Фреда Брайт - Маски. Незримые узы
— Никакой обнаженной женской натуры, это богопротивно! — воздевал руки к небу мистер Будериан. — Мы используем классические сюжеты.
Каждая фотография будет представлять собой как бы новое прочтение шедевров живописи, уверял он Бетт, только центром их будут женские образы на фоне какой-нибудь американской достопримечательности. Мона Лиза в черном шифоновом платье на фоне Манхэттена. Боттичеллиевская Венера, выходящая из фонтана в Центральном парке, чья нагота целомудренно скрыта под великолепными волосами. Ким же видится ему «Спящей цыганкой» Руссо.
— Красота вашей девочки такого же призрачного, сказочного плана.
Вся серия направлена на общеобразовательные и воспитательные с точки зрения художественного вкуса цели. Он уже нанял фотографа-венгра, специалиста высшего класса; они ожидают широкого спроса на свою продукцию. И хотя гонорар Ким довольно скромен, отдача, «я имею в виду отдачу в лучшем смысле этого слова», от ее участия в проекте будет потрясающей.
По совету мистера Будериана Ким отправилась на следующий день в Музей современной живописи, чтобы посмотреть на картину Руссо. Она долго сидела перед ней, очарованная. Картина и вправду была какой-то призрачной, нереальной: смуглая женщина спит на земле, рядом с ней гитара. Одежда спящей приглушенных, размытых тонов. Пустынный пейзаж, озаренный холодным лунным светом… Над женщиной стоит лев с поднятым хвостом и опущенной головой.
Ким была озадачена. Что лев собирается делать: изнасиловать цыганку? Съесть ее? Да и существует ли он вообще — может, только в сновидении женщины? Кто ответит? Картина отвечала молчанием. Ким самой захотелось спать и видеть сны…
— Скажи мистеру Будериану, что я буду счастлива принять его предложение, — медленно сказала она матери, вернувшись вечером домой и все еще находясь под впечатлением от увиденного. Интересно, размышляла Ким, будет ли она фотографироваться с живым львом? И почему не выбрали для плаката темноволосую девушку? Ведь сама она настолько ярко выраженная блондинка! Впрочем, по сути своей они с матерью цыганки…
Дорога к славе, как позже отметила Ким, вымощена не только благими намерениями, но и обманом, глупой рекламой, надувательством, дешевым фарсом. Час в музее и полдня в студии на Десятой Западной улице привели к тому, что лицо Ким (уж не говоря об остальных частях тела) на выпущенных массовым тиражом плакатах появилось в клубах, барах, танцевальных залах чуть ли не по всей стране.
Все началось со льва.
— Льва арендовать невозможно, — объяснял ей Ласло Береш, пока она накладывала макияж. Это был добродушный венгр средних лет, говоривший на ломаном английском. — Или пантеру. Слишком дорого просят. А чучело — подделка, фальшивка! — он презрительно махнул рукой.
Вскоре его ассистент, молодой парень, который называл себя «Джимми-рулевой», притащил в студию большую картонную коробку. Ким заглянула внутрь.
— А он живой?
— Накачан снотворным, — заверил ее Джимми, — зовут Борисом.
— Не слишком ли мы отвлеклись от сюжета Руссо? — заметила Ким, обращаясь к Ласло.
— Свобода творчества, дорогая, — возразил тот с улыбкой.
Затем возникла проблема с костюмом. Назвать его прозрачным значило бы сильно преуменьшить эту его характеристику.
— Сквозь него же все видно! — воскликнула Ким.
— Не волнуйся, дорогая, мы задрапируем тебя Борисом… вот здесь… и там… это будет с таким вкусом! Ничего неприличного.
Ким осторожно дотронулась до Бориса. Он оказался на удивление теплым. Красивым. И определенно находился в летаргии.
— Мистер Ласло… сэр… Это… м-м-м, питон или удав?
— Откуда мне знать? — последовал ответ. — Разве я похож на специалиста по дамским сумочкам?
Ким рассмеялась и поблагодарила Всевышнего, что здесь нет ее матери: Ласло запретил ей присутствовать при съемках, заявив, что это помешает творческому процессу. О процессе можно было легко составить представление по снимкам, развешанным на стенах: это были исключительно фотографии женщин, в основном обнаженных, сделанных с налетом идеализирования. Когда доходило до восхваления красоты женского тела, Ласло Береш превращался в истинного художника.
Однако если бы Бетт бросила хоть один взгляд на эти шедевры, от которых Ким пришла в восторг, она бы схватила дочь в охапку и со скоростью, близкой к скорости света, поволокла бы ее прочь из мастерской с криком: «Мама знает лучше!» Но на сей раз лучше матери знала дочь. А Ласло вообще знал лучше, чем кто бы то ни было, она преклонялась перед его вкусом.
Через несколько минут Ким уже лежала на голубом шелковом покрывале, а Ласло суетился вокруг, выбирая для нее подходящую позу, делая пробные моментальные снимки, решая, как подправить ей прическу, как разместить змею и разные другие мелкие технические проблемы. Когда, наконец, все было готово, он попросил Ким снять платье.
— Без него лучше. Получатся просто великолепные фотографии!
Интуитивно Ким поняла, что он прав. Она подчинилась его просьбе, потом закрыла глаза и, ощутив какое-то странное томление, отдалась на волю его фотокамеры. Змея согревала ее своим теплом.
Когда сеанс закончился, ассистент помог Джимми упаковать Бориса, который уже начал подавать признаки жизни, обратно в коробку, и Ким оделась. В воздухе студии витало предчувствие триумфа.
Плакат с питоном был — даже трудно подобрать точное определение — возмутительным, смешным, сексуальным, остроумным, неприличным, бесстыдным, великолепным. Контраст между невинным, безмятежным, доверчивым как у самой Мадонны лицом Ким и пышными формами ее прекрасного тела, словно дышащего чувственностью, поражал воображение. Плакат получил название «Сон девственницы» и произвел впечатление столь же двойственное, что и картина-прототип. Ким хотелось думать, что Дуаньер Руссо отнесся бы к нему с одобрением.
— То ли красотка трахает змею, то ли наоборот, — заметил один оптовик, оформляя заказ на плакат. — Я возьму три тысячи и, может, даже оставлю парочку для себя.
В масштабах страны было продано несколько сотен тысяч экземпляров «Сна девственницы», но Ким с этого ничего не имела, так как подписала документ об отказе от получения процентов с продажи, и ей был заплачен лишь единовременный гонорар. Зато Ким получила нечто, может, даже более ценное — известность.
О ней написали в «Пиплз Мэгэзин», напечатали пасквиль в «Гарвардской сатире», ее пригласили на передачу «С добрым утром, Америка!», иногда узнавали на улице. Она появлялась на открытиях новых торговых центров, автошоу и съездах виноторговцев. Для одних она была объектом шуток, для других — секс-символом. Казалось, до настоящей славы осталось лишь руку протянуть…
