Даже если ты уйдешь (СИ) - Лия Султан
— Очень приятно. Муслим.
— О, как Магомаев. Вам идет.
Эсми стояла неподалеку и краем уха услышала этот диалог. Оборачиваться не хотелось, поэтому она чуть склонила голову на бок и напряглась, до конца не понимая, что именно ее коробит.
— Давайте я добавлю вас в наш родительский чат. Он у нас есть с учителем и без, — она уже приготовилась записывать его номер, как она сказал:
— Ну хорошо, добавьте меня, пока мама Лейли в командировке. Она у нас занимается школьными вопросами.
— Ах, мама занимается. Тогда пока добавлю вас. Но вы ей потом все передайте.
“Мама Лейли, — повторила про себя Эсмигюль. — Что и требовалось доказать. Он женат. Я была права. И это хорошо. Это очень хорошо”.
И все бы действительно было хорошо, если бы не одно но: впервые за десять лет ее потянуло к мужчине, а он несвободен. Женатые мужчины — это табу. Значит, надо подавить к нему симпатию любым способом. Но что делать завтра, когда она снова придет к нему на прием?
Глава 16. Какие к черту мужчины?
Эсми вышла из школы и быстрым шагом направилась к машине. Вечером похолодало, и она, помня наставления врача, подняла лацканы тренча и прижала их к горлу. Сегодня ей действительно стало лучше, а все благодаря соседу. Эсми снова выругалась под нос она ведь приказала себе не думать о нем. как о мужчине. Только как о докторе. Ну и теперь, как о папе девочки, которая нравится ее сыну. Когда Эсми выходила из кабинета, он разговаривал с Ниной Петровной, которая попросила его задержаться — Лейли всё же была единственной новенькой в классе. Они с Мамедовым так и не попрощались, и завтра он, наверное, спросит еще что-нибудь про школу, детей и так далее, думала Эсми. Но к тому моменту она уже сможет побороть себя.
— Ма, ну что сказали? — спросила Ситора, помогая матери снять плащ. Они как всегда выбежали в прихожую встречать ее. Пока Ситора вешала мамин тренч на плечики, Руфат отнес пакет с продуктами на кухню.
— Нина Петровна поклялась, что точно вас рассадит, потому что вы опять хихикаете.
— Она каждый год клянется, — фыркнула девушка и закрыла дверцу белого шкафа в прихожей.
— Я знаю, что ты заводила, — проходя мимо Эсми ущипнула дочь за талию. — Потому что Руфик просто так не хихикает.
— Ай, мам!
— Вы поели? — спросила по пути в комнату.
— Поели, посуду помыли. Тебе разогреть? — крикнул из кухни сын.
— Нет, сынок, я просто чай попью с вами. Я принесла эклеры.
— Оу, вкусняшки от апашки — Ситора побежала на кухню распаковывать коробку с десертом.
Эсми переоделась в домашний костюм, собрала волосы в хвост, помыла руки, а когда вошла в комнату, увидела, что стол накрыт и дети уже ждут ее.
— А что еще сказала наша Ниточка? — допытывалась Ситора.
— Сказала, что отправит Руфика на олимпиаду по алгебре, — прижавшись ладонями к горячей кружке, улыбнулась мама. — Ты, наверное, в дядю сынок. Он тоже задачи щелкал, как орешки. А вот я всегда плохо соображала.
— Значит, я в тебя, ма? Я — гуманитарий.
— Ты во всем в меня, — Эсми обняла дочь за плечи, притянула к себе и поцеловала. — Но характером пошла в Сонечку. О, как раз вспомнила. На выходных “назир” (поминки), я поеду за день, чтобы помочь, а вы в субботу утром со мной.
— Да не вопрос, ма, — подмигнул сын и сделал маленький глоток чая.
— Ма, эклеры ваши — просто пушка! — уплетая за обе щеки, похвалила Ситора.
— Мне тоже нравятся. И они хорошо расходятся. Кстати, Руфик. Если хочешь, я привезу такие же для твоей одноклассницы.
— Ну мааам, — сын поставил на стол чашку и выпучил глаза.
— Всё-всё не буду, — посмеялась она. О знакомстве с отцом Лейли им знать не нужно. Дети по сложившейся традиции начали рассказывать о том, как прошел их день и обмолвились, что звонил их папа и предложил съездить к бабушке. Но дети честно ответили ему, что пока не готовы. Эсми их понимала. Нет, она не настраивала их против родни отца. Просто их в жизни двойняшек не было.
Ночью Эсми ворочалась, считала овец, слушала приятное сопение дочки. Рой мыслей и воспоминаний о враче и тех странных, внезапных ощущений, которые она испытала рядом с ним, закружились в ее голове. И Эсми ругала себя за то, что вообще посмотрела на несвободного. Это все Викуля виновата: талдычит ей про какие-то отношения, про то, что женщина должна оставаться женщиной, и вообще десять лет без мужика — это уже монашка.
“Какие к черту мужчины? — пронеслось в голове. — Я сама как мужик. Гвоздь забью, шкаф соберу. Да я даже кран в ванной однажды сама починила, пока ждала сантехника. Правда, папа по видеосвязи говорил, что делать”.
Вот это “Я все могу сама” и “Мне никто не нужен” было ее девизом все последние годы. Заточилась, научилась, надеялась только на себя, и детей этому учила. Руфату говорила, чтобы брал пример с деда и дяди, был настоящим мужиком, отвечал за свои слова и поступки, уважал и не обижал девочек. Ситору наставляла, что девушка должна быть самостоятельной и самодостаточной, ни от кого в этой жизни не зависеть. Любовь любовью, а человека нужно узнать. И, конечно, надо уверенно стоять на ногах, иметь профессию, ремесло, любимое дело, подушку безопасности. Потому что никогда не знаешь, что может случиться. Сегодня — любовью, завтра — развод или смерть. Наученная горьким опытом Эсмигюль как никто другой это знала.
С горем пополам уснула, но утром проснулась какая-то разбитая и даже не помнила, снилось ли хоть что-то. Закинув двойняшек в школу, она сразу же поехала в магазин, но первым делом пошла не туда, а на прием к Мамедову. Пришла, как он и рекомендовал, на голодный желудок. Помнила ведь, как ее вчера вывернуло — стыдно до сих пор. Девушка на ресепшене попросила Эсми подождать, пока доктор освободиться. Из его кабинета доносился детский плач и администратор вздохнула и прокомментировала:
— С детьми всегда сложно.
— А он и детей лечит? — удивилась Эсми.
— Да, с четырех лет.
— Ясно. Я тогда там посижу, — она указала на диванчики у окна, и девушка кивнула.
Эсми осмотрелась и отметила, что дизайн клиники хороший: все стильно, со вкусом, нет ощущения, что ты в типичной больничке. Выбор места ей тоже был понятен: в “Маленьком Нью-Йорке” живут состоятельные люди,
