Алина Политова - Серпантин

Женечка…

Он видел её всего раза два или три в больничном парке. Но этого оказалось

достаточно, чтобы образ её накрепко закрепился в его порочной голове.

В первый раз он вроде и внимания на неё особого не обратил, — невысокая такая

брюнеточка, ничего в ней особенного. Но однажды он заметил, что она его

рассматривает. Глаза у неё были потрясающие — точь в точь как у кошки. Колян

подумал тогда ещё, что если девочке этой мордашку подкрасить косметикой, то от

неё глаз будет не оторвать. И ещё, конечно, этот взгляд, с которым она на Коляна

пялилась. Он сразу подумал, что эта куколка с голодухи по мужику может в койке

такое вытворить, что до гроба не забудется.

Колян расспрашивал о ней ребят и выяснил, что (аюшки!) лярвочка эта здесь уже

лет восемнадцать проживает. В общем, работы непочатый край нормальному мужику.

Тем более, что девочка, судя по слухам, спокойная, разве что немного со

странностями.

— Странности это хорошо, — мечтательно произнёс Колян. Заманчивая перспектива

необычного секса наполняла его тело истомой и жаром. Образ зеленоглазой кошки

вытеснил из его головы всё, — и дружков, поджидающих его в комнате отдыха, и

чувство страха, и даже недопитую, такую вожделенную водочку, наверняка с каждой

минутой уменьшающую своё количество.

— Ах, Женечка-Женечка, — умильно заворковал он, вертя перед глазами пластиковую

карту, — универсальный ключ от всех палат второго этажа, имеющийся у каждого

дежурного санитара. — Вот он, наш золотой ключик. Сейчас мы позабавим нашу

курочку.

Коляну хватило нескольких секунд, чтобы бегло окинуть взглядом пустой коридор и

прошмыгнуть к палате с цифрой '12'.

Он прижался к смотровому окошку на двери и заглянул в полумрак. Принудительное

освещение едва рассеивало темноту, но этого было достаточно, чтобы разглядеть

кровать в дальнем углу палаты (обычную, в отличие от привинченных коек в других

палатах) и увидеть смутные очертания лежащей на ней женщины.

Дрожащей от нетерпения рукой Колян вогнал карту в отверстие на двери, которая

тут же бесшумно открылась, и прошмыгнул внутрь. Ему было прекрасно известно, что

на компьютере в кабинете старшей сестры зажёгся сигнал о том, что дверь в эту

палату была открыта, но так же ему было известно, что увидеть этот сигнал там

совершенно некому. Люська Кривенко в этот момент квасила водку с санитарами и

наверняка утирала сопли расстроенной Аллочке. Хотя, кто знает, может ей и

вздумается вернуться в любой момент.

Риск был огромен. Колян понимал, что за свои развлечения с психичкой он может

запросто угодить за решётку, но какая-то непреодолимая сила тянула его в

двенадцатую палату, и он ничего не мог с собой поделать. Хотя бы на миг

ворваться в её тело, а там хоть трава не расти. Пять минут, убеждал он себя, за

пять минут ничего не случится, это точно.

Его трясло как в лихорадке. Внизу живота отбойным молотком запульсировала кровь,

когда он двинулся к кровати.

Бог ты мой, почти в панике думал он, а ведь я к ней ещё не притронулся, чего ж

меня так дёргает…

Пока он судорожно возился с ремнём от форменных брюк, ему удалось рассмотреть

женщину вблизи.

Она лежала навзничь, бессильно свесив руку с кровати и даже в полумраке было

заметно, как заострились черты её лица.

Но Коляна это мало интересовало. Спустив, наконец, штаны, он забрался на неё

верхом и начал осторожно задирать её шёлковую ночную рубашку.

Евгения встрепенулась и медленно открыла глаза.

Заметив это, Колян нерешительно замер и напрягся.

Лишь бы эта сучка не заорала, мелькнуло у него в голове. И ещё… ещё ему

показалось, что глаза её как-то странно блеснули в темноте.

К счастью, она не закричала. Только промурлыкала одуряющим голосом:

— Привет, тебя-то мне и не хватало…

И плавно закинула руки за голову.

Колян аж застонал. Его просто распирало от желания.

— Какая сладкая сучка, — задыхаясь, прошептал он. Наконец-то он отымеет

настоящую тёлку. И безо всяких сраных предисловий. Просто будет трахать эту

дырку, как и положено нормальному мужику.

Он резким движением содрал с неё рубашку и не смог удержать восхищённого

возгласа. Её обнажённое тело напоминало статую, он не нашёл иного сравнения.

Такие до безумия совершенные линии он видел только на картинках.

— Тебя слепили, чтобы трахать. — Глумливо пробормотал он. Не в силах больше

сдерживаться, он грубо подхватил её бёдра и с размаху вклинился в её горячую

податливую плоть.

Вот это был кайф! За всё свою сознательную половую жизнь Коляну ни разу не

довелось испытывать подобного улёта. Даже в самый первый раз, когда сорокалетняя

подруга матери отсасывала ему в подъезде под лестницей. То было всё другое,

совсем другое. Хотелось побыстрее кончить, расслабиться. А сейчас…ему казалось,

что когда он вошёл в неё, мир обрушился ему на голову, голова его оторвалась, и,

совершенно невесомая, унеслась куда-то в космос. Комната поплыла у него перед

глазами, и вместо неё появилось небо. Огромное бесконечное небо, усеянное

мириадами звёзд. Колян мчался сквозь эти звёзды, и с каждым мощным толчком его

тела тысячи искр разлетались из его глаз. Каждое его движение извлекало из него,

казалось тонны спермы и приносило какой-то невиданный многократный оргазм.

Где-то в глубине его сознания слабо копошилась мысль, что во всём этом имеется

что-то противоестественное, ведь он кончил уже едва вошёл в неё и больше (он-то

себя знал) не мог. Но безумный вихрь всё уносил и уносил его в океан безумной,

неземной, нечеловеческой страсти…

Щёлк!!!…

Этот звук извне воровался в его грёзы как автоматная очередь. Резко отшатнувшись

от женщины, Колян вскочил на ноги, и только ощутив пятками холодный пол, начал

медленно вырывать себя из сладкого кошмара.

Ему показалось, что прошла вечность, прежде чем его глаза стали различать

окружающие предметы.

Её тело, расслабленно раскинутое на кровати, одежда на полу, тумбочка, кресло…

Стоп!

Что это был за звук?

Щелчок?

Дверь!!!

Тело Коляна налилось свинцом.

Аллочка…Дрожащая и всхлипывающая Аллочка стояла в дверном проёме, и огромными

полными боли глазами смотрела прямо на него.

— Чёрт! — выругался Колян. — Какая же ты идиотка!

Аллочка прислонилась к косяку двери и тоскливо заскулила.