Танцующий лепесток хайтана - YeliangHua
И, всё же, когда Чу Ваньнин заявил, что собирается добираться до предполагаемого последнего места жительства семьи Жун Цзю автостопом, он едва нашёл в себе силы, чтобы не сорваться на мат. Балетмейстер Чу явно не знал, что такое автостоп, и совершенно точно не имел представления обо всех опасностях, подстерегающих в пути.
Как бы там ни было, Вэйюй уговорил мужчину арендовать авто и задержаться в городе ещё на полдня — этим временем он воспользовался, чтобы приобрести всё необходимое для совместной поездки длиной в несколько дней.
Никакого автостопа. Мо Жань был за рулём — и намеревался проследить, чтобы им обоим в дороге было хоть немного комфортно.
Если это вообще возможно в их ситуации.
В голове всё ещё с трудом укладывалось, зачем Ваньнин решил разыскать Жун Цзю — с чего вообще мужчина взял, что сможет это сделать, если адвокаты Вэйюя бросили попытки выйти на связь с парнем ещё пару лет назад, когда разразился скандал? Даже у них ничего не вышло — едва ли теперь сделать это будет проще.
Впрочем, невыполнимость задачи составляла лишь полбеды; намного более странным было объяснение Чу Ваньнина такому решению:
“Я хочу, чтобы ты доверял себе так, как доверяю тебе я — это меньшее, что я могу для тебя сделать.”
Создавалось впечатление, будто балетмейстеру Чу Мо Жань далеко не безразличен — но… как мог Вэйюй осмелиться даже думать в этом направлении, когда мужчина ясно дал ему понять, что не любит его, как ему бы того хотелось?
Как мог Вэйюй надеяться на что-либо после всего, что между ними произошло?
Его и без того удивило, когда Чу Ваньнин выгородил его перед детективами — одним богам известно, чего стоило мужчине заявить во всеуслышание, что они вместе.
Так долго он стремился скрыть эти отношения, а теперь вот так просто заговорил о них публично.
Вероятно, внутри погибал от позора.
В этом была лишь вина Мо Вэйюя. Ничья больше.
В какой момент его желание защищать Чу Ваньнина, максимально оградив от любых кривотолков и косых взглядов, любить его, заботиться о нём — обернулось против них обоих, и Чу теперь приходилось такой ценой расплачиваться за то, в чём виноват был только Мо Жань?..
Это он украл телефон и выложил то дурацкое видео.
Он усыпил Чу, и запер в гостинице.
Он заставлял балетмейстера танцевать в полуистощённом состоянии.
Он… он… всё время ОН.
Вэйюй помнил каждую постыдную деталь — память была к нему немилосердна — и ему становилось дурно, стоило лишь представить, что в этот момент мог чувствовать Ваньнин.
Опасался ли он за свою жизнь — или испытывал безразличие к судьбе, позволяя Мо Жаню творить с собой немыслимое?.. О чём он в этот момент думал? Что желал показать или доказать своими поступками?..
Мо Жань не знал.
Он не понимал Чу Ваньнина — и почему тот вёл себя так странно: не сопротивлялся, не пытался сбежать.
Хуже того — Вэйюй перестал понимать самого себя, потому что в те дни его рассудок словно помутился, однако впервые за всё время он помнил свои поступки до мелочей — и в то же время не знал, каким образом всё дошло до такого.
Если до этого ему казалось, что он никогда не причинит вреда Чу, теперь само основание его убеждений пошатнулось. Стоило только вспомнить, как балетмейстер впал в кому от истощения, и как Мо Жань обращался с ним до этого… страшно представить, до чего могло дойти, если бы Ваньнина не забрали в госпиталь.
Когда наваждение внезапно рассеялось, Мо Вэйюй оказался морально уничтожен.
Ужас сотворённого смешался с потрясением, что Чу Ваньнин после всего случившегося по-прежнему пытался его покрывать.
“Верный учитель готов на всё, лишь бы выгородить непутёвого психопата-ученика, — засела горькая мысль. — Мы оба пойдём на дно, если это не прекратится. Я тяну его в пропасть.”
Он приходил в госпиталь каждый день, интересовался состоянием Чу Ваньнина у врачей, но избегал заходить в палату, потому что не знал, как посмотрит Чу в глаза, что скажет ему, если тот спросит его о чем-то.
Как сможет вообще заговорить с ним теперь?
Было слишком стыдно понимать, что он не просто подвёл человека, которого так сильно любит — но и буквально пытался его принудить любить в ответ, в то время как всё, чего желал Чу Ваньнин, сводилось к успеху Мо Жаня как танцовщика.
Изо дня в день, пока Чу лежал в больнице, Вэйюй приходил к двери, за которой, как ему известно, находилась палата балетмейстера, и думал о том, чем тот занят. Стоял, прислонившись к стене, и считал, сколько часов прошло с тех пор, как они виделись в последний раз. Вспоминал те самые слова, что разбили ему сердце:
“Я люблю тебя.”
Раньше Мо Жань был бы безумно счастлив услышать их — но теперь они казались ему горькой насмешкой. Отравленной правдой, в которой было слишком много уродства.
В том не было вины Чу Ваньнина — балетмейстер действительно всё время стремился помочь Вэйюю, чем мог. И по-своему любил его.
Возможно, пойми парень раньше суть этой любви, он сумел бы остановиться.
Но прошлого не вернуть.
Оставалось только смириться с этой мыслью, и жить со знанием, что Чу действительно дал ему так много, и, похоже, ни в чём не винил — проблема была только в самом Вэйюе и его чувствах.
Чу Ваньнин не обязан был любить его в ответ.
На самом деле, именно Мо Жань был обязан Чу практически всем — неужели он не сможет дать балетмейстеру то малое, чего тот по-настоящему хотел бы?.. Даже если это будет значить, что он должен отпустить Ваньнина и вернуться в постановку.
Вэйюй вздохнул, на секунду прикрыв глаза.
Он и подумать не мог, что Чу Ваньнин, выписавшись из госпиталя, первым делом решит не обратиться в полицию, или уехать куда глаза глядят, лишь бы не видеть своего неадекватного ученика — а соберется на поиски Жун Цзю, человека, который был личной проблемой парня, его тайным кошмаром, но при этом не имел к самому Ваньнину никакого отношения.
Кроме того, Чу Ваньнин согласился отправиться на поиски вместе с Вэйюем… Неужели совсем не боялся, что тот снова сойдёт с ума?..
“Я хочу, чтобы ты доверял себе…” — откликнулось где-то в памяти снова и пронеслось холодной рябью по поверхности сознания.
Вэйюй перевёл взгляд на пристёгнутого на соседнем сидении Чу Ваньнина, который
