Невинная для грешника - Лина Манило
На меня не смотрит, работает, а мне всё равно чуть-чуть неуютно.
С глухим стуком Роман Георгиевич захлопывает крышку ноута, и атмосфера в салоне странным образом меняется. Начинает жечь скулу, шею, будто бы кто-то водит рядом с лицом зажжённым факелом.
Орлов на меня смотрит – такое ощущение ни с чем не спутаешь. Неуютный, цепкий и немного липкий взгляд медленно ползёт по коже, а у меня в голове рождается странный образ: муха, накрытая стеклянным стаканом. Вроде бы свобода рядом, но проще разбиться в сопли, чем преодолеть барьер.
Всё-таки Орловы слишком странные для меня – самой обычной девушки Марты. Все они и каждый в отдельности играют в какие-то игры, правил которых мне не понять.
Знаете, как в зеркальном лабиринте? Куда ни сунься, всё не то.
– Марта, и надолго ты к нам? – Роман Георгиевич слегка растягивает слоги, от чего его тон кажется ленивым и обманчиво расслабленным.
Я поворачиваюсь, потому что с моим затылком ему вряд ли интересно разговаривать, и натягиваю на губы улыбку:
– Очень надеюсь, что мама скоро поправится.
Он смеётся: тихо, хрипловато. Точно, как сын, сидит, подперев висок двумя пальцами, и смотрит на меня сквозь полуопущенные ресницы.
– То есть ждёшь, когда выполнишь миссию и спасёшься? – в его вопросе мне мерещится слишком много подтекста, и я ругаю себя мысленно за слишком буйное воображение.
– Нет, просто это же временно… это мамино место, я его в некотором роде всего лишь сторожу, – пытаюсь обернуть всё в шутку, но она неловкая и, честно признаться, очень убогой выходит.
Да уж, есть люди, рядом с которыми шутить – только настроение себе портить.
– Надеюсь, тебя никто не обижает в нашем доме? – будто знает что-то.
– Нет, никто, – слишком торопливо, чем вызываю усмешку на губах Орлова. – Спасибо, всё хорошо.
– Это хорошо, когда всё хорошо, – правый уголок рта ползёт вверх, а на идеально выбритой щеке ямочка.
Орлов продолжает улыбаться, а машина, шурша колёсами по гравию, сворачивает на центральную магистраль и встраивается в ряд спешащих к городу автомобилей. Позади остаётся автобусная остановка, на которой я бы стояла, если бы не предложение Орлова.
Пауза затягивается, и я вдруг чувствую странную потребность выговориться:
– Роман Георгиевич, я очень благодарна Анфисе Игоревне за помощь. Если бы не она, не знаю, что бы делала, – я не вру ни в едином слове, ни в оттенке голоса.
Пусть она тоже ведёт какую-то игру, разыгрывает партию, а сын упорно кличет родную мать гиеной, меня их дела не касаются.
Надеюсь на это.
– Благодарна, значит, – хмыкает каким-то своим мыслям и барабанит пальцами свободной руки по коленке, обтянутой дорогущей костюмной тканью.
– Очень. Вы же знаете, что она заплатила за мамино лечение? И работу мне предложила. Это было очень любезно с её стороны.
– Великодушно, да? – усмехается. – О да, моя жена умеет быть великодушной и любезной. Кого хочешь очарует.
– Анфиса Игоревна действительно потрясающая женщина.
– Марта, а теперь поговорим как взрослые люди, – кажется, с этого обычно начинается самая поганая часть диалогов? – Сколько тебе моя жена пообещала?
Орлов неумолимо меняется в лице: улыбка сходит, в глазах появляется колючий холод. Пригвождает меня взглядом к сиденью и чуть подаётся вперёд, будто так ему моё нутро лучше видно.
Неуловимое движение, почти хищный бросок, хотя это всё моё воображение.
– В смысле? За работу? Двадцать две тысячи, – рапортую, словно на допросе сижу.
– Долларов? – уточняет, а я громко икаю.
– Да что вы? – восклицаю почти испуганно. – Какие доллары? Рубли. Зачем мне столько долларов?
Я даже смеюсь – это же надо, но мой смех тонет в хриплом кашле, когда Орлов лишь щурится на мой ответ.
Хлопать меня по спине никто не собирается, и я кое-как достаю из рюкзака бутылку с водой и прочищаю горло.
– Что-то маловато, – удивляется и, отвернувшись, приказывает водителю остановить машину и выйти на несколько минут.
– Эм… зачем это?
Роман Георгиевич пальцем касается своего уха и молчит, пока мы не остаёмся в салоне только вдвоём.
– Анфиса Игоревна сказала, что вы приличный человек, – заявляю как-то слишком резко.
Вся эта ситуация не то что пугает, но очень неприятна. Настолько, что я дёргаю ручку, готова выскочить прямо на улицу и дать стрекача.
– Заперто, – обрывает мои попытки выбраться. – Не дёргайся, Марта. Если ответишь на все вопросы, я тебя не обижу.
– А если не отвечу, голову оторвёте?
– Зачем же? Есть более приятные способы… Не трясись, просто поговорим.
– Да что вы вообще все хотите от меня? – мне хотелось бы сказать это грозно, с вызовом, но получается как-то жалобно и устало.
Я действительно утомилась от всех этих интриг.
– Важнее, чего хочешь именно ты, Марта.
– Работать, маму вылечить. Ничего больше!
Орлов кивает, словно именно так и думал, говорит:
– Похвально. Ты хорошая дочь, Марта. И девушка, наверное, неплохая. Но неужели в двадцать лет приятно полы канифолить, а?
– В девятнадцать, – машинально поправляю, а Орлов снова хмыкает.
– Тем более. С твоими данными не проще ли прыгнуть к кому-то в постель? Найти того, кто оплатит все хотелки, увезёт в Эмираты, машину пригонит к подъезду?
Он вообще всё это серьёзно? Мне не снится?
– Мне не нужны машины и Эмираты тоже. Не такой ценой. Я не собираюсь ни к кому в постель прыгать. Вы вовсе сдурели, что ли?
– Осторожнее, Марта, на поворотах. Следи за словами.
– Сами бы этому совету и следовали, – я больше не пытаюсь вырваться, лишь крепче цепляюсь в мягкую обивку сиденья, до дрожи в пальцах впиваюсь.
– Марта, я отлично знаком с твоей породой, – усмехается, будто действительно всё обо мне знает. – Мамина гордость, отличница, красавица. Наивная, милая девочка с ослепительной улыбкой. Невинный цветочек, ни копья за душой, одни принципы и воздушные замки. Тебя сломать хочется, посмотреть, что там внутри. Отличная приманка для взрослый успешных мужиков.
Он сумасшедший? Забыл принять таблетку транквилизатора, вот и молотит чушь?
– Выпустите, – меня сковывает лёд и осознание, что именно он имеет в виду глухим ударом прямо в грудь. – Вы не имеете права говорить мне этого. Что вы о себе возомнили? Думаете, если владеете двумя заводами и миллионами на счетах, это даёт право оскорблять других? Что вы вообще все за люди такие?!
Кажется, вот это уже всё последняя капля – более оплёванной и униженной я не чувствовала себя никогда.
Сейчас мне всё равно, что будет дальше. Даже моей наивности и веры в хорошее не хватает, чтобы оценить масштаб
