Запрет на тебя - Елена Тодорова
Даня наклоняется медленно. Гипнотизируя взглядом, приближается к моим губам крайне неторопливо. Играет со мной, а я сдержать рваный вздох не могу. Он его ловит и плавно прижимается к моему рту.
Сладкая, нежная и короткая ласка.
Разрыв. Снова глаза в глаза. Дурман в них. Череда моих отрывистых вздохов.
Контакт. Пламенный захват губ. Острые судороги по телу. В венах вязкий сироп.
Разрыв. Временная слепота. Искры, что ее прорезают. Затягивающая бездна расширяющихся зрачков.
Контакт. Дыхание жаркими толчками. Рот в рот. Язык к языку до первого удара тока.
Разрыв. Черные диски вместо любимых синих глаз. Загнанное и срывающееся дыхание – двусторонне. Грохот сердец во всеуслышанье.
Контакт. Срыв. Со всей дурью сливаемся. Даня отпускает мои руки, я его крепко обнимаю. Целуемся, целуемся… Землю с гулом шатает. Мы разорваться уже не можем. Прижимаемся. Двигаемся. Он направляет, создавая нужное трение моей изнывающей плоти о свой совершенный раскаленный член.
Пару секунд спустя уже мелко и выразительно дрожать начинаю. Бьет и бьет эта энергия, неизбежно приближая меня к желанному пику наслаждения. Постанываю, целую жадно, дергаюсь отрывистее, дико плавлюсь в Даниных руках и, наконец, взрываюсь от мощнейшего разряда удовольствия.
Он, естественно, все чувствует. Когда меня парализует вспышками, продолжает движения между моих половых губ сам. И целовать до последнего не прекращает. Похоже, то, что я кончаю, дарит и ему какое-то наслаждение. Он стонет вместе со мной и вместе со мной содрогается.
– Растеклась, Чаруша, – шепчет чуть позже на ухо. Слышу, что улыбается. Но и дыхание у него тоже срывается. – Горячая моя… Огненная девочка… – бархат голоса разливается внутри меня патокой.
Я смущаюсь, но сил как-то возражать и упираться нет. Тем более, когда Шатохин так нежно обнимает, бережно прижимает к себе и медленно несет меня к берегу. В груди плещется тихое счастье. Я даже сама глажу Даню, улыбаюсь и оставляю смазанные закрытые поцелуи на его шее.
Но едва я оказываюсь на своих ногах, Шатохин меня, конечно же, приземляет.
– Не спеши одеваться, – выдает, поймав за руку. Притягивая ее к своему члену, заставляет обхватить. Он даже после моря разбухший, каменный и очень горячий. По гримасе кажется, что мое прикосновение причиняет боль, но, тем не менее, отдернуть руку Даня не позволяет. – Давай, помоги мне.
– Нет… Нет… Я не умею… И вообще!
– Че ты сычишь сразу?
– Я не сычу. Я задыхаюсь! Прямо сейчас мне плохо! Пусти, Дань… Даня… – безуспешно дергаю руку.
– Ну, не будь же ты такой сучкой, Динь-Динь, – рычит он. – Хочешь, чтобы я сдох?
– Мне-то что?.. – договорить не успеваю. Даня лупит меня, совсем как утром, свободной рукой по ягодице. – Не шлепай меня, придурок!
– Хочу и буду шлепать. А потом трахать, глядя на твою красную задницу. Представляешь, в какой позе?
– Маньяк! Ненормальный! Озабоченный… – выдаю, задыхаясь.
Шатохин же вдруг позволяет отдернуть руку и просто обнимает меня. Прижимается губами к моему уху, будто пламенем надсадно дышит.
– Пососи мне, Маринка, м?
Глаза в глаза. Левая бровь вопросительно вверх, взгляд блядский… А мне и без этого его взгляда кажется, что я проваливаюсь в зыбучие пески. Просто все сразу внутри сотрясает.
– Даже не мечтай о таком… – выпаливаю оскорбленно и трескаю его ладонью по щеке. – Козлина!
– Да что такого, блядь? – бесится Даня. – Все сосут! И ты будешь!
– Не буду, конечно! – ору, наплевав на осторожность.
– Конечно, будешь!
– Пошел ты!!! Достал уже! Достал!
– А ты меня не достала, как думаешь, м? – взрывается он. – Сама зовешь, провоцируешь, всячески дразнишь, кончаешь и убегаешь. Это, блядь, нормально?!
Понимаю, как это выглядит. Мне стыдно. И совестно. Но то, что просит, выполнить пока не готова. Стоит лишь представить, дурно становится.
– Я просто устала, Дань… И домой пора… – пытаюсь сгладить свой отказ. – Давай, как-то в другой раз. Обещаю! Пусти. Ну, пусти же, а то меня накажут, Дань…
– Я тебя сам сейчас накажу, – рычит он и кусает мой подбородок.
– Ну, Дань… Данечка… – шепчу виновато, а у самой сердце вот-вот совершит последний удар. – Я обещаю вернуть все долги. Обещаю, Дань… Пусти, пожалуйста…
И он отпускает.
Дрожа от волнения, быстро подбираю платье. Не вслушиваясь в приглушенную брань, натягиваю его на себя, толком не отряхнув от песка. Когда же бросаюсь к дому, краем глаза замечаю, что Шатохин поворачивает обратно к морю.
13
Я бы так никогда не сказала…
© Марина Чарушина
– Да, блин! – срываюсь после очередной неудачной поддержки. – Это не дело, Эдь, – раздраженно толкаю его в грудь. Бедняга взмок от усилий, но результата ноль. – Так не пойдет, Эдь!
– Как именно? – выдыхает устало.
– Вот так!!! – распаляюсь, тыча в него обвинительно пальцем. – Я с этим на сцену не выйду! Это просто дно какое-то, а не танец! Разве ты сам не понимаешь, что нужно выше?!
– Не получается выше!
– Так старайся лучше!
– Я стараюсь!
– Значит, недостаточно, Эдь! Что-то с тобой не то… Что-то не то… Что с тобой происходит? Почему у нас перестало получаться? Почему ты вдруг перестал мне подходить? – вываливаю скопище вопросов, которые вторую неделю взрывают мне мозг.
Мокрый Эдик принимает насыщенно-бордовый аварийный окрас. Роняет челюсть, подбирает, обиженно поджимает губы, а потом с теми же истеричными воплями, что и я, отражает атаку:
– Со мной не так? Со мной? Это с тобой что не так?! Ты… Ты… Ты постоянно недовольна! Постоянно психуешь! Постоянно орешь!
– Я не ору просто так… – слабо оправдываюсь.
Ведь Эдик прав. Я все время на нервах, ничего не могу с этим поделать.
– Орешь, Рин... А еще давишь на меня…
– Ну, прости… – сдаюсь, заметив в его глазах блеск слез. – Наверное, это усталость… И злость, разумеется…
А еще тоска и обида, которые рвут мне душу, когда Шатохин пропадает.
Вот чем он без меня занимается?! Ха! Уверена, без меня его жизнь ужасно скучная!
– Правда, прости, Эдь... – тянусь, чтобы обнять. Пахнет он, конечно… Невольно морщусь. – Я расстраиваюсь, что не получается так, как нужно. А времени до
