Вера Колочкова - Коварство, или Тайна дома с мезонином
Нет, она старалась, конечно же, изо всех сил старалась выглядеть соответственно своему положению, и наряды хорошие, дорогие у портнихи шила. И он радостно на нее любовался, когда она перед зеркалом в них вертелась. И все равно благополучие это было для нее второстепенным, тут уж ничего она поделать с собой не могла. Главным был Антон, и только Антон. Настоящей, духовной да любовной с мужем близости это тряпочно-сытое благополучие никоим образом вроде и не касалось…
– Нет, Антон. Не помню я никакой такой особенной радости. Ты где угодно мог тогда жить, хоть в самом каком захудалом сарайчике – все равно я бы к тебе переехала. Не понимаю я счастья одной только сытости, хоть убей. Однобокое оно какое-то. Не хочу. Да и ты, я думаю, тоже…
– Ну да, ну да… – грустно улыбнулся ей Антон. – Конечно же, ты права, Тиночка… А только не пропускаем ли мы чего мимо себя, всегда носами в книжки да в диссертации свои уткнувшись сидим? А? Может, эта вот девочка как раз и видит в жизни то, чего мы не видим?
– Ой, боже! Что я такое слышу… – полушутя-полусердито покачала головой Тина. – Антон, да ты ли это, муж мой? Не узнаю тебя… Да отбери сейчас у тебя твои книги – умрешь же сразу! От тоски да несчастья с ума сойдешь в один момент! Вы посмотрите на него – сомнения его материальные одолели…
Махнув в знак понимания рукой, Антон Павлович лишь рассмеялся весело. И разговор этот никчемный прекратил. Однако надолго застрял еще в Тининой голове его то ли вопрос, то ли утверждение: «…А может, не так уж и не права эта девочка…»
Тем не менее жизнь их в доме с мезонином, казалось, наладилась. Мисюсь, смирившись с необходимостью получения высшего образования, регулярно посещала занятия на подготовительных курсах, с удовольствием гоняла по городу на Антоновой машине, отстаивала очереди в магазинах, добывая себе вожделенно редкие в те времена импортные тряпочки. И Тина с Антоном относились к этому вполне добродушно – пусть себе тешится девчонка, лишь бы глупостей больше не творила. Она их и не творила, казалось бы. А только в канун Нового года свалилась на них еще одна нехорошая история… До такой степени нехорошая, что, не подключи Антон к ней всех своих влиятельных знакомых, загремела бы девчонка в колонию, как пить дать…
Попалась Мисюсь в тот раз на «фарцовке», как говаривали в те то ли жестокие, то ли глупые времена. Перепродавала на пару с приятельницей из компании «золотой молодежи» втридорога те самые импортные тряпочки, которые удавалось добыть правдами и неправдами. Тогда многие этим безобидным, на современный взгляд, делом занимались, и ничего. Бывало, очень успешно даже. Тут, главное, надо было суметь извернуться да не засветить свой маленький бизнес так уж открыто. Меру надо было знать. А иначе попадешь в чуждые обществу проводники «загнивающего капитализма», потом от этого «загнивания» и не отмоешься… Вот Мисюсь и умудрилась в эти редкие, но очень показательные «проводники» попасть по неопытности. Когда им из милиции позвонили, Тина чуть с ума не сошла. Спасибо, хоть позвонили вовремя. Слава богу, что уголовного дела завести не успели. У Антона оставалось еще время, чтоб прокрутиться-подсуетиться по нужным знакомым…
– Ну вот скажи, чего тебе не хватает, Мисюсь? – горестно допрашивала сестру Тина. – Ну зачем, зачем тебе иметь больше, чем на самом деле надо? Не понимаю…
– Конечно, не понимаешь… – бурчала тихо в ответ Мисюсь. – Сама-то устроилась, смотри… И дом у тебя, и муж с приличной зарплатой… А я? А у меня что? Ничего и нет…
Антон только усмехался, слушая это ее злобное бурчание. Он вообще в последнее время перестал проявлять в отношении прыткой свояченицы какие бы то ни было эмоции. То ли привык к ее выходкам, то ли смирился… А у Тины руки опускались. Не знала она, что делать с сестрой. И вместе с отчаянием росло и росло чувство вины, что бросила тогда девчонку на отца с братом, да еще и влюбилась так безоглядно в Антона своего. А потом и сам Антон вдруг огорошил ее неожиданным разговором…
– Тиночка, ты знаешь, мне с тобой по одному щекотливому вопросу надо посоветоваться. Даже не знаю, как тебе это сказать…
– Что? Что, Антон? Говори. Что случилось? Опять что-нибудь Мисюсь выдала, да?
– Да ничего серьезного, собственно… Понимаешь… Ну… Я должен тебе это сказать, и все тут! Хотя и не знаю… Только не бери особо в голову, Тиночка! Договорились?
– Господи, да что такое, Антон? Говори уж, не пугай меня!
– Нет, ты не бойся. В принципе ничего страшного не случилось. Но Мисюсь, она… Фу, черт! Как это сказать-то?
– Что? Что – Мисюсь?
– Она недавно такой номер выдала! Представляешь, взяла и сказала, что очень любит меня…
– Да? Ну и что? Конечно же, любит! А кого ей еще любить? И меня, и тебя любит…
– Нет, ты не поняла, Тина! Как мужчину любит! Вообразила себе бог знает что… Детские фантазии какие-то…
– Нет, Антон… Что ты… Этого быть не может! Тебе показалось… Ты что-то не понял, наверное…
– Тиночка, я же мужчина все-таки. Все я понял как надо. Да и вообще… Все эти ее прикосновения-прижимания случайные, взгляд с поволокой, улыбки… Только не подумай ничего такого, Тин-Тин! Говорю же – мне и самому это все очень неприятно!
– А я и не думаю… – растерянно проговорила Тина. – Чего такого я должна думать? Бог с тобой, Антон… Она же ребенок еще.
– Ну да. Ребенок. А только этот ребенок по наличию эротической в ней стервозности может любой опытной женщине фору дать. Помнишь, как она Виноградского в два счета в себя влюбила? Если б Владюшка тогда его отсюда не увезла, бог знает чем бы все это закончилось. Юная женская стервозность – очень опасная штука, Тиночка!
– А зачем ты мне все это говоришь, Антон? – с ужасом подняла на него глаза Тина. – Как будто предупреждаешь… Или боишься?
– Ну почему боюсь? Я-то как раз не боюсь. Слушай, а может, ее и правда каким-нибудь образом замуж выдать? А то мне, знаешь, неуютно… Совершеннейшим идиотом себя чувствую. Дурная ситуация какая-то. Набоковский прям Гумберт Гумберт… Не хочу. Неприятно мне все это. Да еще и объяснение это в любви нелепое – прямо лоб в лоб…
– А что, она так и сказала тебе: люблю, мол?
– Ну да! Ты поговори с ней как-нибудь, Тиночка! Объясни ей по-женски… Это же глупо, это же пошло, в конце концов! И вообще, дальше так продолжаться просто не может…
Когда прошла первая оторопь после этого странного с Антоном разговора, Тина вдруг испугалась. Не за себя, за Мисюсь. Как будто опять ударил ее по лицу кто – это же сестра твоя, которую ты на попечение отца да брата бросила, счастье свое собственное строить начала… Тут же по глазам ударило и впрямь странноватое в последнее время поведение Мисюсь с ее волнующим грудным смехом, с предназначенными Антону многозначительно-откровенными улыбками, с молниеносными игривыми объятиями, которые ранее казались Тине всего лишь милым баловством да детской наивной непоседливостью. Подумав, Тина решила с сестрой очень осторожно на эту тему поговорить. Не задевая ее достоинства, мягко, по-матерински. Не верилось ей ни в какую «эротическую стервозность». Не могла ее сестренка быть такой. Глупенькая – да, наивная – да. Пусть даже и влюбленная в Антона – тоже может быть. Она ведь и сама в него влюбилась, будучи в ее возрасте… Нет, им действительно надо просто поговорить, и все разрешится само собой…
