Надежда для Бирюка (СИ) - Романова Наталия
– Хорошо, спасибо, – кивнула я.
Закрыла дверь ФАПа, попрощалась, побежала в сторону своего нового дома.
Дома… от одной мысли хотелось выть… дома… Снести бы эти стены, сравнять с землёй и забыть о том, что когда-то здесь была жизнь, но другого жилья в ближайшие пять лет у меня не появится.
Всё, что остаётся – обустраиваться и считать эту халупу своим домом.
У моей судьбы больное чувство юмора.
Глава 2
Дочка после садика играла с соседскими детьми. В отличие от меня, она была в восторге от нового места жительства и знакомств.
Конечно, развлечений стало намного меньше, хоть я и старалась изо всех сил компенсировать то, что мы потеряли, зато она проводила много времени на улице, в окружении приятелей от пяти лет – её ровесников, – до семи-восьмилеток.
Осенью, пока было тепло, подружилась с внуками соседки, которая добровольно вызвалась помогать мне с дочкой. Лишь бы я не уехала, не бросила ФАП, будто могла.
Несмотря на запреты, дети носились вдоль всей улицы, бегали к берегу реки – что пугало меня до икоты, – пробирались на репетиции местного ансамбля народной песни и танца и театрального кружка, грелись в библиотеке, разглядывая книги. Никто не гнал любопытную малышню.
А уж когда сосед прокатил на настоящем тракторе, Лада твёрдо решила, что лучше села Кандалы места на Земле нет. Само воплощение синего трактора ездит по нашей улице!
Сейчас стояла зима, до нового года месяц. Снег лежал ровным слоем, кружился днями, ночами, вынуждая меня ежедневно махать лопатой.
Да уж, нет лучше места, кто поспорит, тот я.
Я быстро взяла всё, что может понадобиться для визита к больному ребёнку. Пошла к Гучковым, по мере пути всё сильнее жалея, что не зашла к Толику, не попросила составить компанию. Не отказал бы…
Теперь что ожидать от этого старовера или старообрядца? Чем они отличаются-то?
Успокаивала себя тем, что Василиса выглядела вполне современно. Не забитая, не зашуганная.
Вряд ли она дырке в стене молится или идолу деревянному… или… воображение отказывалось подсказывать, какие ещё возможны варианты.
Правда, какая-то слишком обстоятельная девочка, нарочито вежливая, степенная какая-то, я таких детей не встречала. Речь, может, не безупречно литературная, но для своих лет отлично сформирована.
Взрослый ребёнок – наконец-то сформулировала я.
Не может такой ребёнок расти в совсем уж нездоровой обстановке… но и стать взрослой в восемь – тоже ненормальная ситуация в современном мире.
Ребёнок должен оставаться ребёнком.
Двухэтажный дом из белого кирпича, не чета сараю, в котором мне выделили «квартиру», дорожка от калитки до крыльца тщательно вычищена.
Я заглянула за забор, собаки, кажется, не видно. Звонка не нашла, покричала, постучала – тишина. Может, ошиблась? Но нет, я точно записала номер дома, он совпадал с табличкой. Названия улицы нет, лишь номер.
Местная особенность… если посмотреть яндекс-карту Кандалов, можно найти не меньше семи улиц с названиями: Центральная, Новая, Красная, Почтовая…
Местные же жители обходились сокращением вроде: «У Дома культуры, дом семь», потому обходились табличками только с номерами – это в лучшем случае.
Рискнула зайти, ошиблась, подскажут, куда идти. Врач здесь – человек уважаемый, если я не знала и треть населения Кандалов, меня, кажется, знали все.
– Хозяева?! – крикнула я, открыв дверь в просторный, прохладный холл, где стояли детские санки, лопаты, бидон с водой, которым явно пользовались. – Хозяева?
– Вы медичка? Здравствуйте! – на пороге появился мальчик с учебником в руках.
Невысокий, коренастенький, светловолосый, взлохмаченный, будто стометровку пробежал, в спортивных штанах, белой футболке, босиком.
– Проходите, пожалуйста, – распахнул он дверь, приглашая. – Василиса, медичка пришла!
– Сейчас, – услышала я знакомый голос, огляделась.
Просторная прихожая, переходящая в ещё более просторный холл, откуда шло несколько дверей и лестница на второй этаж. Современный ремонт, не новомодный, без кричащих деталей интерьера. Обои, немногочисленная мебель – всё добротное, основательное какое-то.
А уж если сравнить с тем, где сейчас живём мы с Ладой – особняк на озере Рица, честное слово.
Главное же – чистота, скрипучий порядок, будто здесь не трое детей живут, а клининговая компания демонстрирует навыки своих сотрудников, под надзором музейных работников, которые ревностно следят, чтобы каждый экспонат был на строго отведённом месте.
Как-то неправильно это ощущалось… странно до холодящих мурашек вдоль спины.
Невольно я передёрнула плечами, быстро взяла себя в руки.
Мои ощущения – только мои ощущения.
По лестнице спускалась уже знакомая Василиса. В трикотажном домашнем костюмчике, тонких носочках, завязанной вокруг головы косичкой, словно маленькая женщина, не ребёнок.
– Здравствуйте, – поздоровалась Василиса, стрельнув в брата недовольным взглядом, тот мгновенно открыл передо мной дверь в одну из комнат.
Я разулась, устроила свой пуховик на вешалке, кинув взгляд на мужские ботинки в обувнице. Прошла за мальчиком и скрывшейся из вида Василисой.
Обычная комната. На окнах домашние растения в глиняных горшках, полупрозрачный, белоснежный тюль. Просторный диван вдоль стены, многофункциональный тренажёр.
Модульная стенка, полупустые полки, без каких либо сувениров, мелочей, которыми обычно украшают жильё, лишь пара книг, как успела заметить, не развлекательные.
Отсутствие телевизора, умной колонки, музыкального центра, главное – игрушек.
Единственное, что бросалось в глаза – иконы в правом углу.
Стоящие трое детей были словно взяты напрокат. Смотрелись чужеродными объектами в интерьере.
– Где я могу помыть руки? – спросила я.
– Пойдёмте, – буркнула Василиса, вручив малыша брату, тот подхватил уверенно, будто единственное, что делал, помимо учёбы – нянчил брата.
В ванной комнате следы пребывания детей в жизни хозяина дома нашлись, но стояли на полке, как на выставке, будто этими резиновыми уточками, дракончиками, пластиковыми корабликами не пользовались. Словно разрешалось только смотреть.
Осмотр карапуза Владимира Митрофановича двух с половиной лет выявил ветряную оспу, ветрянку, по-простому.
Переносил он заболевание пока легко, развит был по возрасту. Действительно непоседливый, прямо как его старший брат, который раз сорок встал, сел, прошёлся по кругу, пока я проводила осмотр.
Василиса же бросала на него недовольные взгляды, время от времени шёпотом призывая остановиться.
– Взрослые, кто-нибудь есть? – спросила я.
– Папка должен скоро вернуться, – ответила Василиса. – Вы скажите что нужно, я запомню.
– И часто вы одни остаётесь? – поинтересовалась я между делом.
– Сейчас у папки работа за райцентром, так почти каждый день. Только ночевать успевает, и поесть дома. Замаялся совсем. Я пироги постные пеку, даю с собой, но разве это еда… сухомятка. Тётя Люда говорит, вредно. Вредно? – сощурилась Василиса в ожидании авторитетного медицинского мнения.
– Не полезно, но думаю, ваш папа взрослый человек, справится. Существуют столовые, кафе…
– Нельзя ж, скверна, – перебил меня Рома – мальчик, который встретил меня на пороге.
За время моего визита мне сообщили имя, возраст, как зовут лучшего друга, и что вот-вот он соорудит себе снегоход, как раз от тети Люды принёс старую бензопилу Урал – дядя Ваня отдал, а у соседа валялся старый снегокат. Чертёж он уже придумал. Всё должно получится, ежели что – папка поможет.
– А сами что едите? – спросила я.
Скверно есть в столовых, действительно, скверно, куда лучше в ресторанах с приличным рейтингом. Жаль, в Кандалах таковых не наблюдалось, вообще никаких на самом деле, как и доставки.
Проголодалась – добро пожаловать на кухню.