Вэл Корбетт - На первой полосе
Их кумиром была Катарина Уайтхорн, ветеран журналистики, из книги которой «Пособие для неряхи», опубликованной в самом начале ее творческой карьеры, они брали ценные советы. Например, как с помощью черного фломастера маскировать дырки на черных колготках, или бросить подушку в дверь, если тебе лень подойти и закрыть ее.
Им никогда не было скучно вместе. С самого начала они почувствовали симпатию друг к другу, хотя приехали из разных уголков мира и получили разное воспитание.
Крик Джоанны, раздавшийся среди ночи, поверг ее подруг в шок.
…Это началось на квартире акушерки-голландки, приспособленной под клинику и куда Джоанна с подругами приехала с твердым решением сделать аборт.
По ужасному стечению обстоятельств мужская сперма встретилась с женской яйцеклеткой на пятый день после того, как у Джоанны прошли месячные. Джоанна не вступала в интимную близость с мужчиной в течение десяти месяцев с того времени как прибыла на Майорку. Эдуардо смог доказать своей жене, что ему можно доверять. Он и Джоанна заигрывали друг с другом много месяцев, но у нее не было намерения повторить судьбу своей предшественницы, которую сеньора Гонсалес выставила за дверь из-за того, что та была в слишком близких отношениях с шефом. В любом случае, Джоанна еще очень переживала по поводу своего неудачного брака с Нейлом.
Вопреки наилучшим намерениям, Джоанна уступила Эдуардо в тот день, когда получила бумаги, подтверждающие, что брак с Нейлом расторгнут.
Она была в редакции, и Эдуардо, видя как она расстроена, уговорил ее сходить в один небольшой ресторанчик на побережье.
Через два часа, после того как они выпили две бутылки «Сангрии», она согласилась поехать с Эдуардо на вершину горы и посмотреть оттуда на залив. В автомобиле он обнял ее и стал утешать. Она успокоилась, и даже отметила про себя, что он пользуется хорошим одеколоном.
В своих мечтах они уже давно обладали друг другом, но для Джоанны реальность не стала лучше фантазии, просто ей требовалось утешение.
Через несколько дней она пришла в чувство, и прервала эту любовную связь. Потом прекратились месячные.
В католической Испании аборты запрещены законом, и сделать аборт можно только нелегально. Ту голландскую акушерку нашел Эдуардо, на что ему понадобилось более недели. Она помогала женщинам избавиться от нежелательной беременности за скромную плату, а если у кого не было денег, то и бесплатно. Но ее методы были самыми быстрыми и примитивными. Акушерка сразу дала понять, что не любит долго возиться с пациентками, даже если могут быть осложнения. Местным врачам иногда приходилось сталкиваться с последствиями ее работы, но в большинстве случаев они не обращались в полицию. Бедные женщины и так уже достаточно настрадались.
Комната, в которой оказалась Джоанна, была очень маленькой и лишенной всякой мебели. Посередине, на полу, лежал грязный матрас. Правда, кроме него, Катя и Лиз заметили в углу стопку чистых простыней.
Акушерка торопилась. Ее помощница встала на страже у двери вместе с Катей и Лиз, на случай, если вдруг нагрянет кто-то посторонний или, что еще хуже, полиция.
Женщина постелила серое шерстяное одеяло, на которое поставила банку с карболовой кислотой, кусок резиновой трубки и другие допотопные инструменты.
Почему нужно терпеть такие страдания, думала Джоанна, из-за нескольких минут интимной близости, которые даже не принесли ей эмоционального спокойствия.
— Обычно это не больно, но ты приготовься потерпеть — слишком маленький срок и у тебя это первый аборт. У тебя ведь это в первый раз? — спросила акушерка на превосходном английском.
Джоанна кивнула.
— И в последний.
— Конечно, конечно, — откликнулась акушерка.
За дверью санитарка сказала Кате и Лиз:
— Не забудьте сегодня вечером положить ей на матрас клеенку. Если температура поднимется выше тридцати восьми градусов, дадите ей вот эти антибиотики. Если через пару часов температура не спадет, то сразу же вызывайте врача.
Подруги Джоанны знали, чего ей стоило решиться на аборт.
К тому времени, как санитарка закончила разговор, акушерка ввела карболку в матку Джоанны. Под ее действием у женщины начинаются родовые схватки, мышцы матки сокращаются и утробный плод исторгается.
Схватки начались через два часа. Джоанна громко стонала. Катя и Лиз постоянно ходили из комнаты в ванну, прикладывая Джоанне ледяные компрессы и пытаясь ее успокоить. Похоже, ничего не помогало.
Схватки были такими же сильными, как при обычных родах, и причиняли ужасную боль, только на свет не появился малыш, при радости от рождения которого матери забывают про родовые муки. Эти мучения — единственная причина того, что мир не населен одними детьми, как скажет потом Джоанна.
Но никакого малыша не было, чтобы можно было забыть про страданье и боль. Она никогда не сможет забыть этот урок. И никогда больше не сможет работать у Эдуардо Гонсалеса. Единственным утешением для Джоанны могло служить то, что после этого мрачного эпизода ее дружба с Катей и Лиз стала еще крепче. И когда Джоанна сказала, что ей снова хочется попытать счастья в британской прессе, теперь уже с членским билетом Национального Союза Журналистов, получить который ей помогла Лиз, подруги решили к ней присоединиться.
Лиз с восторгом поддержала ее идею. Катя, устав от моря, солнца к особенно от секса без любви, тоже согласилась покинуть остров. Они заявили ошеломленному сеньору Гонсалесу о своем уходе и дали ему месяц на то, чтобы он нашел себе других сотрудников.
Лондон встретил их серым пасмурным днем. Закутавшись в плащи, они спрашивали себя, такая ли уж это была хорошая мысль — вновь возвратиться сюда. Но когда такси довезло их до Флит-стрит, к ним снова вернулось радостное настроение. Они снова оказались в своем мире.
Глава четвертая
Сидя за своим столом, Джоанна и Лиз наблюдали за Катей. Вероятно, даже наверняка, по ее взгляду можно будет угадать, кто же этот загадочный любовник. Их интерес на девяносто процентов был вызван любопытством и на десять процентов — переживанием за Катю.
— Она продолжает смотреть на главный стол, — сказала Лиз. — Я не могу поверить, что это кто-то из их числа; они все либо женаты, либо с какими-то отклонениями.
— Может быть, это Дики?
— Не смеши. Он и Шейла сейчас без ума друг от друга. Не беспокойся, скоро мы узнаем. Ей никогда не удавалось держать от нас что-нибудь в тайне.
Журналист, сидевший слева от Лиз, весь обратился в слух.
— О чем это вы говорите? — спросил он.
Тони Бернс снова встретился на их пути, когда Лиз стала журналистом «Санди кроникл», три года назад.
— Так, ни о чем, — сухо ответила Лиз. — Ни о чем таком, что тебе могло бы быть интересно.
Он сейчас был совершенно не похож на того мужчину, с которым она познакомилась много лет назад на Майорке.
Тони, теперь помощник редактора отдела новостей, почти всю жизнь проработал в «Кроникл». Он был признанный авторитет в области знакомств, политики, игры в гольф, развлечений и выпивки в мужской компании, которые так популярны на Флит-стрит. У него была слава человека, который может все организовать. Что касается его внешнего вида — он поборол свою склонность к полноте, через день посещал спортивный зал и тратил деньги на парикмахеров, портных, регулярный массаж и иногда даже на маникюр.
Когда Лиз первый раз с ним встретилась после возвращения с Майорки, он был настроен достаточно дружелюбно и использовал свои связи, чтобы ее взяли в «Дейли мейл». Потом он искренне радовался, когда она стала работать в «Санди кроникл» рядовым журналистом. Но когда она обогнала его в продвижении по служебной лестнице, он озлобился на нее.
Поработав с ним подольше, Лиз полностью изменила свое первоначальное мнение о нем. Тони Бернс видел в ней своего конкурента и относился к ней враждебно. Это не соответствовало тому образу, который остался у нее в памяти со времени их встречи на Майорке. Но Лиз его уважала по одной причине: он, по крайней мере, воспринимал ее серьезно, в отличие от редактора, который сделал ее своим заместителем главным образом потому, что не мог себе представить, что женщина может бросить вызов мужчине, когда речь вдет о высших должностях и поэтому не видел в ней конкурента.
Лиз начала привыкать к тому, что будучи помощником редактора и ответственным за большие статьи, Тони вел грязную игру и старался ей насолить как только мог. Он не задумывался о честности. Если находилось что-нибудь такое, что могло быть использовано против нее, он тут же пускал это в ход. Эта мышиная возня, как говорили об этом в редакции, доставляла ей большие неприятности, а с того времени как она восемнадцать месяцев назад стала заместителем главного редактора, и Тони оказался рангом ниже ее, дело стало еще хуже.