Джеймс Джонс - Не страшись урагана любви
— Я же говорила тебе, что этот проклятый Бонхэм сумасшедший! — кричала Лаки. — Мы врежемся в этот корабль! Мы врежемся!
— Да нет же! — убеждал ее Грант. — Еще масса времени до тех пор, пока мы пересечем его курс. А сейчас сядь, — сказал он уже спокойнее. — Сядьте вы все и расскажите, с чего все началось. — Про себя он подумал, что лучше бы она не говорила этого при Бонхэме. Не следовало так говорить о нем. Позднее, это точно, возникнут неприятности. Но в данный момент Бонхэм промолчал. Он держал прежний курс. Грузовое судно (или танкер) продолжало свой путь, пересекая их курс где-то далеко впереди.
Легко можно понять, что их перепугало. Они понятия не имели о мореходстве и не могли сопоставить относительное движение двух судов: при небольшой скорости шхуны корабль должен был пересечь их курс гораздо раньше, чем они подойдут к этой точке. Грант принес им всем выпить и выслушал их рассказ. Лаки неожиданно проснулась. А щелчок крошечной двери потревожил и разбудил Ирму и, естественно, Бена. Они втроем собрались посидеть в салоне (постель Кэти была даже не разобрана) и, конечно, первое, что они увидели через большие иллюминаторы — это освещенное грузовое судно (теперь уже Грант точно видел, что это не танкер), показавшееся просто огромным и движущимся прямо на них. И они перепугались.
— Успокойтесь, — сказал Грант. — Все будет в порядке. Поверьте мне на слово. И доверяйте знаниям и умению Бонхэма.
Из-за штурвала наконец заговорил Бонхэм. Но сначала он долго смотрел на Лаки испепеляющим взглядом, и Грант занервничал насчет будущего всей поездки. Ему это не понравилось.
— Мне противно, что я вынужден всем напоминать, — тихо сказал Бонхэм, — что я на самом деле законный капитан этого корабля. Я — фактически и по закону — несу ответственность за все решения и за все действия. И все приказы, которые я отдаю любому из вас, являются приказами, и их нужно исполнять. По крайней мере, пока мы в море.
— Это не помогло бы, если бы мы врезались в этот огромный большой корабль, — дерзко ответила Лаки.
— Но все равно отвечал бы я, — сказал Бонхэм. — И я также отвечал бы за ваше спасение, рискуя своей жизнью. Это дело чести и долга морского капитана и хозяина судна. — Он повернул штурвал вправо, в направлении столкновения с приближающимся кораблем. — Этот сухогруз пересечет наш курс минимум за полчаса до нас. И на самом деле он наверняка, черт подери, почти исчезнет из виду, когда мы туда подойдем.
— Извините, — проговорила Лаки удрученным, искренне покаянным голосом.
— Все в порядке, — тихо сказал Бонхэм. Но в голосе его ощущалась дистанция, холодность. Не следовало, подумал Грант, не следовало Лаки, пусть и в истерике, говорить того, что она позволила себе сказать. Он еще выпил со всеми тремя, наливая виски в грязноватые пластмассовые чашки. Из-за всей этой суматохи проснулась Кэти Файнер и, слабо улыбнувшись, поздоровалась. Она села и тоже выпила, но молчала.
— Ладно, пойду вниз, — вскоре сказала Лаки.
— Я тоже, — сказала Ирма.
— И я, — сказал Бен.
Грант прошел с Лаки в каюту и там поцеловал ее.
— Все в порядке, — сказал он.
— Не следовало мне говорить того, что я сказала о Бонхэме, — тут же произнесла она. — Вернее, не следовало, чтобы он слышал. Он мне не нравится. Он меня раздражает. Я его боюсь. Он и вправду подвержен несчастным случаям. И я ему не нравлюсь.
— В мореплавании и под водой он не подвержен несчастным случаям, — сказал Грант. — Он настоящий моряк. Но насчет его «личной жизни» полагаю, что ты была права.
Лаки быстро взглянула на него. Он кивнул и приложил палец к губам, показывая, что поговорит об этом позднее. Затем он вернулся на палубу.
Вскоре начался рассвет, а с рассветом все и все посвежели. Дневной свет, а затем и само солнце смыли всю усталость, которая накопилась у Гранта после почти что бессонной ночи. Свет подействовал и на Бонхэма, который вовсе не спал. Ветер, повернувшись на северо-восток, постепенно свежел и, когда воздух прогрелся, стал настоящим парусным ветром. Бонхэм отдал штурвал Орлоффски, передал курс и спустился в камбуз поджарить ветчину с яйцами для всех, что сделало наступление дня вдвойне приятным. Хирург с девушкой пришли с кормы, счастливо смеясь и с видом полного довольства всем. Хирург спустил надувные матрасы, которые он мудро прихватил в путешествие, и расстелил их на крыше сушиться. Солнечное ветреное утро было очень приятным. Лаки и Ирма в купальниках ушли на нос, где происходила ночная «оргия» (так они между собой окрестили прошлый вечер). Бонхэм с кормы забросил две бечевы с крючьями, и они вытащили пару крупных скумбрий, которых тут же выбросили, потому что скумбрия слишком кровяная рыба, а потому не очень вкусная. В полдень Бонхэм приготовил обед, и хотя это был всего лишь поджаренный колбасный фарш и картошка, но все равно это оказалось лучше холодного тунца и холодного фарша накануне вечером. Около двух часов дня, как и обещал Бонхэм, на горизонте появились острова Нельсона, а около двух тридцати они медленно плыли под укороченными парусами мимо Северного Нельсона и Джорджтауна, крошечной столицы, где они увидели аккуратную красивую яхту, стоявшую у маленькой пристани.
— Но разве мы не собираемся стать туда? — спросила Лаки.
— Да, — сказала Ирма, — я тоже думала…
— Позднее, — ответил Бонхэм, который вновь встал за штурвал, когда показалась земля. — Может быть, завтра. Сейчас слишком поздно. Да и потом, какого черта, они сдирают тридцать пять колов, если остаешься на ночь. Я предложил бы пройти на другой остров, я его знаю, он совсем маленький. Там есть хороший риф, и сегодня мы сумеем понырять, потом я что-нибудь приготовлю на ужин, а на ночь мы станем там на якорь.
Так они и сделали, и днем все было прекрасно. Бонхэм бросил якорь у подветренной стороны острова, все надели акваланги и пошли на подводную охоту. Правда, поскольку Бен ни разу аквалангом не пользовался, Бонхэм целый день посвятил его обучению на мелководье, пока не убедился, что Бен спокойно в нем плавает. Остальные ловили рыбу и омаров. Кроме, конечно, Лаки, которая немного поплавала в маске с трубкой, Ирмы, которая не умела плавать, и девушки Хирурга, которая, как выяснилось, великолепно ныряла с аквалангом, но в этот день у нее не было настроения. Охота на омаров была прекрасным спортом — их надо было выискивать под скалами и кораллами, в какой-то момент Грант, ища омаров, убил пятифутовую мурену, первую в своей жизни, и притащил ее на корабль. Хотя Бонхэм утверждал, что это великолепная пища, уродливую, скользкую, злобную даже на вид тварь выбросили за борт после всеобщего голосования, не считая команды, то есть Бонхэма и Орлоффски. Омаров было великое множество, и к вечеру, как и планировал Бонхэм, у них было предостаточно рыбы и хвостов омаров, чтобы все наелись. Эти хвосты омаров (хотя Бонхэм жарил их в этот же вечер) Лаки немедленно окрестила «омарами, маринованными в моче»: мужчины в этот день не плавали с каждым омаром к кораблю, а просто отрывали тело и голову, выбрасывали их, а хвосты заталкивали в плавки, сколько те могли выдержать. «Как можно есть хвост омара, на который больше часа писал Орлоффски?» — спрашивала Лаки у Ирмы и Гранта; к счастью, польский джентльмен их не слышал. Несмотря на это, хвосты омаров стали потрясающим ужином, когда Бонхэм поджарил их на кукурузном масле. Да, день выдался прекрасным. Яркое солнце, красивое море, свежий и приятный ветер. И только когда наступил вечер, очарование исчезло. Все то же самое. Условия жизни.
