Любовь моя, Анайя - Ксандер Миллер
Течение переливалось под звездами. Зо скинул нижнее белье, положил его на песок и решительно вошел в море, словно оно было его главным врагом и олицетворяло всех будущих его недругов, и он должен был одолеть его, голый и истощенный, на краю земли. Учитель ни словом не обмолвился про масштаб, и Зо запомнилась узкая полоска синего моря на карте. Он бросился в то место, где волны доходили ему до шеи. Вода была теплая и шелковистая, как простыня. Мальчик взглянул на желтый полумесяц, висевший на востоке. Затем оттолкнулся от песка и поплыл равномерными гребками, опуская лицо в воду, как учил Булли. «Проткнуть рыбину, подтянуть к поясу, вытереть живот», — бормотал он про себя, пока плыл.
Зо не запаниковал, когда холодная волна с песком и камнями отбросила его к берегу. Он проплыл сквозь нее, делая вдох на каждом третьем гребке и сохраняя в этом крошеве олимпийское спокойствие. Когда мальчик наконец добрался до легендарного рифа, то долго отплевывался от соленой океанской воды. Он уперся руками в мокрые бока и оглянулся туда, откуда приплыл. На золотом пляже под горой лежал поселок Гранд-Анс. Под звездами курились мангровые заросли.
* * *
Всю осень Зо до седьмого пота трудился в миндальных садах, где женщины расстилали на корнях деревьев холстину, а мужчины били по стволам большими резиновыми молотками — el martitlos. Молотки пришли с Кубы, а сады остались еще с плантаторских времен. Дети сторожили поддеревьями и сметали орехи, дождем осыпавшиеся с крон, в пятигаллонные ведра. Среди них работал и Зо, пока ему не исполнилось тринадцать.
В тот год Зо вручили el martillo, и парень принялся лупить по миндальным деревьям, как по врагам. Он размеренно и долго колотил по черным стволам. Зо был невелик ростом, но в нем чувствовались хватка и подспудное ожесточение, поэтому его взяли попробовать свои силы в кулачных поединках.
Зо отрядили драться по воскресеньям на затерявшейся среди бесконечных банановых зарослей заправке, где меняли иностранные деньги, а из мегафона на фонарном столбе гремела музыка в стиле зук[4]. По субботам там устраивались петушиные бои, так что парней выводили на тот же заваленный куриным дерьмом глиняный ринг, находившийся за маленьким магазинчиком из шлакоблоков, в каких продавали бензин и пиво на всем обширном пространстве, занятом тростником и кустарниками, до самого голубого побережья.
Рубщики тростника вывели Зо на ринг после церкви, растерев ему руки и рассуждая как знатоки. Недавно боец из Гонаива Маккенсон Лафорж завоевал титул чемпиона Карибской боксерской федерации в легчайшем весе, и весь остров был без ума от бокса. «Всегда доводи дело до конца, — наставляли Зо, — одна рука здесь, другая там. Победитель забирает все».
Перед боем ему купили пива, и Зо научился любить его холодный вкус воскресными утрами. Когда его наконец вывели на ринг, он дрался так, словно работал в миндальных садах, босой и бесстрастный, готовый к беспричинной жестокости. Он танцевал в зное и пыли. Самые злобные из зрителей, делавших ставки, проклинали его в лицо, когда Зо проигрывал, но когда побеждал, ему покупали мороженое с выигрышей.
* * *
Ийи зарабатывала на жизнь, продавая сушеную рыбу. Она каждый день ходила по улицам, крича нараспев: Aransò! Aransèl![5] Это все, что знал о ней Зо. Иногда он видел, как она торговалась по утрам над грудами анчоусов. Эта маленькая сердитая женщина с выдававшейся вперед нижней челюстью напоминала Зо барракуду, которую он иногда видел в прибрежных водорослях.
Как-то днем Ийи отвела Зо в сторонку и спросила:
— Не хочешь поселиться у меня, в моем доме?
Зо исполнилось тринадцать, и он давно решил, что никто и никогда уже не возьмет его к себе. Паренек считал, что Ийи вообще не догадывается о его существовании, — а она собралась его усыновлять! Однако вскоре обнаружилось, что это не столько усыновление, сколько деловое предложение. Ийи отвела Зо домой, поставила перед собой на кухне и объяснила суть затеи.
План был простой: она сколотит состояние, продавая холодные напитки. Во время эмбарго ни у кого не было электричества, и нигде в аррондисмане[6] нельзя было достать прохладительные напитки. Ийи слыхала, как важные люди говорили, что готовы убить за ледяную колу. И она знала, где можно постоянно пополнять запас льда. Гениальность замысла Ийи (выделявшая его среди прочих хитроумных планов по продаже прохладительных напитков) заключалась в том, чтобы закупать лед в государственном морге. Единственной загвоздкой являлось расстояние до морга. Он находился далеко, а лед был тяжелый, дорога плохая, холмы крутые. Зо понадобился Ийи для того, чтобы доставлять лед в тележке.
Зо выходил на работу с обычным холодильником: тащил его на голове из Гранд-Анса, наполнял в морге льдом и возвращался обратно тем же путем. Люди, жившие вдоль дороги, заприметили паренька; они приветствовали и подбадривали его, особенно в широкой туманной низине, где торговали печеньем и галетами две красивые сестры.
Вскоре Ийи презентовала мальчику тачку, которую Зо очень полюбил. Он мыл ее водой с мылом, смазывал подшипники в колесах касторовым маслом, а когда шину дырявили твердые серые камешки, которыми была усеяна дорога, латал ее резиновыми жгутами. Каждое утро Зо отправлялся в морг, клал в холодильник большой ледяной куб и отвозил его на тачке в киоск Ийи на крытом рынке.
Ийи наотрез отказывалась продавать лед, даже маленький осколок для утоления зубной боли.
— Хотите чего-нибудь холодненького — купите лучше напиток, — говорила она.
Расчет Ийи был верен: дело оказалось прибыльное. Но губительное для здоровья. Продажа ледяных напитков усугубила ее болячки. Соленая рыба не портилась неделями при любой погоде, лед же неизбежно таял. В жаркие дни Ийи кричала до хрипоты, зазывая покупателей.
Ийи страдала от несварения, камней в почках и язвы желудка. У нее была дурная привычка чесать спину длинным кухонным ножом, который она использовала для колки льда. При этом торговка была способна на невероятную щедрость, особенно после воскресных церковных служб, когда Зо мог рассчитывать полакомиться мясом.
Именно Ийи заставила его поверить, что в любой женщине есть нечто магическое. Просто прикоснувшись к нему, она могла избавить его от страха темноты. У Зо не было родителей, и его тоскливое сиротство облегчали только эти прикосновения. Ни в чем он не нуждался так, как в них. На протяжении трех лет он считал Ийи своей защитницей, а ее дочерей
