Запрет на тебя - Елена Тодорова
И в этот момент воздух рассекает жесткий, крайне серьезный вопрос:
– Ты в меня влюблена?
Ощущение, что он меня расстреливает.
Словами. Взглядом. Своим очевидным отношением к этим чувствам – железобетонным презрением.
– Нет… – выдыхаю слабо, едва слышно.
Не ору, как обычно, когда поймает на горячем. Просто сил на это не наскрести. Даня же… Именно такую ровную реакцию принимает за правду. Прикрывая глаза, бурно вздыхает.
Облегчение испытывает? Ну, конечно!
Пространство вращается. Сумасшедшими кругами идет. Меня бьет бешеная дрожь, и к горлу подкатывает тошнота.
– Хорошо, – заключает Даня и открывает глаза. Снова припечатывая меня взглядом, выдает: – Ты мне должна, помнишь? Много должна.
– Помню… – бормочу на новой волне паники.
– Сегодня не соскочишь.
– Дань, Даня, Да-а-аня… Я боюсь!
– Расслабься. Никто не пострадает.
14
Сегодня я сам почти волшебник...
© Даниил Шатохин
Мама Таня, батя Чаруш, Чара… Слетает мантра! Смотрю этой ведьме в глаза и воспламеняюсь. А уж когда взглядом вниз веду, заряжает вовсю.
Кому я чешу, что лишь проучить ее стремлюсь. Кому, блядь?
Вот она тарабанит свое «боюсь», а у меня уже педаль тормоза провалилась. Список, принципы, мозги – похерилось все. Не могу я отступить, когда Маринка передо мной голая, мокрая, дрожащая.
Моя.
То есть… То есть? Я рассматриваю только данный отрезок времени. Не сбежит.
– Отвали, сказала… – задыхаясь, упирается ладонями мне в грудь.
Я буром валю, подталкивая обратно к стене. Угодив в нее спиной, кобра в панике срывается на хлесткие шлепки. Яростно жалит кожу, отравляя кровь. Заводит ведь еще сильнее. Падает планка. Ловлю ее руки, притискиваю их к кафелю по бокам от головы и припечатываюсь к горячему влажному телу.
Взгляд принимаю. Тону в одуряющем вареве колдовских котлов.
– Даня… – последнее, что Маринка выдыхает с минусовыми интонациями.
Потому как после я завершаю атаку. И, едва мой язык оказывается в ее рту, сопротивление превращается в черный дым над охватывающим нас пожарищем и сливается с тем густым водяным паром, что клубится и блуждает по душевой.
Гнев, помешательство, похоть, одержимость, жажда, странная и дикая ревность… Все это вырывается из самых темных закутков моей души, неконтролируемо сталкивается и детонирует с такими спецэффектами, что кажется, подрывает крышу спорткомплекса.
Фаер, вашу мать… Ебаный фаер…
Тонкой струйкой среди этого огня острая нежность пробивается. Вскрывает нутро, не позволяя забыть главное: это Маринка Чарушина.
Маринка… Чаруша… Моя сейчас… Моя.
Сплетаемся языками и громко стонем друг другу в рот. Кусаемся, взрывая раз за разом чертову реальность. Засасываемся, выдавая какой-то нечеловеческий голод. Трахаю ее рот. Буквально трахаю. Но и Маринка не уступает, зализывает, как бешеная самка. Моя самка. Моя.
Вкупе с шумом, что выдает мой воспаленный мозг, льющаяся с потолка вода оглушает, будто водопад. Бьет дробно в спину, разогревает до жжения. Кобра, как все змеи, любит жаришку – накрутила температуру на максимум. А я ведь и так горю. Да и она… Едва ли не плавится под напором моего тела. Но регулировать воду – последнее, что я хочу сейчас сделать. Блядь, быстрее заживо сварюсь. Хотя с Маринкой и так сварюсь.
Организм выдает уникальные и ошеломляющие ощущения. Я на них, как всегда с Чарушей, всеми системами глюки ловлю. Притормозить бы, подумать, остыть… Но нет. Все равно лечу куда-то, несусь как скоростной локомотив. Не в силах остановиться.
Даю свободу ее рукам, чтобы нагло пустить в ход. Сминаю Маринкину грудь. Она со стоном разрывает поцелуй. Выдавая громкие частые вздохи, откидывает голову назад.
– Мамочки… Даня… Даня…
В это мгновение меня даже мамой Таней в чувства не привести. Жадно припадаю ртом к натянутой шее Чаруши. Засасываю, неосторожно оставляя на коже следы своей похоти. Большими пальцами при этом выписываю круги на сосках. Пока не морщит их. Тогда уже ловлю крепче и сжимаю, чтобы раскричалась Маринка от очевидного удовольствия.
Меня плющит. Меня кроет. Меня адски сотрясает.
– Подними ножку, Чаруша. Покажи свой пирожок, – хриплю на выдохе.
– Боже, Даня… Какой пирожок?.. Ты чертов извращенец… Чертов маньяк… – пытается возмущаться, не прекращая частить стонами и сладким придыханием.
Я же на звуках ее голоса еще сильнее зверею. Отрываясь, смотрю в лицо.
Маринка моя… Маринка… Красивая зараза.
– Показывай, ведьма, – выдаю и кусаю чуть ниже шеи.
– Прекрати… Замолчи… – тарахтит она.
Когда сам рукой ей между ног лезу, вздрагивает и цепенеет.
– Так и знал… Мокрая.
Скольжу в жаркую влагу пальцами. Раскрывая пухлые губки, нетерпеливо толкаюсь в тугую норку.
– Блядь… Сейчас тебя как выебу… Потеряемся, Чаруша…
– У-м-м… Даня… Даня… Данечка, миленький, ты же не серьезно?
– Маринка, я, блядь, глазами не вижу, так накрывает… – кусаю ее без разбора. По груди не иду, а растекаюсь похотью. – Конечно, серьезно.
– А-а-а… Даня… Даня… Прости… Прости! Я все-таки девственница! – оглушает не высотой голоса, он негромкий.
Оглушает и резонирует внутри меня эмоциями, которые выплескивает.
– Что, бля? – рычу реально как зверь. И рявкаю яростно: – Все-таки?
– Упс, – корчит милейшую рожицу.
– Я, мать твою, конечно же, в курсе, что ты целка, ясно?! – хочется ее не просто отругать… Жестко отшлепать! Но вместо этого, ослабив давление, выскальзываю из нее. – Будто я бы позволил, чтобы тебя вскрыл этот Додик…
– А не Додик? – цепляется провокаторша за слова.
– А не Додика я к тебе и близко не подпущу!
– Данечка… – расплывается в довольной улыбке. – Ты решил меня напугать?
– Может, и нет!
– Да! Рано вскрывать! Это только седьмой пункт в листе задач. Последний! Еще три до него… Принимаешь?
– Озвучивай!
– Я стесняюсь… Это желание очень грязное.
Краснеет, и правда, вовсю. Яркими розовыми пятнами покрывается. Ей так даже лучше. Зачет.
Ну и мне жилы наматывает. Дурью взрывает кровь. Хочу знать, что задумала.
Все, что в ее красивой голове, выяснить желаю. Все. До последней точки.
Наклоняясь, выдыхаю в ухо почти агрессивно:
– Признавайся.
Собираюсь отстраниться, чтобы вновь в лицо посмотреть. Но она ловит руками в ловушку – обнимая за шею, удерживает.
– Четвертый пункт совпадает с тем, что я тебе должна, – шпарит затянутым шепотом мне в ухо.
– По факту, Чаруша, – давлю, потираясь лицом о ее кожу. Губами плеча касаюсь. Целую как-то странно.
