Слепое пятно - hey jenn
— Спасибо, Пирс, — сбитым задыхающимся шепотом повторяет он во время редких вдохов, — я никогда не был так счастлив.
Фальшивая улыбка и прикрытые глаза скрывают от него правду. Пока он думает, что это событие так радостно захлестывает нас двоих, я думаю над тем, как избавлюсь от этого ребёнка.
Понедельник. Сейчас.
Из воспоминаний меня вытаскивает голос доктора Солсбери, его голова чуть наклонена, а в глазах танцуют своеобразные огоньки.
— Однако, Вы все равно родили.
Я поджала губы и неумышленно сцепила между собой руки, зафиксировав взгляд на мозолях хрупких костяшек.
— Пытаетесь найти точку опоры? Вы же знаете, я здесь не для осуждения, мне просто интересно, как так вышло.
— Было поздно, — не знаю, куда в этот момент пропал мой голос, но теперь я начала неприятно хрипеть, — прибыв в больницу, мне сказали, что безопасные сроки для аборта уже прошли. Врачи отказались за это браться.
Брови Солсбери приподнялись на долю секунды, а я не стала скрывать горькой ухмылки.
— Я знаю, о чем Вы думаете, —
глаза автоматически переключились на вид подоспевшего ливня за окном, — как так? Ведь я — женщина. Что делала, почему не отслеживала цикл, ответственность лежит на…
— Двоих, — твердо оборвал меня доктор, потянувшись к чашке чая, — она всегда лежит на двоих, мисс Магуайр. Особенно во взрослых отношениях и здоровом браке. Не вешайте на меня чужие суждения и привычные ярлыки.
— Тогда почему Вы удивились?
— С чего Вы это взяли? — уголки его губ едва приподнялись в слабое подобие улыбки.
— Вы подняли брови, — сказала и тут же почувствовала себя глупой.
«Я как будто пытаюсь уличить моего психотерапевта в чем-то постыдном. Обвинить его в личных фантазиях».
— Всего лишь копаю по направлению к Вашим травмам, мисс Магуайр, — он издевательски подмигнул мне и сделал аккуратный глоток, — подумайте над Вашими реакциями. Мои брови можно было интерпретировать как угодно, но Вы морально отравлены и даже не посмели допустить других вариантов. Я просто провоцировал Вас на реакцию.
Только после этого я взяла в руки чашку чая и сделала неторопливый глоток, не отрывая пристального взгляда с темных глаз моего психотерапевта.
«Он похож на хищника. Кровожадного, опасного и жестокого зверя на охоте.
Но я не жертва, доктор Солсбери».
2 — жить с этим
Семь лет назад.
При жизни мой отец работал над тайной захоронения древнеегипетской царицы Нефертити. Я видела все его наработки и каждый день вдохновлялась умом этого человека.
Папа даже рядом не стоял с раскопками — занимался изучением и переводом древних манускриптов, определял подлинность разных документов, помогал в расшифровке карт. Его никогда не брали в экспедиции, но я точно знала, что без таких историков — археологов бы просто не существовало.
Я и Микеланджело были лучшими студентами факультета. Всю учебу мы были конкурентами, но все равно шли наравне: оба закончили Римский университет археологии с отличием, успели получить равносильное количество суммарных баллов, отклонить парочку одинаковых офферов на стажировки. Мы не собирались как-либо контактировать после выпуска, но в один день мне на почту пришло то, что навсегда изменило мою жизнь.
Честно говоря, посылая запрос на проведение частной экспедиции на территории исторических событий Египта, я даже не думала, что когда-то получу официальное разрешение. Но это случилось. Изучив все личные наработки отца, цели и не воспринятые кем-либо всерьез предположения, я была готова рискнуть.
Мне была нужна надежная команда. И человека лучше, чем Микеланджело, я бы просто не нашла: он был рожден для роли ведущего звена в таких делах. Собранный, ответственный, обладающий отличной памятью и завидной выдержкой.
Сейчас. Понедельник.
Голос Солсбери снова вывел меня из транса воспоминаний. Мне всегда было больно говорить об этой экспедиции, несмотря на то, что она дала шанс нашим отношениям с Микеланджело, исполнила мечту моего отца посмертно и подарила мне крепкий статус в археологическом сообществе.
— Ваш голос неестественно дрожит, мисс Магуайр. Поплачьте, если это требуется.
— Я пролила из-за этого столько слез, что вам и не снилось.
— Кто-то определил лимит на проявление эмоций?
Подступивший к горлу ком не дал мне усмехнуться. Я взглянула на доктора измученными глазами, что прямо сейчас удерживали поток слёз.
— Что случилось в той экспедиции?
— Все, — я правда хотела сказать это предложение без запинок, но голос резко пропал. Слишком больно. Не могу вдохнуть полной грудью, не могу изобразить лживое спокойствие, не могу унять резь в сердце, но… через силу продолжаю, — кого я позвала, кому могла доверять, в ком была уверена, как в себе…
Слёзы всё-таки выбрались наружу. Я тут же поставила чашку чая на стол, немедленно закрывая лицо ладонями.
«Слезами ничего не изменить. Прошлое не переписать. Никого из них не вернуть. Я не хочу быть слабой. Я не хочу показывать боль. Я не хочу быть жалкой. Я не хочу».
— Пирс, — вдруг англичанин обратился ко мне по имени, — в Ваших эмоциях нет ничего постыдного. Вы можете вволю поплакать, если ощущаете в этом необходимость. Не прячьтесь.
— Я не хотела об этом вспоминать, — дрожащим голосом шепчу я, вдавливая пальцы в мокрые глаза.
— А разве Вы забывали? — твердо подметил он и был абсолютно прав.
Я помнила об этом каждый день своей жизни. Просыпалась и засыпала с этим, гуляла по улице или принимала пенную ванну, ходила по магазинам или читала книгу. Это всегда было со мной.
Ведь целая группа людей, которым можно было доверить свою жизнь, погибла в той экспедиции. И судьба оставила в живых только троих, включая такую лишнюю меня.
Семь лет назад.
Все произошло как за секунду. Стоило ступить в одно проклятое место со скрытым механизмом от разграбления, как плита сверху начала падать прямо на мою голову.
Я вцепилась в кусок холодной стены: словно принимала уготовленную участь, но вдруг теплые крепкие руки уронили меня назад. Плита рухнула, подняв многовековой слой пыли. Я стала задыхаться в приступе панической атаки, как на лицо бережно положили мокрую рубашку, пропитанную водой.
— Дыши через неё, — закашливаясь кричал знакомый голос, — сейчас, если верить чертежам старых построек, начнется цепная реакция. Ложись и ползи за мной.
Но я не восприняла эти слова, поддавшись страшной истерике. Я рыдала навзрыд, сидя на каменном полу. Задыхалась и тряслась, царапала свои ладони и не могла придти в себя. Мне было так
