Тихие Клятвы (ЛП) - Джилл Рамсовер

Говори за себя.

Я ничего не могла с собой поделать. Что — то в его лице качнуло чашу весов моего самообладания после нескольких месяцев идеальной сдержанности.

Тень приглушила бирюзовые блики в его глазах. — Поверь мне, я такой и есть. Во мне нет абсолютно ничего порядочного.

Потрясенная резкостью его ответа, я уставилась на него, когда он поднялся со своего места. Ожидая, что он уйдет, я снова удивилась, когда он подошел к стойке, чтобы забрать мой кофе и бублик. Я была настолько поглощена нашим обменом мнениями, что не услышала, как бариста назвал мое имя.

Незнакомец поставил передо мной еду, поднес большой палец к своим идеальным губам и пососал кусочек сливочного сыра, в то время как его глаза цвета кобальта пригвоздили меня к месту.

— Приятного завтрака, — пробормотал он, а затем небрежно ушел.

Я была совершенно ошеломлена после одной из самых странных встреч в моей жизни. Помимо странной темы нашего короткого разговора, он и глазом не моргнул на отсутствие у меня вербальной коммуникации. Как будто он уже знал об этом. Но как? Знал ли он, кто я?

Я вдруг стала корить себя за то, что не спросила его имени. Мой взгляд вернулся к его удаляющейся фигуре, когда он прошел через дверь кафе, а затем снова появился за окном магазина. В одно мгновение Умберто оказался один на один с мужчиной, бросая ему вызов с такой же энергией, как разъяренный носорог.

Видел ли Умберто, как мужчина разговаривал со мной? Нет, потому что если бы он видел, то сразу же вошел бы и вступил с ним в схватку. Если не это, то почему он был так зол? Мой тюремщик был отвлечен, и я уверена, что это добавило ему раздражительности, но все же было необычно, что он был так настроен.

Все мое тело напряглось, когда я наблюдала за схваткой этих двоих. Умберто был огромен, но незнакомец, казалось, ничуть не волновался. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что защищаться от разъяренных головорезов — для него обычное дело. Он был воплощением холодного безразличия, что, казалось, только еще больше разозлило Умберто.

Сторожевой пес моего отца усмехнулся, подняв руку, чтобы ткнуть пальцем в грудь мужчины. Прежде чем он успел нанести удар, кулаки мужчины, казалось бы, из ниоткуда, нанесли серию ударов, таких жестоких и молниеносных, что Умберто упал на землю, как свинцовая гиря. Он даже не успел нанести ни одного удара.

Незнакомец плюнул на своего бессознательного противника, а затем мгновенно вернулся к безмятежной пассивности, как будто последних десяти секунд и не было. Он пригладил свои черные волнистые волосы твердой рукой, повернулся и пристально посмотрел на меня, прежде чем исчезнуть в глубине улицы.

Как будто мне нужна была еще одна причина ненавидеть жизнь с мафией, в которой я родилась.

Безжалостные амбиции и бессердечное неуважение ко всем, кто попадался им на пути, были врожденными качествами всех мафиози. Я не знала, кто этот незнакомец, но он был таким же плохим, как и все остальные. Может быть, даже хуже.

Во мне нет абсолютно ничего порядочного.

Я вздрогнула от вспомнившихся слов, а затем поспешила на улицу, чтобы проверить, как там мой неудачливый телохранитель. Умберто лежал на холодном тротуаре Нью-Йорка. Впервые за шесть месяцев у меня появилась редкая возможность ускользнуть и раствориться в городе. Я могла бежать. Поехать к кузине и все ей рассказать.

А как же Санте? Какого будет ему?

Одинокий. Брошенный. Я не могла этого сделать. Не было смысла притворяться, что бежать без него — это вообще вариант.

Сделав глубокий вдох, я опустилась на корточки и похлопала Умберто по щеке, тряся его до тех пор, пока он не проснулся с серией невнятных ругательств.

— Чертов щенок. Куда он делся? — Он оглядывал улицу вдоль и поперек.

Я не обратила внимания на его вопрос и помогла ему подняться на ноги. Он вытер окровавленный нос тыльной стороной рукава, и я ушла, чтобы собрать свои вещи в магазине. Я бросила недоеденную еду и проигнорировала любопытные взгляды всех присутствующих в кафе. Я была далеко не единственной, кто наблюдал за разворачивающейся сценой.

— Давай убираться отсюда, — проворчал он, как только я вернулась на улицу. Его голос был приглушен, и я невольно задумалась, не сломан ли у него нос. Не то чтобы это имело для меня значение. Как один из лакеев моего отца, он, вероятно, заслуживал гораздо худшего.

Я последовала за ним к машине, с любопытством разглядывая таинственного незнакомца и слегка разочарованная тем, что меня лишили привычного кофе. По крайней мере, утро не было скучным, это уж точно.

— Господи, Берто, — воскликнул мой брат, когда мы вернулись домой. — Что, черт возьми, с тобой случилось? — Санте осмотрел меня, чтобы убедиться, что я не пострадала, а затем вернул свое внимание к моему окровавленному охраннику.

Умберто только хрюкнул и потопал в сторону ванной.

Я достала свой блокнот и объяснила.

Просто небольшая стычка на улице.

Санте покачал головой. — Этот парень никогда не мог отступить. Такой вспыльчивый.

Я ухмыльнулась, находя забавным, что он считает себя намного взрослее. В свои семнадцать лет он вряд ли был воплощением логики и здравых решений. На самом деле, после смерти нашей матери его переменчивые подростковые эмоции стали еще сильнее. Мне было неприятно наблюдать за его изменениями — отчасти потому, что раньше он всегда был таким милым, но также потому, что пережитые трудности усилили его желание пойти по мафиозным стопам моего отца. Он видел власть и престиж, но не замечал уродливых аспектов этой работы.

Мафия превращала людей в монстров. Она высасывала всю их человечность и оставляла их души безнадежно изуродованными. Я не могла придумать ничего более ужасного, чем превращение Санте. Но он боготворил нашего отца и мафию. Он не хотел слушать то, что я хотела сказать. Я бы сразу рассказала ему правду о том, что произошло, если бы думала, что он мне поверит. Если бы я думала, что это спасет его.

Я хотела помочь своему младшему брату, но мне пришлось бы искать другой способ. Я не слишком продвинулась в решении этой конкретной проблемы, но, по крайней мере, я убедила его не бросать школу. Я доказывала в своих записках, что мама была бы убита горем, если бы он ушел до окончания школы. Он неохотно согласился посещать выпускной класс через месяц, когда начались занятия. Это была маленькая