Запрет на тебя - Елена Тодорова
Глаза в глаза.
И тушить его уже желания нет. Напротив – ярче бы разжечь. В этом весь смысл.
Кто, если не Даня, спалит меня? Кто, если не я, сожгу его?
Собираю все свои силы, чтобы, остановившись перед ним, выглядеть невозмутимой. Внутри продолжает пылать и потряхивать, но лицо выдержать удается.
– Домой? – выдает Шатохин с непонятными для меня интонациями.
В своей обычной разгульно-свободной манере и вместе с тем… Звучит как провокация.
– А есть другие предложения? – выдыхаю ему в тон.
Даня прищуривается. Ощущение, будто таким образом еще глубже в меня проникает.
– Можем рвануть ко мне. Квартира недалеко, – предлагает как-то равнодушно, еще и плечами пожимает. – Если хочешь…
Я вздрагиваю и, не выдерживая больше его взгляда, поворачиваю голову в сторону.
– Не хочу, – высекаю якобы твердо.
На самом же деле… Хорошо, что меня дома ждут. Иначе бы сорвалась.
Слышу шумный вдох, который Даня как-то слишком бурно совершает. А следом его же тихое:
– С-с-сука…
Не могу не отреагировать.
Смотрю ему в лицо, а он – куда-то ниже моего подбородка.
– Что такое?
– У тебя тут… – выдыхает хрипловато, постукивая при этом двумя пальцами себя по шее, в районе кадыка.
Неосознанно зеркалю это движение. Прикасаюсь к себе и замираю.
– Что, Дань?
– Блядь… У тебя тут мои зубы, – выдает таким тоном, словно катастрофа случилась. – А чуть левее мой засос.
– Ну, прям уж таки твой! – психую я. – Написано, что ли?! Или кто-то слепок делать собирается?
Чувствую, как щеки заливает жаром. Не только от злости, конечно. Но пусть Шатохин думает, что это лишь она.
– Я везу тебя домой, – чеканит по слогам. – Я!
– И что?! Проблему нашел! Я до этого весь день гуляла. С Эдиком была, с Никитой была, с Янкой была… Мало ли как получилось!
– С каким Никитой? – резко надвигается Даня. – Что еще за шланг, нах?
– Ой, все!
Ухожу в сторону. Потом и вовсе перебежками к его танку добираюсь. Дергаю за дверь. Заперто. Оглядываясь, надуваю губы.
Шатохин закатывает глаза, но блокировку снимает.
Запрыгиваю. Тяну полную грудь кислорода. И задыхаюсь от его запаха. Столько здесь его… Дерзкого, дикого, сексуального… Низ моего живота тотчас спазмом сводит. А уж когда сам Даня садится в машину, возбуждение сгущается капитально.
Боже, нет… Опять?
Он смотрит, несомненно, читает по всем моим маркерам и выдает приглушенно:
– Давай еще разок по-быстрому?
– Что? – строю вид, что не улавливаю, о чем речь.
Саму же от скакнувшего волнения буквально перетряхивает.
– Полетаем, говорю. Сюда иди, – сжимает ладонями мои плечи и тянет на себя, пока не сталкиваемся лицами. – Ты мне еще кое-что должна, – шепчет нахально. – Пососи, Чаруша.
Вся моя невозмутимость разваливается. Падает как крепость.
– Что? Я… Я… Я не могу! Мне мама раз десять звонила!
– Твою ж мать… – высекает то ли сердито, то ли просто расстроенно. – То есть, не твою, конечно. Мама Таня ни при чем, – спохватывается, меняя тон. – Просто… Просто… Блядь…
Отнимая руки, пытается отстраниться. Я не даю. Для самой себя неожиданно ловлю ладонями Данино лицо и выпаливаю всполошенным шепотом:
– А тебе со мной понравилось? Со мной лучше, чем с другими? Ты меня постоянно хочешь? Меня?
Шатохин хмурится и замирает.
– Что за вопросы? Зачем тебе? Да и… – вначале звучит странно, почти растерянно. Но, выдержав небольшую паузу, вдруг смеется и жестко добивает: – Знаешь, пока нечего оценивать. Вот отсосешь, тогда посмотрим.
Реагирую на это пощечиной. Со всей дури обиженно заряжаю.
Даня, естественно, незамедлительно свирепеет. Дернув меня за руки, чудом кости мне не ломает. Как-то очень грубо дергает на себя и скручивает, практически обездвиживая.
– Если бы не мама Таня, ты бы уже была на заднем сиденье с красной задницей!
– Что ты прицепился к моей заднице, извращенец?! – толкаю в ответ вроде как сердито.
На самом же деле едва дышу.
Кажется, что сердце размножилось на тысячи клонов и, заняв доступную моему организму площадь, колотится теперь на разрыв в каждом квадратном сантиметре.
– Извращенец, да, – припечатывает Даня, упорно пробиваясь своим порочным голосом сквозь толщу растущего внутри меня хаоса. – Прицепился, потому что ее я тоже оприходую. Я буду везде, Динь-Динь.
– Замолчи… – единственное, что мне удается выпалить, настолько поражена очередным заявлением.
Шатохин же вдруг разражается хохотом.
– Марина, блядь… – стонет между смехом. – Прозвучало равнозначно: «Приступай».
Ничего не могу поделать, он меня волнует. Я вся дрожу. И как плотно ни смыкаю бедра, промежность пульсирует и наливается жаром.
– Даня… – интонациями призываю его тормознуть этот беспредел, потому как сама уже не справляюсь.
Но он… Давит мне на затылок, пока не касаемся лбами.
– Маринка… – выдыхает как-то непонятно.
– Все слишком стремительно, Дань, – тараторю я сбивчиво. – Чересчур быстро продвигаемся! А в «шесть»… – упоминаю свой лист задач и задыхаюсь. – В «шесть» там уже все!
– Что за «шесть»? Что там?
– Не скажу!
Пытаюсь увернуться, только он не пускает.
– Скажи!
– Нет!
– Скажи мне!
– Нет, нет, нет… Ни за что не признаюсь! Рано! Это все испортит!
– Марина…
– Будет у нас сейчас «пять», «пять а», «пять б», «пять в»… Потому что ты не справляешься!
Даня на это заявление реагирует вполне ожидаемо. Он разъяряется.
– Я не справляюсь?! – выдает агрессивно.
– Ну, или я…
– Марина, блядь… Что хоть за «пять»? Марина?!
– Ты же придешь на папин юбилей? – закидываю очередной крючок. – Там и узнаешь!
Шатохин стискивает челюсти. Бурно вздыхает через нос. Пока я отстраняюсь, никак не препятствует. Только из-подо лба наблюдает.
Уже хватаюсь за ремень, когда вдруг дергает обратно. Вжимаясь мне в лоб, жестко требует:
– Скажи хоть, как назвала свой тумблерок.
– Какой тумблерок?
– Который клиторок.
– Боже, Даня…
– Говори.
И мне приходится признаться.
Смущаюсь до ужаса, но приникаю губами к его уху и делюсь сокровенной информацией. А он… Отсмеявшись, Даня хладнокровно обрушивает на нас страшное обещание:
– Дойдем до шестого пункта, и все. «Седьмой» для меня – перебор. Да, было бы круто… Но… Ты, короче, не слушай, что я говорю. Не буду я тебя трахать. Блядь, конечно, не буду, Марин! Никуда, Марин!
Припечатывает
