Мой муж – мой босс? (СИ) - Белая Яся
Таков мой ответ.
Глава 11. Блюдо, которое подают…
Алое платье, обтягивающее меня, как вторая кожа, завершаясь в районе бёдер, чулки в сеточку, макияж, которому могла бы позавидовать любая дама с низкой социальной ответственностью — оглядев себя в зеркале ещё раз, остаюсь довольной.
И да — каблуки повыше. Чтобы не выглядеть мелкой пигалицей на фоне своего внушительного врага. Отлично.
Лампа же, так же завершив осмотр меня, поднимает палец вверх и говорит:
— Ещё один, последний, штрих…
Уходит в свою комнату, но вскоре возвращается, зажав в руке маленький флакончик.
— Духи с феромонами, — таинственным шепотом сообщает она и оставляет капельку у меня на запястье и за ушами. — Проверено на себе, — подмигивает.
Ну что ж, на войне как на войне, милый. Тут все средства хороши, даже нечестные. Ты честными не очень заморачивался. Почему и я должна?
— Иду? — говорю, глядя на подругу.
— Иди, — приобнимает она, а потом шепчет на ухо: — Задай им жару, подруга. Я в тебя верю.
Приятно, когда кто-то дорогой в тебя верит, тогда и у самого уверенности больше.
…Эффект от Лампиных духов я ощущаю уже в машине. Хоть и сажусь предусмотрительно на заднее сиденье, вижу, как плющит и колбасит водителя. Но он — человек-кремень. Всё же продержался, довёз без каких-либо поползновений.
В клуб я влетаю фурией — волосы назад. Скинув лёгкий плащик в общем гардеробе, спешу в зал, цокая каблуками и виляя бёдрами.
Будто по заказу, едва войдя в основное помещение клуба, оказываюсь в эпицентре скандала. Дмитрий, наш менеджер по работе с клиентами (это я успела выучить), яростно препирается с каким-то пузаном.
— Кристина Виталь… — оборачивается ко мне и теряет дар речи; отличный эффект, то, что надо; вон, у толстяка тоже глазёнки маслено заблестели, по мне зашарили…
— Что случилось, Дмитрий Юрьевич? — перехожу на нарочито деловой тон.
Упираю руки в бока, придавая своему облику показной грозности.
— Господин Садалин, — Дима кивает на толстяка, — никак не понимает, что приват не входит в должностные обязанности наших девочек.
Это точно, я помню, и Пётр наставлял строго-настрого: никакого интима и приватных танцев в кабинках.
— Вы не понимаете, — суетливо выпаливает Садалин, промокая платком взмокший лоб. — Я ведь стараюсь не для себя. Мой босс… Он человек серьёзный, — бросает на нас такой многозначительный взгляд, что мы должны сразу же проникнуться и забояться, — он отказов не принимает. Вы же не хотите проблем?
Ох, не люблю я борзоту всех мастей! Меня буквально взрывает, когда сталкиваюсь с подобным.
Поэтому перехожу на ехидный тон:
— Я полагаю, ваш босс всё-таки цивилизованный человек и понимает, что на свете существуют правила и законы…
Садалин хмыкает:
— Да он сам себе закон. Ему никто не указ.
О да, борзота высшей марки, понятно.
— И тем не менее, вы должны сообщить своему начальству, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
— Слышь, ты, девка! — вякает толстяк. — Учить вздумала?
Ответить не успеваю — Садалина отрывает звонок. Его округлое мясистое лицо тут же приобретает подобострастное выражение…
— Да, босс… Понял, босс… Будет сделано, босс, — стелется он перед своим собеседником и чуть ли не хвостиком виляет.
Наконец, заканчивает звонок, убирает аппарат в карман и самодовольно улыбается:
— Всё, девка, ты попала! Босс хочет, чтобы той шваброй, что будет танцевать ему сегодня, была именно ты, — он бросает взгляд наверх, на вип-кабинки, в дверях одной из которых маячит сейчас тёмный мужской силуэт. И, несмотря на то, что я не вижу человека, его энергетика давит и буквально прибивает к земле. Таким действительно не отказывают — я сейчас чётко это понимаю.
Не знаю, в какое русло бы зашёл наш разговор, если бы мне на плечо не легла уверенная рука.
— Администратор моего клуба никуда не пойдёт, — гремит сверху, и я, задрав голову, встречаю злой и горящий взгляд Давлата. — А если вашему боссу, — последнее слово он специально выделяет, осознавая, что тот прекрасно всё слышит, — есть что сказать, пусть спустится и скажет лично…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Заявляет это и сверлит толстяка грозным взглядом. И тот сдувается, как пробитый воздушный шарик… Видать, силён и борз только против менеджеров и дев…
И сейчас я даже рада, что Давлат на моей стороне. В некоторых ситуациях даже помощь врага не будет лишней…
А из вип-кабины в этот момент раздаётся смех и аплодисменты…
Зло должно выглядеть отвратительно, чтобы отталкивать, а не привлекать. Такой истины придерживалась моя куратор дипломной, и я с этим полностью согласна.
И, будто в подтверждение данного постулата, человек, явившийся пред наши очи, просто феерически некрасив. Долговязый, лысый, с близко посаженными, бегающими глазами, мясистым крупногубым ртом. Я невольно льну в Давлату, словно испугавшись, что некрасивость нашего гостя способна передаться воздушно-капельным путём.
Тот осматривает нас и дёргающегося, испуганного Дмитрия, и, скривив толстые губы, выдаёт:
— Кажется, Клепенщук, ты берега потерял… — хрустит шеей, будто собирается драться. — Харкаешь в ладонь, с которой ешь…
Давлат презрительно хмыкает и ехидно произносит:
— Я? Ем? С твоей ладони? Не смеши! Это ты, Злотов, что-то путаешь. Притом, конкретно так… Вернее, кого-то.
— И кого же? — тянет тот, перекатываясь с пятки на носок.
Вокруг мячиком-попрыгайчиком скачет Садалин, выбирая момент, когда поддакнуть шефу, куснуть…
— Меня с моим отцом, — просто и прямо говорит Давлат. — Меня его бандитские тёрки не касаются. Если вы с ним что-то не поделили — сами и разбирайтесь. Я и мой клуб это отношения не имеют…
Злотов водит пальцем в воздухе, будто собирается начертить круг:
— Был твой — может стать…
— Не может! — отрезает Давлат. — Покинь помещение!
Складывает руки на груди, прожигает непрошеного гостя злым взглядом…
Злотов, надо отдать ему должное, всё же поворачивает на выход, но приостанавливается на полпути и поворачивается к нам:
— Зря ты, Давлат, ой, зря. Как бы не пожалеть…
С этими словами всё же уходит, что-то эмоционально объясняя своему, кивающему, как китайский болванчик, подельнику.
Когда они скрываются из виду, Давлат оборачивается ко мне:
— А вы, Кристина Витальевна, бегом в мой кабинет. Разговор есть.
И уносится, прежде чем я успеваю что-то возразить.
— Удачи… — криво улыбаясь, говорит Дмитрий… — Мы стараемся ему не попадать на глаза, если он в таком настроении…
— Спасибо, поддержал! — хмыкаю я.
Дима разводит руками:
— Предупреждён — вооружён. И вам лучше поспешить, чтобы не злить его ещё больше…
Откидываю волосы на спину, задираю нос и, цокая каблуками, иду в кабинет начальника. Я ни в чём не виновата, так чего мне бояться?
Едва распахиваю дверь приёмной, натыкаюсь на удивлённый взгляд Софочки.
— Ого-го! — произносит секретарша, оглядывая меня. — А я-то думаю — чего он такой злющий… А оно вон что…
— А что? — уточняю ехидно.
— Будто сама не знаешь, — усмехается она и возвращается к компьютеру, с умным видом начиная искать знакомые буквы на клавиатуре.
Вхожу в кабинет.
Давлат сидит, откинувшись в кресле, и барабанит по столу пальцами. Красивыми, надо признать. Такие называют аристократическими — тонкие, длинные, изящные… Я помню, какие узоры они умеют чертить на коже, но это воспоминание сейчас неуместно…
— Ну? — начинает он. — И как ты всё это объяснишь?
— Что это? — искренне не понимаю я.
— Свой внешний вид, — выплёвывает он. — По какому поводу вырядилась, как последняя бл… шалава?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Ах, вон мы как заговорили? Шалава, значит?
Вспыхиваю и выпаливаю:
— Не помню, чтобы в устав клуба вписали дресс-код. Или это тоже — успели отредактировать? — делаю бровками, давая понять, что мне всё известно.
— Никто ничего не редактировал, — взвивается он, — но ты в таком виде на работу ходить не будешь.