Мой муж – мой босс? (СИ) - Белая Яся
— Буду! — заявляю и упираю руки в бока, показывая, что сдаваться не намерена.
— Хорошо, — вдруг смиряется он, но меня не обманешь этим показным спокойствием, я же чувствую, что муж кипит, как забытый на плите чайник, — только не в моём клубе.
— Твоём? — вскидываю брови. — Помнится, ты здесь неединственный хозяин.
— У тебя устаревшие сведения, дорогая, — он закидывает ногу за ногу и покачает между пальцев карандаш. — После недавних событий Роман захотел свою долю деньгами, а Пётр отдал мне бразды правления, так как дома случались постоянные скандалы из-за направленности нашего заведения… Так что, — Давлат разводит руки в стороны, — я теперь единоличный хозяин этого злачного местечка, дорогуша. Прошу любить и жаловать. А если что-то не устраивает — никто не держит. Подыщу администратора, который доставляет меньше проблем. Софочка, вон, давно проситься…
Софочка, значит… Ах, ты гад!
Соплю, киплю, сжимаю кулаки…
Знаю, что месть нужно подавать холодной, но…
К чёрту!
Мне просто необходимо расцарапать эту красивую самодовольную рожу!
И, тихо взрыкнув, я кидаюсь вперёд…
Поскольку пелена гнева застит мне глаза — то не сразу понимаю, что именно творю. Прихожу в себя, ощущая, что мои запястья надежно перехвачены, а бесстыжие поцелуи обжигают шею и ключицы… Губы тоже горят — видимо, и им досталось…
Господи, мы что, только что целовались, а я ничего не поняла? Нет, смутно помню — и как крылья развернулись за спиной, и сам полёт в негу… Но я не хочу — не за этим сюда шла!
— Пусти! — дёргаюсь, но вместо свободы обретаю ещё больший плен — меня буквально впечатывают в каменную грудь, не переставая ошалело целовать. Благо, вырез моего платья… многое позволяет. Но когда наглая ладонь ползёт вверх, задирая и без того ультракороткую юбочку, рвусь уже сильнее: — Отстань! Мы так не договаривались!
Давлат отрывается от меня, ловит взгляд — его собственный шалый, голодный, недовольный…
— А мы вообще ни о чём не будем больше договариваться, — отсекает он, продолжая удерживать меня — крепко, почти причиняя боль, но при этом со странной нежностью. — Всё будет так, как я скажу. Ты доумничалась. Подкинула мне проблем.
— Пусти! — всё же требую я. — Нам нужно поговорить!
Он всё-таки отпускает — очень нехотя, продолжая следить за мной взглядом хищника, который может кинуться в любой момент.
— Давай уясним, — начинаю, наспех приводя себя в порядок, — что мы с тобой не переходим границ. Об этом была речь изначально. А вот о чём не было — так это о шоу и моём в нём участие…
Давлат отводит глаза… Только сейчас, присмотревшись, замечаю на его лице тщательно заретушированные синяки — Борька, умница, постарался…
— Нехорошо получилось, признаю, — выдаёт Давлат, пряча руки в карманы и перекатываясь с пятки на носок. — Но…
— Но? — горько усмехаюсь. — Ты полагаешь, могут быть такие-то «но»?
— Я полагаю, у каждого должно быть право на второй шанс, — и взгляд кидает такой пронзительный, прямо в душу.
— Да ну? — фыркаю. — Шанс на что? И дальше играть со мной?
В голосе невольно прорываются непрошеные слёзы.
Давлат судорожно сглатывает:
— Нет, поиграли и хватит, — решительно произносит. — Теперь всё по-серьёзному!
— Теперь всё никак, — говорю, — ещё хуже, чем вначале. Если вначале речь шла о каких-то отношениях, возможных чувствах, споре… То отныне мы просто босс и подчинённая. Позволь мне просто работать здесь, чтобы я могла вернуть тебе все деньги…
Давлат вздрагивает:
— Какие деньги, Кристина?
— Не притворяйся, — злюсь. — Ты заплатил за лечение моего брата.
Он грустно усмехается:
— Считай, что это спонсорский взнос в юное дарование. Я действительно его фанат. Без шуток.
— Если без шуток, — продолжаю, — то верни мне диплом победительницы конкурса. Тогда ты мне тоже что-то плёл про молодое дарование и поддержку талантов. Спасибо, поддержал…
Он хмыкает, идёт к шкафу, что находится позади огромного чёрного стола, отмыкает дверцу и достаёт бумажку. Кладёт на стол, накрывает ладонью, не смотрит на меня — сверлит взглядом столешницу…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Кристин, — бормочет, — я виноват перед тобой и готов искупить вину. Что мне сделать, чтобы ты поверила?
И смотрит так потеряно, как грустный котик. Не пожалеть и не приласкать невозможно.
Манипулятор.
— Рассказать правду своему дедушке, — загибаю пальцы, — это раз. Извиниться перед Лампой за угрозы — это два. Уволить меня с должности твоей жены — это три…
На третьем его глаза широко распахиваются, а губы кривит улыбка…
— Ну, уж нет, милая, — ехидно произносит он, — чтобы я тебя освободил от этой должности, ты сначала должна её занять. По-нормальному. Готова?
Ой… Кажется, я влипла!
Включаю дурочку, хлопаю ресничками:
— Ты имеешь в виду… — делаю неопределённые пассы руками, — полный… спектр услуг? — сама понимаю, как по-дурацки звучит такое выражение, но ничего точнее в голову не приходит.
Давлат самодовольно улыбается — в нём, похоже, пропадает качественный актёр: выдать столько разных эмоций за относительно небольшой срок, и все — искренне!
— Ты угадала, моя драгоценная, — кивает, — полный спектр. От и до.
Злое веселье бодрит меня, и я включаюсь в игру.
— И как долго продлится это «от и до»?
Мысленно полагаю, что он ответит: «Будет зависеть от тебя». Но Давлат удивляет, повернув разговор в другое русло:
— Я предпочитаю долгосрочные контракты. Например, на сорок девять лет.
Складываю в уме свой нынешний возраст и озвученную цифру, присвистываю — круто!
— То есть, когда я стану больной и старой, ты избавишься от ненужной жены, так?
Давлат хмыкает и закатывает глаза:
— О, женская логика! Тебе моя осанна! — произносит патетически. — Ты же сама вроде бы говорила, что желаешь уволиться… А теперь, когда я говорю, что подпишу тебе заявление через сорок девять лет, возмущаешься? И как понимать?
Вот теперь злюсь по-настоящему, глотаю слёзы, сжимаю кулаки.
— А понимать так, что мне не нужна твоя милость через сорок девять лет! — выпаливаю. — Неужели ты не понимаешь: я хочу нормальную семью, детей… А не весь этот фарс! — обвожу рукой помещение. — Я ведь… я ведь почти… — всхлипываю, потом машу рукой: — А, к чёрту… — и несусь к двери.
Меня догоняют, резко разворачивают и нагло целуют…
Бьюсь, вырываюсь, отталкиваю. Но силы слишком не равны — это ведь всё равно, что мышь будет толкать слона.
Способность возмущаться мне возвращают лишь, когда начинаю задыхаться от нехватки воздуха.
— Ты… ты…
— Красноречиво! — притворно хвалит он. Нежно ведёт пальцами по солёным дорожкам, потом наклоняется и сцеловывает их. — Ты моя глупая девочка… Неужели не понимаешь? Это не фарс. Я тоже хочу семью и детей. С тобой. И не отпущу тебя никуда даже через сорок девять лет. Тогда — тем более. И вообще, намерен жить с тобой долго и счастливо. И даже согласен умереть в один день…
Голос нежен, глаза сияют, обнимает так, будто хочет уберечь от всех демонов мира… Только вот…
— Я не верю, — мотаю головой. — Прости, Давлат. Но эти твои проверки… Скрытые съёмки… Отредактированная реальность… Я не знаю, где ты настоящий. Я запуталась в твоих личинах. И если останусь — сойду с ума. Потеряю и себя тоже… Отпусти… навсегда…
— Нет! — качает головой и прижимает к себе ещё крепче: — Моя. Чистая прекрасная девочка. Очаровавшая меня с первого взгляда. Укравшая сердце…
— Давлат, прекрати! — обрываю, потому что нет сил наблюдать, как он льёт мне в уши этот сладостный елей. — Это слова. Я уже поняла: мне тебя не переговорить. Тут ты профи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Слова… — повторяет он. — Значит, желаешь дел?
— Хотелось бы…
— Хорошо. Тогда я прямо сейчас признаю себя проигравшим.
— Ты о чём? — недоумённо смотрю на него.
— О нашем споре. Запамятовала? Если, через две недели…
Киваю: конечно, помню. Кто-то грозился, что мне нужно осваивать шест.