Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
Они выехали из отеля примерно в обед, и с тех пор прошло около трёх часов. За это время мужчина не проронил ни слова, всё его внимание было поглощено телефоном. Мо Жань, в свою очередь, был бы и рад завязать беседу, но всякий раз думал, о том, что любая тема будет походить на пустую попытку отвлечь внимание от того, что действительно важно.
Что, если Чу начнёт спрашивать о Жун Цзю в подробностях?
Или, того хуже — попытается выяснить, зачем вообще Мо Жань решил тогда воспользоваться его услугами?
— Может, включим музыку? — неожиданно прервал его поток хаотичных размышлений Чу Ваньнин.
Вэйюй снова рискнул бросить осторожный взгляд в сторону балетмейстера. Было непохоже, чтобы тот шутил.
— Музыку?.. — повторил он, пытаясь понять, правильно ли всё расслышал.
Чу Ваньнин, выходит, не собирался его ни о чём спрашивать?..
— Сейчас так тихо, что, кажется, я слышу, как скрипят твои извилины, — Ваньнин пожал плечами. — Если не хочешь говорить, не нужно, но избавь меня от этого траурного молчания.
— Я понял.
Мо Жань практически не глядя включил первый попавшийся плэйлист — неожиданно это оказалась подборка музыки из “Баядерки”. Грустные скрипки и мягкие переливы арф больше подошли бы райским пейзажам, вот только внутри творился чёртов армагеддон. Ко всему прочему, это была та самая мелодия, под которую Чу Ваньнин танцевал для него впервые.
— …… — Чу поджал губы, старательно отводя взгляд куда-то в сторону клонящегося к западу солнца. Его уши подозрительно порозовели, и это были не закатные отблески.
— Я переключу. Прости.
Вэйюй собирался сменить плэйлист, но Ваньнин вдруг остановил его:
— Прошу, оставь.
Теперь тёплый румянец затронул уже и его щеки.
Мо Жань кивнул и вернулся к созерцанию дороги, изо всех сил стараясь отвлечься от воспоминаний о том, как легко парил в руках мужчины полупрозрачный белоснежный шарф. Казалось, в его ушах всё ещё звенели золотые колокольчики, воссоздавая в воображении кружащийся в турах гибкий силуэт, ловкие движения тонких запястий и изящные щиколотки, украшенные золотыми браслетами. Чу Ваньнин танцевал тогда лишь для него, но эта импровизация превосходила танец, который весь прошлый месяц так усердно репетировала Е Ванси.
“Не смей даже думать об этом. Он танцевал лишь потому что…” — Мо Жань внезапно поморщился, понимая, что у него начинает болеть голова. Он в самом деле понятия не имел, зачем Чу Ваньнин согласился танцевать.
Парень снова мельком взглянул на наконец будто бы расслабившегося Чу. Мужчина откинул голову назад, и, прикрыв веки, просто слушал музыку. По чётко очерченному профилю скользили янтарно-золотые отблески последних солнечных лучей. Длинные ресницы едва заметно подрагивали.
— Почему ты… — пробормотал Мо Жань тихо, но затем лишь покачал головой, снова впиваясь злым взглядом в дорогу.
Он не хотел знать.
Достаточно больно было получить вполне честный ответ тогда, в госпитале. Иногда Вэйюй хотел бы отмотать время назад и заткнуть себе рот, чтобы никогда не знать правды.
Он сам виноват. Он задал Чу Ваньнину этот чёртов вопрос — и получил на него ответ.
“Да, Мо Жань, я люблю тебя, как учитель ученика.”
Парень вцепился пальцами в руль, чувствуя, как жжет в груди. Казалось, этот ответ будет вплавлен в самые кости до конца его дней. Чу Ваньнин, бледный, едва пришедший в себя, лежащий среди капельниц, и тихо просящий Мо Жаня уйти.
Зачем бы Чу Ваньнин не танцевал тогда, он считал это правильным, и относился к Мо Жаню, как к ученику.
Парню следовало запомнить это накрепко, и больше никогда не задавать таких бестолковых вопросов. Не унижать ни себя, ни Чу Ваньнина излишними объяснениями, потому что между ними всё теперь стало наконец предельно ясно.
Он и так доставил Чу так много проблем — и продолжал создавать новые, а балетмейстер Чу был слишком мягкосердечен, готов был приходить на помощь ему всякий раз, когда того требовала ситуация. Выгораживать Вэйюя. Спасать его репутацию — и его самого.
А ведь это Мо Жань должен был заботиться о Чу Ваньнине. Собирался делать это, несмотря на чувства балетмейстера по отношению к нему — всего год назад.
Что пошло не так? Куда девалось его уважение? Его благие намерения?..
Как Мо Вэйюй мог доверять себе, если не сумел защитить единственного дорогого ему человека от самого себя?..
— Я делал это, потому что мне это нравится, — тихо проговорил Чу Ваньнин. Музыка как раз на мгновение стихла. — Невозможно заставить танцевать того, кто этого не хочет. Если тебе нужно обвинить кого-нибудь в том, что я слёг с истощением, обвиняй меня.
Выходит, он услышал вопрос?..
Парень снова покосился на Чу — и понял, что мужчина уже некоторое время наблюдает за ним. Сердце беспорядочно заколотилось где-то в груди, так что пришлось приложить усилия чтобы вернуть концентрацию на дороге. Ладони вдруг стали отвратительно липкими. Казалось, Вэйюй мог чувствовать жжение на своей щеке — ровно в той точке, куда упирался взглядом Ваньнин.
Хуже всего было то, что он попросту не знал, что ответить. Никогда бы не подумал, что ему станет так неловко от одного лишь взгляда. Он едва был в состоянии дышать.
“Почему ты не попытался сбежать, или хотя бы остановить меня?” — хотелось ему спросить, но он боялся, что воздуха не хватит в лёгких чтобы задать этот вопрос.
Вместо этого он плавно вдавил педаль тормоза, паркуясь у пустой обочины. Вокруг уже стало темно, и лишь в отсветах фар кружилась мелкая взвесь не то снега, не то замёрзшего тумана.
— Что ты делаешь?.. — встрепенулся Чу Ваньнин.
Мо Жань остановил машину, и, раскрыв бардачок, принялся в нём рыться. Потребовалось всего несколько секунд чтобы он извлёк на свет хорошо знакомый Чу травмат.
Лицо Ваньнина сделалось непроницаемым, и, казалось, утратило все краски.
— Что это?..
— Вот, возьми. Если когда-нибудь ты по моей вине снова окажешься в опасной ситуации, воспользуйся им, — Вэйюй протянул оружие балетмейстеру. — К тому же, он и так твой. Ты его оставил у себя дома.
— Ты всерьёз считаешь, что я захочу тебя однажды застрелить? — Ваньнин замер, и лишь кончик брови слегка дёрнулся, выдавая негодование. — Ты... ты, что, был в моём доме?
— Был, — Мо Жань опустил голову. — Когда ты уехал, я поначалу ждал твоего возвращения, но, когда ты сменил номер… — он замолчал, понимая, что не должен рассказывать
