Ирина Лобановская - Мужской стриптиз

Лобановская Ирина Игоревна

Мужской стриптиз

— На выход, мальчики, на выход! Поторапливайтесь, пора! Просыпайтесь, просыпайтесь, ребятки! Какие-то сонные мухи на закате, а не танцоры! Дамы ждут в нетерпении!

Привычный и раздражающе навязчивый голос Виталия… Что, они сами не знают, когда пора?

— И Вика уже давно на месте, Андрюша! Ты слышишь? Жадно высматривает тебя глазами! Поторопись!

"Есть хорошее обстоятельство": Виктория в зале… Снова и опять… Упорная. С маниакальной настойчивостью пытается его вернуть. Поэтому всю дорогу таскается в ночной клуб…

Зачем женщинам столько денег? Они все равно не знают, куда их пристроить с умом, и разбазаривают бестолково и бессмысленно. В частности, тратят на мужиков. Например, как Викуша. Ей в высшей степени вредно чересчур много получать. Сейчас начнется… Все не слава Богу…

Андрей не мечтал о ее сегодняшнем визите. Думал хоть немного отдохнуть. Ведь она только на днях здесь "клубилась"! Сколько же можно! Видно, сколько угодно. Викина страсть беспредельна. Так же, как ее время и финансы. И спать ей совсем не надо.

— Подтянулись, ребятки, подтянулись! На выход, Андрюша, на выход!

Кондиционер, кажется, очумел от жары и забыл о своем назначении. Где-то был вентилятор, но искать лень. И потом, действительно пора…

Танцоры вяло потянулись к выходу в зал, утомленные солнцем, не глядя друг на друга, едва замечая окружающее. Слишком жарко… Но на посетительниц клуба жарища не действует. Наоборот, у них лето — чрезвычайно активное и посещаемое время года. Настоящий лом. Зимой дамочек намного меньше. Иногда заходит всего две-три за ночь. И клуб начинает "гореть". Наверное, потому, что ночь длиннее, а желаний меньше. В темноте встаешь, в темноте ложишься… И не хочется ничего, кроме долгожданных, нынче осточертевших, солнечных лучей. Бесконечно долгая, осенне-зимняя темнота… Беспросветная. Когда-то именно так о нем отозвалась Лиза. С необычной для нее грубостью.

В интимно-сумрачном зале свет ложился причудливыми, странными полосами, бросая слабые, колеблющиеся разводы на призрачные лица сидящих женщин. Андрей огляделся и тихо вздохнул: ну и слетелось их сегодня! Полный пейджер… Еще больше, чем в предыдущие ночи. Танцору упасть негде.

Нет, дамам все-таки нельзя много платить. Вот народец! Лучше выходили бы замуж, рожали детей, зависели от сильной половины… Но разве барышни отдадут без драки свою самостоятельность! Между прочим, в подобном случае Андрей с коллегами лишится работы. И приличных заработков.

Он никогда не считал, сколько получает за ночь. Примерная сумма хорошо известна, плюс-минус туда-сюда… За плавками постоянно торчат ценные бумажки: доллары и родные, российские. Кто в каких даст. Утром он лениво, безразлично, почти неохотно засовывал деньги в сумку, а дома, не глядя, вытряхивал ее на стол. Для Маринки. Она денег тоже никогда не считала. Не умела.

Танцоры медленно двинулись наперерез залу.

— Ну, Андрюха, распахни глаза! — засмеялся рядом верный друг Тимоша. — Место встречи изменить нельзя! Твоя милка даже вскочила от радости! Прибыла с вечерней лошадью! Нарисовалась в проходе и пошла в наступление, ежкин нос!

Тимофей грациозно, картинно на ходу изобразил это наступление. Андрей улыбнулся.

— Дрессировке не поддается! — продолжал Тимоша. — Статус кво! Гормоны играют здорово! Занять? Оформлю грамотно! Не абы как, а как абы! Забесплатно! Даже платьица не сомнем!

— Займи! Возражений нет! — легко согласился Андрей, мельком, с досадой осмотрев блестяще-нарядную Викторию. — Если, конечно, получится. Не зарывайся и не промахнись!

Тимофей откинул с белого лба длинные, темные пряди и снова нагловато, уверенно улыбнулся. Ладненько… И разухабисто поплыл вперед, тихонько мурлыкая:

— "Ну и пусть будет нелегким мой путь…"

Чтоб у Семушкина да не получилось? Тимоша не из тех. Всегда в нужном образе.

Но в данном конкретном случае не на такую напал. Поэтому дело тухлое. Вика — девушка с характером. Она слишком упряма и будет стоять на своем до конца. Надо же, снова приперлась! Двинулась в первые ряды… Половодье чувств… И Зиночка заявилась. Устроилась сегодня за столиком рядом с Викушей и с удовольствием глазеет по сторонам. Ну, этой есть где разгуляться: бабья здесь полно! Впрочем, она удивительно нежна и прелестна для лесбиянки. Эдакая милость во плоти. Во плоти худенькой и хрупкой. Чудесный мальчик-девочка в женском одеянии. Хотя юбка ей не очень идет… Вот Лиза в юбке очаровательна. Особенно в длинной, до земли.

…Именно в такой она сидела тогда на скамейке в Александровском саду и беззвучно плакала. О ком-то или о чем-то. Осталось невыясненным. Карманная бескровная женщина. Андрею всегда нравились маленькие, компактные создания. И чтобы абсолютно плоский экран.

Андрей присел рядом и осторожно погладил узкую, безвольную руку. Девушка робко повернула к нему мокрое личико.

— Вот, наконец, и мой Азазелло, которого я так сегодня ждала, — тихо сказала она. — Только совершенно в ином обличии…

— Кто? — удивился Андрей, впервые услышав странное, нерусское, необычное имя. — Вы меня с кем-то перепутали. Меня зовут Андрей. А вас?

Незнакомка посмотрела изучающе-внимательно. В ее взгляде не было ни осуждения, ни удивления, ни презрения. Глаза цвета весеннего льда.

— Вы не читали Булгакова? — спросила она. — Такое бывает?

— И не такое бывает, — отозвался Андрей. — Кажется, в школе проходили… Не помню. Разве это очень важно?

— Это очень интересно, — спокойно объяснила девушка. — А что вы любите читать?

Андрей порылся в памяти: он ведь листал книжные страницы совсем недавно… Какой-то вшивый детектив, название не запомнилось… Тимофей приносил.

— Я больше люблю кассеты, — честно сказал Андрей. — Боевики, комедии… Брюса Ли, Сталлоне, Стивена Сигала…

Незнакомка снова внимательно его осмотрела, неловко и смущенно зацепившись весенними глазками за резко и красиво выделяющиеся бицепсы. За них цеплялись многие.

— Ясно, — сказала она.

Ясно бывает лишь на барометре. Иногда. Довольно редко. Если его не зашкаливает.

— А почему вы плачете? — спросил Андрей. — Я не могу вам ничем помочь? Если кому-нибудь нужно набить морду, я готов. Отправить меня в нокаут пока еще никому не удавалось. И не удастся в ближайшем будущем. Это точно.

Девушка неуверенно, застенчиво улыбнулась, покачала головой и встала. Андрей вскочил на ноги следом за ней.

— Так как же вас все-таки зовут?

— Бедная Лиза, — опять непонятно отозвалась незнакомка.

…Про Азазелло она ему позже рассказала сама. Книга в Лизином пересказе Андрею очень понравилась, но читать он ее не стал: зачем теперь, когда и так все известно? Да и рассказывала Лиза замечательно: она заканчивала аспирантуру в университете, где одновременно преподавала русскую литературу ХХ века, и Андрей сначала никак не мог объяснить себе, почему они оказались вместе, что их связало даже на время. А потом догадался. И объявил Лизе о своем открытии. Нехорошо так объявил, по-хамски, с жестокой откровенностью.

Произошло это в тот момент, когда Лиза вновь рассказывала, на сей раз об имажинистах, и вдруг коротко, неприязненно бросила, словно отрезала, что на нее было совсем непохоже:

— Ты вряд ли сумеешь понять! Беспросветно! Темная ночь!

Вытерла об него ноги… И Андрей по-настоящему озлобился, впервые ощутив горький, отвратительный вкус унижения и собственную беспомощность перед грубой истиной. Хотя редко срывался подобным образом, тем более, с женщинами.

— Зато я тебя всю дорогу прекрасно понимаю в постели! Значительно лучше других! Всего-навсего! И никто еще, кроме меня, до сих пор не смог добиться от тебя, холодной и фригидной девки, ничего путного! И никто, кроме меня, не смог натаскать тебя хотя бы в примитивном, азбучном сексе и показать, на что ты способна! Только со мной ты стала кончать и докумекала, наконец, что такое оргазм и с чем его едят! Поэтому про ночь ты вспомнила неслучайно! Я тратил на тебя свое драгоценное время, не получая взамен ни черта: ни удовольствия, ни ласки, ни удовлетворения! Все остальные бросали тебя через неделю, скиснув от тоски и скуки! Так было до меня и так будет после!

Он лгал: его удивительно, до слезливого, сентиментального восторга умиляла эта неумеха. Ему подозрительно нравилось ее бесконечно учить и открывать ей то, что сам прекрасно издавна, в деталях, изучил и о чем она, дожив до двадцати шести лет, не имела ни малейшего представления. Он приходил в настоящее восхищение от собственной изощренной техники и постельного мастерства, когда удавалось услышать от Лизы — от эмоционально туповатой, а поэтому бедной Лизы! — блаженную любовную околесицу и нежно-бессвязные, неосознанные слова. Всего ничего…