Наваждение Монгола (СИ) - Гур Анна

– Ты слишком болтлива. Нехорошо. Хочешь продержаться в этом доме, постарайся выказывать почтение.

Пока говорит, греет кругляш, затем прикладывает к моей спине, а у меня все равно мурашки идут. Передергиваю плечами.

– Что, кыз?

– Х-холодно.

– Терпи, девочка. Дыши. Вот так. А сейчас задержи дыхание.

Ставит два пальца мне на спину и постукивает, заставляет открыть рот, светит в глаза.

– Вашему хозяина нужна здоровая племенная кобыла, да?!

Трясусь в негодовании, злость комком поднимается к горлу, но старуха лишь бросает на меня острый взгляд черных глаз.

– Для женщины главное умение быть покорной и держать язык за зубами.

Делает паузу и продолжает строго:

 –  Пока не отрезали!

Голос звучит спокойно настолько, что мне становится жутко.

– Вы сейчас ведь не серьезно, правда?!

Спрашиваю шокированно, но мне не отвечают.

Сухие пальцы касаются моего подбородка, разворачивает лицо то в одну сторону, то в другую. Рассматривает, ощупывает царапину на  щеке. Щелкает языком и белесые брови сходятся на переносице.

– Слишком слабая, – осторожно прикасается к границам ушиба, а я чувствую, что у меня там уже приличная припухлость, жмурюсь от боли.

– Потерпи.

Лезет в чемоданчик и вытаскивает баночку, открывает, смазывает мне щеку каким-то пахучим жиром.

 – Не беспокойся. Я травница старой закалки с медицинским дипломом, так что все хорошо будет, кыз. 

Голос у женщины успокаивающий, тянет покрывало вниз, еще дальше, а я цепляюсь за него в панике.

– Я только осмотрю. Ты говори, что и где у тебя болит.

Мои пальцы слишком слабы, и женщина спокойно отнимает мое прикрытие.

Оголяет тело полностью. Во мне сейчас сил, как в котенке, особо сопротивляться не могу.

– Скажи, живот болит? Что чувствуешь? Дискомфорт, резь, острую боль?

Спрашивает внезапно и застает врасплох своим взглядом, устремленным в самый низ живота.

– Что?!

Выпаливаю резко.

– На кровати нет простыни, – отвечает многозначительно.

Молчу. Слова закончились.

– Ты не беспокойся. Я действительно врач. Могу осмотреть, помочь…

Смотрит прямо и внутри у меня все дрожит от того, что вижу в этих черных глазах. Там проскальзывает сострадание.

Последняя капля наполняет чашу, и я начинаю плакать навзрыд, горько.

– Ну тихо, кыз, тихо, – накидывает покрывало обратно, обнимает меня за плечи, и я кладу голову на грудь незнакомой женщины.

– Не плач. Хозяин не лютует с женщинами…

– Я так не думаю, – наконец, выдыхаю, поняв, что передо мной человек, который хоть немного может помочь, или ответить на мучащие вопросы.

– Молодость глупа. Мне нет смысла лгать.

– Что он от меня хочет? Когда отпустит?

Хочется надеяться, что заточение в этом доме имеет временный характер, что меня отпустят.

– Не спрашивай об этом, дочка. Я не скажу. Не знаю я планов господина.

– Почему так? Чем я провинилась? Разве я виновата, что меня выбрал в жены его враг?! Что за странные законы у вас?!

Пожимает плечами.

– Хозяин человек сложный, но справедливый. У Тургуна есть причины быть таким.

Цепляюсь за незнакомое слово и повторяю:

– Тургун?!

Кивает.

– Просто смирись и прими свою судьбу. Пути Всевышнего ведут каждого, и как ни петляй, то, что предначертано, случится.

– Я не понимаю! Я просто хочу домой!

Слезы текут рекой, проводит руками по моим волосам, привлекает к себе, дает выплакаться, а затем отстраняется внезапно и поджимает губы.

– Так что болит у тебя? – и опять бросает взгляд вниз.

Машу головой из стороны в сторону.

– Он не… не…

Проговариваю рвано, не могу выговорить слов, щеку печет и тело ломит, чувства в хаосе.

Останавливает на мне свои проницательные глаза, некрасивая женщина, смуглое лицо испещрено морщинами, черты тяжелые, но все же есть в ней что-то теплое, а в глазах зажигается огонек, когда в полном шоке повторяет за мной:

– Он не тронул?!

Прикусываю губу и просто киваю.

Проговаривает что-то неразборчивое на своем языке и заглядывает мне в глаза.

Накрываюсь одеялом по самое горло. Тело бьет сильная дрожь. Мне кажется, что у меня кровь в венах кипит.

– Тише, кыз. Потерпи. Сейчас собью жар.

Осматривает комнату, будто ищет что-то и не находит.

– Пойду принесу воды.

Оставляет меня, прикрываю глаза, впадаю в дрему и уже в следующее пробуждение чувствую, как кромка стакана надавливает на губы, прохладная вода приносит облегчение.

– Попей, милая, – проговаривает мягко.

Опять падаю на подушку, молча рассматриваю женщину, которая сноровисто мочит тряпку и прикладывает к моему полыхающему лбу. Платье у нее странное, словно двойное, напоминает длинный кардиган с орнаментом по краям.

– Полежишь, наберешься сил. Ничего страшного не произошло… – голос убаюкивает, успокаивает.

– Как мне к вам обращаться? – задаю вопрос и получаю улыбку в ответ.

– Рения. Можешь звать тетушка Рения.

– А я Ярослава.

– Красиво. Тебе подходит. Говорят, имя человека предопределяет его судьбу.

– И какая судьба у меня?

Улыбается и в глазах искорки словно танцуют, или это свет от лампы играет с моим воображением?

– А это тебе решать.

– Вы назвали Монгола Тургуном. Так его зовут?

– Да.

Кажется, что Рения настроена весьма дружелюбно. Внезапно в мозгу рождается идея. Она придает храбрости, заставляет понадеяться, что добрая женщина не откажет, может, даже поможет, стираю с лица слезы-сопли и произношу совсем тихо:

– Ваш хозяин похитил меня, понимаете?! Я здесь не по своей воле, помогите мне, прошу!

Поднимает на меня сочувствующий взгляд и губы слегка растягиваются в улыбке.

– Похищение невесты одна из многовековых традиций. Не ты первая и не ты последняя. Просто смирись со своей долей. Будет легче. Хозяин мужчина видный. Любая девушка сочтет за честь скрасить его ночи.

 Протягивает мне стакан с водой, словно ничего не происходит.

– Попей еще чуть-чуть, полегчает.

Сначала хочу отказаться, ударить по руке, но жажда берет свое и я припадаю потрескавшимися губами к граненому стакану, делаю жадные глотки, пока жидкость охлаждает изнутри.

–  Право первой ночи. Спроси об этой традиции у господина. Если посчитает нужным – ответит.

– Моя семья, мой отец и брат, они остались там… Я хочу знать, что с ними все в порядке… Один звонок. Сообщение. Все, что угодно… Я ведь ни в чем не виновата…

Не отступаюсь. Скулю в отчаянии. Когда видишь сострадание в глазах, когда тебе сочувствуют – это ломает, это доводит до агонии бессилия.

Сжимает губы, словно не желает отвечать, но затем все же проговаривает тихо:

– Ты просишь у меня невозможного, кыз. Да и глупая ты, если считаешь, что все ограничится одним звонком. Хозяин построил этот особняк много лет назад и единственной целью его всегда было возмездие. Все это время он обтачивал когти, чтобы полоснуть изверга побольнее. Гун не отступится. Поверь. Я знаю. Просто смирись со своей участью и запомни одно. Твой жених – страшнейшее из зол. Господин спас тебя. Хоть ты сейчас так не считаешь. Но я знаю, что говорю.

– Есть хуже участь, чем быть украденной чертовом психом по каким-то сумасшедшим причинам?

Не отвечает. Принимается собирать все обратно в сумку. Игнорирует.

– Я не понимаю!

 – Старинный закон.  Обряд. Традиция. Отнять у врага невесту – высшая мера наказания. А демонстрация того, что невеста была невинна – удар по авторитету того, которого наказывают.  Тот, у кого тебя украли, свиреп и неистов с заведомо слабыми. Не чтит закона. Не имеет чести. Ты поймешь. Потом.

Смеюсь рвано, зло.

– Что же я делаю здесь, если твой господин не такой, как Айдаров?!

Поджимает губы.

– Ты права. Хозяин хуже. В разы.

Резко забирает сумку, отворачивается, уходит и перед тем как распахнуть дверь, бросает через плечо:

– Я положила ночнушку на кровать. Надень и отдыхай.