Анджела Дрейк - Дитя любви
Алессандра медленно выдохнула. Ей было трудно подобрать слова, чтобы выразить впечатление от этого винодельческого дворца.
Рафаэль стоял позади, наблюдая смену впечатлений на ее точеном лице.
— Здесь виноград давится и закладывается на ферментацию, которая, собственно, и является основным процессом в создании вина. — Он умолк, а потом мягко положил руку на ее плечо. — Сандра, — обратился он к ней, — я не знаю, знакомы ли вы с этим делом. Я только хочу сказать, что буду счастлив поведать вам обо всем, что касается выращивания винограда и производства вина. Но расскажу ровно столько, сколько вы сами пожелаете узнать.
Алессандра подняла глаза. Сейчас он над ней не смеялся, и его слова заинтриговали ее. За долгие годы она привыкла к тому, что музыканты и учителя старались впихнуть в нее знаний о музыке и ее создателях больше, чем ей было нужно. Последнее замечание Рафаэля просто не вписывалось в ее жизненный опыт.
— Видите ли, — продолжил он, — я достаточно прожил на свете, чтобы понимать простую истину: то, чем я увлечен до безумия, может совершенно не интересовать моего собеседника.
Она только улыбнулась в ответ. Глядя прямо в загорелое лицо Рафаэля и его бездонные черные глаза, чувствуя близость его сильного гибкого тела, Алессандра вдруг словно ощутила разряд электрического тока. Он был слабым, похожим на нежное, тихое дуновение теплого воздуха в холодный день или на последний гармоничный аккорд музыкальной фразы.
Это было как проросшее зернышко. Какие-то мгновения — и вот он, росток, который может вырасти во что-то такое, чему не будет конца… Ощущение пропало, но след его был таким сильным, что ее бросило в дрожь.
— И вы ничего не скажете? — спросил Рафаэль, увлекая Алессандру в соседнее помещение — хранилище.
В нишах, вырубленных в стенах, на горизонтальных стеллажах лежало бесчисленное множество бутылок, и над каждой их пирамидой возвышалась готическая арка. Разум отказывался представить, что столько вина может храниться в одном месте. У Алессандры захватило дух.
— Потрясающе, — выдавила она наконец, не переставая оглядываться. — Это какой-то храм вина. Так и кажется, что у восточной стены я увижу алтарь Бахуса.
Глаза Рафаэля заискрились весельем.
— Алтарь Бахуса? — воскликнул он. — Великолепная мысль! Каждый год во время уборки винограда я буду преклонять здесь колена и просить даровать нам хороший год для вина. Замечательно!
Они вышли наружу. После тишины и тени винодельни Рафаэль и Алессандра словно попали на карнавал сияющего и слепящего света. Солнце палило беспощадно.
— Будьте осторожнее, чтобы не обгореть, — предупредил Савентос. — Сентябрьское солнце здесь довольно злое, а кожа у вас выглядит очень нежной. — Он так внимательно оглядел ее лицо, шею и обнаженные руки, что ей вдруг стало трудно дышать.
— Мне придется надеть шляпу, — тихо сказала она.
— Попозже я отвезу вас в город, и вы подберете себе все, что нужно, — ответил он.
Алессандра попросила проводить ее на конюшню, чтобы повидаться с Оттавио. Завидев их, конь радостно двинулся по леваде навстречу, высунул голову над загородкой и нежно обнюхал Алессандру.
— Ты мой красавец, — прошептала она и погладила Оттавио по шее. Рубцы от хлыста почти полностью зажили, и лошадь опять выглядела превосходно.
Алессандра чувствовала, что Рафаэль продолжает пристально наблюдать за ней. Она не переносила глазеющих на нее мужчин, потому что те всегда оценивали ее как возможный трофей или, еще проще, как кусок женской плоти. Она с вызовом подняла глаза на Рафаэля и тут же отвела их. Постоянное внимание именно этого мужчины доставляло ей удовольствие.
— По-моему, это похоже на любовь, — заметил он. Сердце девушки панически забилось. — У вас с Оттавио.
— Он замечательный конь, — с воодушевлением проговорила Алессандра, стараясь успокоиться. — Такой послушный, такой талантливый… Ужасно умный и смелый. — Она провела костяшками пальцев по длинной морде Оттавио. — И еще очень добрый. Очень нежный. В нем много от кобылы, если вы меня правильно понимаете, — смущенно улыбнулась Алессандра.
— Я рад слышать, что вы с ним хорошо ладите, — сказал Рафаэль.
И снова она с удивлением почувствовала, как неудержимо ей хочется доверять ему. Это ей-то, Алессандре Ксавьер, которая потратила годы, чтобы научиться владеть своими чувствами и никому их не показывать… Отбросив сомнения, она обратилась к Рафаэлю:
— Когда Сатир умер, я пережила несколько часов отчаяния. Мне казалось, что я никогда не смогу полюбить другую лошадь. Я даже всерьез хотела бросить верховую езду.
— А что вы думаете сейчас?
— Что мне хотелось бы и дальше работать с Оттавио, чтобы помочь ему раскрыться, — ответила она с полной искренностью.
— А что вам мешает?
Алессандра бросила на него быстрый взгляд.
— Вы же знаете, что это невозможно, Рафаэль.
— Но почему?
— Это не моя лошадь. — Теперь ее взгляд стал жестким. — Вы же не собираетесь продавать его, нет?
— Не собираюсь. Тут вы правы. У меня нет желания расставаться с ним.
— Тогда зачем мучить меня разговорами о том, чего не может быть?
Его красивые глаза загорелись.
— Ах, Алессандра, я вижу, что опять рассердил вас.
— Да. Ненавижу, когда люди играют словами.
— Да нет же, нет! Вы опять меня не поняли и поторопились с выводами. Я вовсе не собираюсь играть. Просто мне не хочется кое о чем говорить прямо. Вы снова встревожитесь, а то и будете шокированы.
Она нахмурилась, пытаясь угадать, какой неприятный сюрприз кроется за его словами.
— Что? О чем вы?
— Ну ладно. Видите ли, я подумывал о том, чтобы предложить вам погостить в поместье несколько недель, а может и больше. Мне хочется, чтобы вы поработали с Оттавио, раскрыли его побольше, как вы сами это называете. А заодно хотел спросить вас, не займетесь ли вы и другой моей лошадью, Титусом. А после этого…
Она недоуменно смотрела на Рафаэля.
— Остаться в гостях?
— Ну вот, я же говорил, — улыбнулся он. — Мои слова напугали вас до смерти.
— Нет, не напугали, но очень удивили.
— Я собирался сказать вам это много-много позже, Сандра. Хотел подойти к этому вопросу дипломатично. Видите ли, я получил традиционное испанское воспитание. Когда мы были мальчишками, наши отцы, дядья и деды внушали нам, что к женщинам надо относиться с величайшим почтением и со всей возможной деликатностью. Мужчине следует быть чрезвычайно бережным с женскими чувствами.
Алессандра фыркнула.
— Боже мой! В каком веке вы росли?
