Соль под кожей. Том третий - Айя Субботина
О том, что «Алекс» не существует в реальности, знает только ограниченный круг людей из шести человек, включая меня. И если вдруг у кого-то из них однажды, совершенно случайно, развяжется язык, количество обрушившихся на него судебных исков, сроков и побочных издержек унаследуют даже его правнуки.
Раз уж начинать новую жизнь — то полностью с чистого листа.
— Дмитрий Викторович? — подношу телефон к уху, пока иду до машины. В трубке преувеличенно радостный голос Енина — моего «жучилу», знающего где, что и как предложить. — «Foundation» согласились со всеми условиями, хотят подписывать контракт.
— Отлично. Дорисуй в конце итоговой суммы еще один ноль. — Запрыгиваю в салон своего кабриолета, врубаю мотор и музыку погромче.
— Нехило так, — хмыкает Енин.
— Это процент за выебоны. Когда подпишут — скинь мне скан. Распечатаю и подотру ним задницу.
Кладу трубку, еду прямиком в отель, хватаю сумку — и в аэропорт.
У меня собственный борт, перелет до Лондона занимает несколько часов.
И снова в машину — в подогнанный прямо к трапу массивный черный «Ровер».
Полгода назад, после второй операции, когда стало понятно, что у меня плюс-минус неплохие шансы не сдохнуть, я купил апартаменты неподалеку от той улицы, на которой снимала квартиру Лори. Конечно, она уже давно переехала — из пасмурного Лондона в свой любимый город у моря, но мне тупо хотелось гулять по тем же улицам, где гуляла она, ходить пить кофе в те же кафе, смотреть фильмы в том же небольшом кинотеатре. Я так долго и пристально следил за ее жизнью, что все эти мелочи вгрызлись в меня на уровне подсознания.
Тупо, просто пиздец.
Но это было второй вещью, которая помогла мне удержаться на плаву.
Мысли о том, что я «ворую» кусочки ее жизни. И мысли о дочери.
Хотя, скоро появилась и третья, настолько разрушительная, что я наложил на нее табу: не доставать эту «ядерную бомбу» до момента, пока не станет ясно, насколько длинной, а главное — полноценной, станет моя жизнь.
Я захожу в квартиру, сразу настежь распахиваю окна.
Завариваю кофе — первый, сука, кофе за хуеву кучу времени.
Курить хочется страшно, но с этой херней я завязал окончательно.
Сажусь на диван.
Забрасываю ноги на кофейный столик и смакую первый терпкий глоток. Даже если бы это был дешевый кофе из автомата — я бы все равно кайфанул по полной, но специально для этого случая мне привезли какой-то редкий сорт. Вообще без горечи, хотя самую капельку я бы добавил. Но хуй с ним, сейчас это такой невероятный кайф, что я готов ловить «приход» от каждого глотка. Жаль, что их всего пять, но вставило так, что жопа просит приключений.
Но сначала — в душ.
Холодный колючий душ, чтобы пробрало до костей и завязало кишки.
И потом дать жару, почувствовать тепло каждым сантиметром кожи.
Смахиваю с зеркала толстый слой пара, провожу ладонью по щетинистой роже с запавшими щеками. Шрам на левой щеке давно затянулся и не болит, хотя обаяшку из меня точно не делает. Но я даже рад, что он есть — каждый раз, когда мне хотелось сдохнуть, шрам словно нарочно зудел и напоминал о том дне, когда я раздумал добровольно укладываться в могилу.
Беру бритву и аккуратно, парой движений, убираю щетину под ноль. Возможно, кому-то идет этот обязательный в наше время атрибут образа брутального самца, а меня это колючее чешущееся дерьмо на роже пиздец как раздражает.
Снова разглядываю рожу. Так значительно лучше, но сейчас я еще больше похож на жертву голодного эксперимента.
Самое время записаться в спортзал и вернуть себе десять (а лучше двадцать) килограмм мышц.
Обновить гардероб.
Купить новую квартиру в городе у моря (обязательно оформить через подставное лицо).
На все про все у меня шесть, максимум — девять месяцев.
— Привет, черти, — скалюсь своему отражению, — я вернулся.
Глава вторая: Данте
Настоящее
Когда-то, много лет назад, когда у меня в башке еще не было даже намека на мысли о далеком будущем, я думал о детях как о маленьких зверьках, которые могут появиться только от незащищенного секса. И с их появлением жизнь превращается в состоящий из памперсов, смесей и ночных криков кошмар. Если я тогда чего-то и боялся, то исключительно залета и телки, которая захочет поиметь на этом деньги.
Потом появилась Алина, и наши с ней отношения почти добрались до той черты, переход за которую превращал мысли о возможном совместном потомстве в что-то более-менее съедобное. Мы никогда не обсуждали детей, но иногда говорили о будущем и в шутку представляли себя в образе родителей. Это было смешно и анекдотично, и не имело ничего общего с реальностью. Но именно Алина стала тем маленьким импульсом, после которого я уже не думал об этих маленьких орущих существах как о паразитах, которым не место в моей веселой и свободной холостой жизни.
После того как Алина потеряла ребенка и возможность когда-либо стать матерью, я начал часто представлять, что могло бы быть, если бы я не ушел в загул, если бы она не пришла ко мне в квартиру, когда там была другая телка. И бесконечный поток других «если…», которые все равно уже ничего не могли изменить. Но самым хуевым было то, что некоторые из фантазий мне нравились.
Потом меня отпустило, и ситуация развернулась в противоположную сторону — я стал ненавидеть все, что так или иначе связано со стабильностью, гнездованием и продолжением рода. А свою «наставническую функцию» в некоторой степени реализовал, воспитывая и поднимая на ноги новую личность Валерии Гариной. Ну, типа, я оставил в этом мире след в виде этого идеального существа. Я решил, что лучше быть уже все равно не может, и на этом успокоился.
Смирился с реальностью.
Принял действительность как плату за все грехи.
А потом появилась Марина, и все мои планы на скорую и не очень «приятную» смерть пошли по пизде. Не из-за Марины, само собой — мне всегда было плевать на нее, если бы не та случайная встреча, я бы до гробовой доски ее не вспомнил. Но судьбе было по приколу сделать так, чтобы желание жить вернула мне не любимая женщина, не страсть к деньгам, не желание совершить прорыв в науке… а, блядь, бывшая проститутка, в животе которой оказался мой ребенок. Когда придет моя очередь сдохнуть и я отправлюсь
