Рут Уокер - Клуб разбитых сердец
Ладно, теперь все это позади. Отныне будет иначе. Двух неудачных замужеств с нее вполне хватит. Новый муж должен быть чистым золотом. И выбор уже сделан – Лэйрд Фермонт это и есть чистое золото в отличие от Жака, оказавшегося лишь позолоченной медью.
Шанель отложила гребень и поднялась, но перед тем, как начать одеваться, бросила последний взгляд в зеркало: надо убедиться, что каждый блестящий волосок на месте, а косметика наложена безупречно. Хоть предстояло сегодня только одно свидание – с адвокатом Арнольдом Уотерфордом, Шанель, порывшись в своем обширном гардеробе, выбрала отороченный мехом выходной костюм, словно шла на обед в какой-нибудь шикарный ресторан вроде «Комптон-Корта».
По опыту Шанель знала, что жизнь бросает тебе под ноги шанс, когда его меньше всего ждешь, так что всегда надо быть начеку, чтобы ничего, даже самую незначительную мелочь, не упустить. Кто знает, думала она, надевая меховую шляпку под стать костюму, может, именно сегодня произойдет что-нибудь неожиданное. Например, встретится ей случайно Лэйрд Фермонт. И коли так случится, Шанель О'Хара Деверю к такой встрече готова, как и всегда.
Глава 2
Когда Глори Браун вышла за Бадди Причетта, ей только-только исполнилось семнадцать, но даже и в этом юном возрасте не было у нее никаких прекраснодушных иллюзий относительно замужества и того, что за ним последует. Забавно, но облекла в слова ее тайные сомнения собственная мать.
– Отныне ты сама по себе, ну и скатертью дорожка, – сказала Флора Браун, рубя для убедительности воздух ладонью одной руки, а в другой держа банку пива. – С самого рождения от тебя одни только неприятности. Я знаю, тебе кажется, что вот ты выйдешь за этого здоровенного бейсболиста и жизнь пойдет по-другому. Черта с два. Скоро ему надоест трахаться с тобой, и он вышвырнет тебя на помойку. Так вот, когда это случится, не приходи сюда и не хнычь, потому что отныне и навсегда ты – отрезанный ломоть.
Спорить Глори не стала, не сказала даже, что «сама по себе» она в этой семье с тех самых пор, как научилась постоять за себя на улице. Скрывая обиду за молчанием, зная, что никакие слова мать не тронут, Глори просто продолжала складывать в продуктовые сумки – чемодана у нее не было – джинсы, безрукавки и дешевое нижнее белье.
Ее ничуть не удивило, что ни мать, ни сестры не пришли на скромное свадебное застолье. Разумеется, у всех нашлись какие-то оправдания, но все это, естественно, обычная дребедень. Они крепко обиделись на нее за то, что Глори захотелось встать на ноги, вырваться из этих ночлежек и перестать жить на пособие. А может, больше всего их задело то, что она оказалась первой в двух поколениях этой семьи, кто официально зарегистрировал свой брак.
Что ж, этот ранний свадебный обед в каком-то смысле действительно можно назвать торжеством. Пришли родичи Бадди; правда, они, в общем, воротили носы, потому что денег ей удалось наскрести только на скромный столик в жалком кафе на Норт-Бич. Но она делала хорошую мину при плохой игре, прикидываясь, будто не слышит колких реплик, в сущности, оскорблений, хоть и в форме шуточек. В конце концов, у нее была своя гордость, та же самая гордость, что не позволила ей уйти с первого же курса престижной школы Лоуэлла, где однокашники всячески потешались над ее дрянной одеждой из самого дешевого универсального магазина, халупой, где она жила, смешным именем.
Морнинг Глори Браун – Утренняя Краса Браун…
И как это мать додумалась? Правда, у старших ее сестер тоже были цветочные имена – Роза, Лилия, Вайолет,[1] – но Морнинг Глори?! Уж как только не изгалялись над ее именем сверстники. Всякий раз, когда семья переезжала на новое место – а случалось это, когда мать слишком уж долго не платила за жилье, – и Глори переходила в очередную школу, она Бога молила, чтобы никто не узнал ее полного имени. Но оно всякий раз выплывало наружу, и, как правило, выдавали ее сестры.
И почему все так ненавидят ее? Она-то никогда никому зла не желала. Ладно, пусть она на них не похожа. Все они темноволосые коротышки с большими, как у матери, задами, а она рыжая, бледнокожая и голубоглазая – вся в отца, которого Глори в жизни не видела. Но ведь отцы у всех разные, отчего же сестрам не нравится, что она другая? Положим, у нее хорошая фигура. Так что с того? Одни только неприятности. Если бы она была сложена похуже, Бадди и не взглянул бы на нее – а разве это было бы не счастье?
Глори изо всех сил зажмурилась, стараясь не расплакаться. Сейчас у нее есть в жизни вещи поважнее, чем прошлое.
Больше часа она, сжавшись в комок, лежала рядом с Бадди, поглядывая на него сквозь прикрытые веки, которые огнем горели от пролитых слез. Бадди задал ей крепкую взбучку.
Его большое и совершенно расслабленное сейчас тело занимало почти всю кровать, на долю Глори остался только самый краешек. Перед тем как швырнуть Глори на кровать, он разделся, и от вида его наготы, еще хранившей свидетельства совокупления, Глори сделалось дурно. Легче от этого не было, но Глори ясно отдавала себе отчет, что ей еще повезло: он просто отхлестал ее ладонью, а ведь мог бы пустить в ход и кулаки, и тогда бы ей пришлось совсем худо. Сложение у Бадди могучее – профессиональный бейсболист, – с годами, если, конечно, будет поглощать пиво в таких количествах, может превратиться в жирную свинью.
Как его отец, с отвращением подумала Глори.
Она глубоко вздохнула, и ее чуть не стошнило: в ноздри ударил запах дешевого виски. Бадди прикончил почти целую пинту «Джим Бим», которую притащил с собой домой. Интересно, он спит или просто вырубился? Или, может, лежит с открытыми глазами да лелеет обиды – на низшую лигу, откуда его вышвырнули пять месяцев назад, на нее, Глори, и на всех, кто не способен оценить Бадди Причетта, величайшего в мире питчера.
А сегодня-то он почему с цепи сорвался? Не в том же дело в конце концов, что она не выразила ему своих соболезнований по поводу не полученной в тот день работы? Может, дело в том, что она отказалась пить с ним? Но ведь знает же Бадди, что к спиртному она и не притрагивается, будь то даже пиво.
Видит Бог, свою долю она выпила еще ребенком, когда рядом была мать-алкоголичка, которая со стаканом вообще не расставалась.
Но учитывая то, в каком скверном настроении Бадди, может, стоило все-таки выпить с ним стакан пива, просто ради мира в семье? Впрочем, какая разница, не одно, так другое.
Судя по злобным взглядам, которые Бадди время от времени бросал на нее, он давно уже искал повод дать волю рукам.
Именно поэтому, с тех самых пор как он вернулся домой с той злосчастной весенней тренировки, Глори изо всех сил старалась не рассердить его ненароком.
