо хлопать ресницами и смотреть снизу вверх прямо в его темные в ночи глаза. У него на лбу проступили хмурые продольные морщинки. А еще я умудряюсь разглядеть родинку на правом виске.
Ох, Юлька, ты слишком быстро падаешь в эту бездну…
Не представляю, чем бы закончились эти гляделки, если бы моя накинутая на плечи шубка, которую я не стала застегивать, от порыва ветра, взмахнув полами, не разлетелась.
Я вздрагиваю от «укусившего» холода. Богдан тянет ко мне свои руки и поправляет шубу, застегивая пару пуговиц. Комментирует свою заботу односложным:
— Простынешь, кто мне Питер показывать будет?
— Так разве мы…
— Январь. Ты же сказала, что обязательно нужно увидеть зимний Невский? — взлетает уголок его чувственных губ. — Я прилечу в январе, когда у вас в академии начнутся занятия, Юля. Найдешь для меня время?
Хочется сказать, что зря он впечатлительную меня попусту обнадеживает, ведь сердце у меня не железное, но я просто киваю.
— Январь — идеально.
Его руки все еще на воротнике моей шубки. Его взгляд неожиданно перемещается на мои губы. Их начинает слегка покалывать. Исчезает все вокруг: от звука ночного города до морозной дымки. В другой жизни, возможно, в этот момент он бы меня поцеловал. Знаю, вижу, чувствую.
Только увы, мы не в сказке. Титов даже близко не делает такой попытки. Правильный, сдержанный, собранный. Всегда! Кивает в сторону машины, тихо командуя:
— Садись, Юль. Замерзнешь. Отец ждет.
В другой, параллельной вселенной, я сейчас была бы на месте Илоны. Садилась бы в Audi Богдана. Но мы там, где есть, и по-другому пока не будет. Приходится повиноваться.
Богдан, дождавшись, пока я сяду, закрывает дверь. А потом разворачивается и уходит, ни разу не обернувшись. Машина трогается, я откидываю голову на подголовник и зажмуриваюсь. Я бы все отдала за еще хотя бы один его такой взгляд
