Всего лишь измена (СИ) - Соль Мари
Помню, когда выяснялось, что заказчик из ВУЗа, где преподаёт мой супруг, то сразу давала отбой. Он умудрялся узнать мой «почерк», и ставил студентам неуд. А мне приходилось искать оправдания тому, с чего бы работу не приняли, и возвращать предоплату.
Потом родила ещё раз, долгожданного сына Антошку. Нашего с Костиком сына. От счастья он просто летал! Естественно, крёстной взяла «тётю Милу». На дне рождения, когда Тошке исполнился годик, она объявила:
— Ну, что? Будем бизнес мутить?
Милка у нас — просто повар от Бога! Пекла она с юности. Такие вкусняцкие вещи творила, что все удивлялись тому, как стройна. А Милка и правда, стройняшка! Копна белокурых волос, цвета свежей соломы. И грудь, как у Джоли! Не то, что моя, с гулькин нос. Хотя, и мои «семядоли» умудрились выкормить двух. А в её огроменных сисяндрах отродясь не водилось ни капли. И Андрюшка, сынок — полноценный «искусственник».
Так вот, Милка пекла на заказ. Торты, пироженки, разную выпечку. Так украшала, что позавидует скульптор! Такие цветы мастерила, что офигеет от зависти даже флорист. В общем, она продавала их через группу в социальной сети. А тут на полном серьёзе сказала:
— Откроем кафе.
— С ума сошла? — фыркнула я недоверчиво, доставая «бидон молока» для Антошки.
Тот присосался губами к соску моей левой груди, стал цмоктать.
— А чего? У меня от Кирюхи баблосы остались, куда их девать? — подзадорила Милка. Распушила косу и вздохнула, — Назовём «ВитаМила».
— Витамина, — поправила я, улыбнулась сынишке.
Подруга, качнув головой, пояснила:
— Ну, ты, конечно, чучундра! Ну, Вита и Мила. Ну, мы же с тобой!
— Аааа, — поняла я задумку.
Антоха поел, и я спрятала грудь «под замок».
— Ну, конечно. Твой Дрюнька уже первоклассник. А мне, куда Тоху девать?
— Никуда, — удивилась подруга, — Сиди и считай. Прямо тут! Пока наш курносый растёт, будешь работать из дома. Вон Костик поможет. А я буду печь.
Так и вышло в итоге. Открыли кафеху. И Милка, заведуя всем, посылала мне сметы, счета, прейскуранты. А я подводила итог. Мы оформили бизнес на имя Шумиловой В. Это я! А Милка была — самозанятый повар. Так проще. Мы с ней всю жизнь доверяли друг другу. Даже мысли такой не водилось — что кто-то посмеет другую надуть.
Поначалу народ шёл негусто. Но, распробовав, стал пребывать. Как говорится, лучшая реклама — это «сарафанное радио». К тому же, у Милки на тот момент было много подписчиков в группе. Она подтянула их всех! И наше кафе «ВитаМила», пристанище всех сладкоежек, постоянно кишело людьми…
— Это особые сливки! — кричит из-за прилавка подруга. У нас на двери висит табличка «учёт». Иногда перерыв очень нужен обеим, — Фермерский продукт, из козьего молока! Только на них получается самое вкусное Тирамису.
Я снова смотрю на таблицу расходов. Подруга, конечно, нещадно дербанит бюджет!
— Твой Козодоев, между прочим, мог бы тебе и скидочку сделать! Не зря же ты спишь с ним! — кричу ей в ответ.
Милка «насилует» кофемашину. Подходит, держа на подносе две чашечки кофе. На тарелках — десерт.
— Я не хочу смешивать работу и личную жизнь, — отрицает она, добавляя в густую кофейную жижу те самые сливки.
— Ты уже их смешала, — парирую я.
Милка хмурится, пьёт, а потом уточняет:
— Довожу до вашего сведения, госпожа скрупулёзный бухгалтер, что свежайшие продукты пребывают к нам первыми лишь потому, что у нас с Козодоевым секс.
Не могу удержать идиотский смешок. Милка — девушка видная! Если другие становятся «ягодками» в сорок пять, то она и не переставала быть ею. Или мне только так кажется? Мы с ней обе задержаны в детстве.
«Маленькая собачка — всю жизнь щенок», — так говорит моя мать. Мы с Милой мелкие, дробные. Сзади неясно, какой у нас возраст. То ли шестнадцать? А может, и все сорок шесть. Нет! Пока ещё сорок четыре. Обеим. А в этом году — сорок пять.
— А как хоть его зовут на самом деле? — решаю спросить.
Милка возводит глаза к потолку, вспоминая.
— Прикинь, я не помню, — роняет она, — Я его так и зову, Козодоев.
— Ну, ты даёшь, конечно! Спишь с мужиком и не помнишь! — делаю вид удивлённый. Но меня эта новость ничуть не смущает. У Милки табу — не влюбляться. По влюблённости делаешь глупости. А глупить Милка очень не любит! Глупить в нашей паре могу только я.
— Слышишь, а он угорал с моего имени, — ковырнув возбуждающе нежный десерт, добавляет подруга, — Говорит, что коров так зовут!
Вдруг она озадаченно хмурится:
— Так может быть, он из-за имени? Может, его возбуждают коровы? Потому и запал на меня?
— Меньше всего ты похожа на корову, — утешаю её.
— Ой, — оживляется Милка, — Ты бы видела наши с ним игрища…
— Нет уж, уволь! — выставляю ладони вперёд, — Не хочу ничего знать об этом.
Милка любит ввернуть кое-что из подробностей жизни интимной. Вероятно, ещё потому, что не любит. Точнее, секс любит! Не любит кого-то конкретного. Я же стараюсь держать под замочком всё то, что творится у нас с моим мужем в постели. Возможно ещё потому, что особыми играми наша интимная жизнь не блистает. Да и сколько блистать? Когда вместе почти двадцать лет, то кровать из «любовного ложе» превращается в «просто кровать». На которой мы спим! Иногда, машинально прижавшись друг к другу. Иногда разнообразим наш сон сладкой сценой соития. Чмокнем друг дружку, и дальше сопеть…
— Ага, уволить себя можешь только ты сама, между прочим, — напоминает подруга.
Смеюсь:
— И прибавить зарплату могу.
— Зарплату, не знаю. Это ты финансист! А вот в отпуск отправить не помешало бы, — кивает она, — Вы куда-нибудь едете летом?
У нас отпуск летом. С июля по август. Когда мой супруг принимает экзамены в ВУЗе, бывают проколы. Приходится ждать до конца «летней смены». Он дотошный, к нему могут несколько раз приходить на пересдачу. И даже домой.
— Я не знаю, хотели в Абхазию съездить, — делюсь.
Отправиться дальше мешает жара. Которая воцаряется в это время года почти на всех заграничных курортах.
— Тоже вариант, — одобрительно хмыкает Мила. Она-то вольна куролесить по странам в любой месяц года. Исключая, конечно, декабрь, март и май. Первый в связи с новогодними праздниками, второй за счёт женского дня. Ну, а третий по поводу школьных звонков.
Вместо Милки, когда она уезжает, работает девочка. Наняли в штат! С недавних пор можем позволить себе, целых двух официанток, трех пекарей, грузчика, дворника и даже уборщицу. На первых парах убирались вдвоём…
Майский день расцветает за окнами полупрозрачных витрин, когда Милка меня покидает. Я, отказавшись от фитнеса, решаю остаться, добить этот чёртов отчёт. Нужно сдавать документы налоговой! Я щепетильно ищу расхождения в книге расходов. Как вдруг надрывается мой телефон.
Вздрогнув, беру. Машинально бросаю:
— Кафе «ВитаМила», я слушаю?
На любой незнакомый номер я отвечаю подобным образом. Так как мой телефон указан в рекламных проспектах. Иногда нас бронируют, чтобы отметить какой-нибудь праздник. Иногда уточнить, где находимся, есть ли в наличии то, или это…
Но в этот раз голос молчит.
— Говорите, пожалуйста! Я вас слушаю, — повторяю, попутно считая в уме.
Горячей волной пробуждается нечто до боли знакомое в сердце, когда хрипловатый мужской баритон говорит:
— Виталина?
Я замираю, рука с калькулятором никнет. А ручка, упав со стола, с шумом катится прочь.
— Вита? Это же ты? — говорит вопросительно.
Сказать, что не я? Но зачем? От этого «нет», не исчезнет внезапная связь между нами. Боже мой! Двадцать лет прошло, а я всё ещё млею от голоса. Всё это — сон…
— Это я, — отвечаю я твёрдо.
Он усмехается, слышу:
— Я знал. Ты такая же. Даже голос такой же, как был.
Я озираюсь, смотрю сквозь витрину на улицу. Кажется, он наблюдает за мной? Только, как он узнал о кафе? И вообще! Он не может быть здесь. Он уехал! Уехал.
— Вита? — хрипит Богачёв, — Ты же узнала меня?
