Я не дам тебе уйти - Ульяна Николаевна Романова
В висках застучало, а все тело одеревенело. Я сглотнула, не в силах отвести взгляд от него, улыбающегося.
И в то же мгновение Ваня повернул голову в мою сторону, словно почувствовав, и безошибочно нашел взглядом. Его ноздри хищно раздулись, челюсти сжались, а все тело напряглось. Несколько мгновений он не двигался с места, а потом уголок его губ дернулся, и он медленно и решительно пошел в нашу сторону.
– Привет, Ррррегина, – услышала я сквозь шум крови в ушах.
– Вы знакомы? – удивился Дима, переводя растерянный взгляд с меня на Капацкого.
– Шапочно, – спокойно ответил ему Ваня, ни на секунду не сводя с меня глаз.
Я потянулась к своей чашке кофе, желая хоть чем-то занять руки. Поняла, что они дрожат, и снова спрятала под стол.
Ваня сел на стул рядом со мной, сложив руки на столешницу, Саша устроился рядом с Димой – он тоже не знал, чего от нас ждать.
Молчание за столом давило, во рту поселилась горечь, а я никак не могла заставить себя подняться и уйти. Взгляд Капацкого пригвоздил меня к стулу и выбил кислород из легких. Я опустила голову, физически не в силах выдержать его.
Саша подозвал официантку и сделал заказ, Капацкий барабанил пальцами по столешнице, не проронив ни слова.
Зачем пришел? Зачем сел рядом? Почему мы снова оказались в одном помещении, за одним столом?
– Как дела, парни? – спросил Литвинов, стараясь разрядить накалившуюся атмосферу.
– Потихоньку, – кивнул Саша, – а вы тут по какому поводу собрались?
– Поболтать по-дружески, – подала я голос, не желая, чтобы мои проблемы стали достоянием общественности.
– И давно вы дружите? – хрипло прошипел Капацкий, выделив интонацией слово «дружите».
– С института, – прошипела я.
– Насколько близко? – сузив глаза, продолжал Ваня.
– Не нужно всех мерить по себе, Ваня! – презрительно выплюнула я. – Если ты заделал ребенка и гуляешь по ночам с малолетками, вместо того чтобы помогать жене, – это не значит, что все такие!
– Регина, в твоей прекрасной головке никак не укладывается мысль, что кто-то может от меня родить? – угрожающе прошипел Капацкий, наклоняясь ко мне.
Мне словно пощечину дали, а сверху на голову вылилось ведро ледяной воды. Что он несет?!
Ваня вцепился в меня взглядом, внимательно наблюдая за моей реакцией, а я, кажется, побледнела.
– Ты снова принял озверин с утра вместо успокоительных? – нашла я в себе смелости снисходительно поинтересоваться.
– И поболтал с кактусом, – ядовито ответил Капацкий, откидываясь на спинку стула и играя желваками.
– Он все-таки начал тебе отвечать? – приподняла я бровь.
– Регина, а с Саней ты знакома? – аккуратно начал Дима, гася начинающийся скандал на корню.
– Да, встречались один раз, – легко ответил Саша, – а, нет, даже два! Когда ты, Регина, в отделении заблудилась, а Ванечка крестника нянчил. И представляешь, тоже Иван, в честь Капы назван!
Иван… Крестник… Не сын? Меня словно кислорода лишили, и я молча хватала ртом воздух.
Я не понимала, что происходит. Только грудную клетку клещами сдавило от боли.
– Мне пора! – тихо сообщила я, вскакивая со своего места.
Попыталась уйти, но все тело пронзило разрядом тока, а потом я почувствовала его ладонь, удерживающую меня за запястье. Меня колотило, зуб на зуб не попадал, но отнять руку было выше моих сил.
Кожа в том месте, где он меня коснулся, пылала. Казалось, что меня заживо бросили в адское пламя.
– Сядь, – велел он одними губами. – Пожалуйста.
Мне казалось, что я ослышалась. Что неправильно его поняла, что это бред моего воспаленного воображения. Потому что весь его вид обжигал холодом, сам Капацкий явно был очень зол, но – «пожалуйста».
И я не смогла уйти. А он не смог отпустить мое запястье. Я медленно села на стул, не отрывая взгляда от наших рук. Сердце уже просто готово было выпрыгнуть из горла, а кровь так шумела в ушах, что голова начала кружиться.
Где я взяла силы и решимость отдернуть руку, я не знала. Но они нашлись. Я спрятала руки под стол и подняла голову, закусывая губу. Капацкий вздрогнул и дернул плечом, заметив это.
Мне же хотелось выть. Свернуться калачиком и орать во все горло, потому что все очарование момента прошло. Я никак не могла разобраться, почему каждое его слово сочится ядом и ненавистью, но каждый взгляд, жест, касание говорили совершенно иное.
Капацкий резкими, рваными движениями достал из кармана сигареты, чиркнул зажигалкой и смачно затянулся.
Бросил пачку на стол, выдыхая дым в потолок.
Повинуясь какому-то внезапному порыву, который я даже себе не могла объяснить, я протянула руку и, отслеживая мельчайшую реакцию Капацкого, аккуратно достала сигарету.
Ваня напрягся, его зрачки расширились, но он молчал и продолжал травить себя сигаретным дымом.
По телу прошла дрожь, челюсти свело, но я продолжала. Взяла зажигалку и поднесла сигарету к губам. Капацкий дернулся, сузил глаза и заиграл желваками. Снова глубоко затянулся, пожирая меня взглядом. Голодным, в котором пылал знакомый мне огонь.
У меня окончательно снесло крышу. Скрестила ноги и чиркнула зажигалкой. Ваня потушил свою сигарету и резко вытянул руку, отбирая мою. Смял ее пальцами и выбросил.
– Курить начала? – его голос охрип.
– Никогда не пробовала, – тихо призналась я.
У Капы дернулись плечи. А я сорвалась. Десять лет без своего личного наркотика и прожитая чужая жизнь, которую я видела словно со стороны, лелея свою боль и ненависть, распадаясь на маленькие кусочки, каждый из которых причинял невыносимую боль, отрываясь от плоти.
И вот он, сидит напротив, только руку протяни. Смотрел так, словно уже был во мне, доводя до неистовства. Такой близкий и такой чужой. Невыносимо родной и до боли далекий. Тот единственный, рядом с которым я могла чувствовать. Я умерла тогда, десять лет назад, но почему-то все еще была жива. И я бы хотела любить
